Николай СТАРОДЫМОВ. «НЕ РАССКАЗЫВАЙ МНЕ СТРАШНОГО!..». Записки о войне влюблённого ветерана зрелого возраста

 

Николай СТАРОДЫМОВ

«НЕ РАССКАЗЫВАЙ МНЕ СТРАШНОГО!..»

Записки о войне влюблённого ветерана зрелого возраста

 

Пролог

 

Впрочем, о войне я расскажу позже.

А пока – о любви!

Какую же чушь воркуют влюблённые друг другу в момент, так сказать, интимной близости!

Особенно когда оплаченного времени остаётся всё меньше.

Слова струятся, шелестят, стекая с губ, вливаясь в ушки Любимой…

И не только в ушки…

И не имеет значения, какие это слова, какие глупости, какие нежности… В этот миг сливаются тела, а общаются души… А душам не нужны слова – у них свой язык общения…

Запиши эти речи, что вышёптываются в мгновения страсти, – и читать неловко: слова, которые в упоении лаской прошелестел Любимой, нелепы в письменном изложении!

А потом и вовсе захлёстывает волна, и словно исчезает белый свет, и вовсе уж не понимаешь, что говоришь, а может и слов у тебя уже нет… Только клокочет в душе любовь, и нежность, и благодарность, и страсть… И ещё много чего, что ощущает в эти мгновения каждый влюблённый, но определений чему ещё не придумано… Да и не придумают никогда…

Да и зачем?

Всё ли можно передать словами?.. То-то ж…

И вот вскипает всё внутри, и больше не контролируешь себя, и улетаешь куда-то в эфемерную страну блаженства, как будто тебя больше нет здесь, в этой постели, однако невероятным образом ощущаешь, что ты всё же здесь, и извергаешься сладостными толчками…

И стонет тело, и поёт душа…

В этот миг исчезает время, его больше нет. Потому что по часам длится оно мгновение, а по ощущениям – долго…

Долго, но не бесконечно.

И вот ощущаешь себя шариком, из которого истекает воздух, и который сдувается, сдувается…

Чувствуешь, как судорожно колотится о грудную клетку сердце – истрёпанное жизнью и войнами, с увеличенным левым предсердием и утолщённой задней стенкой, как невесть откуда рисует перед внутренним взором непонятные видения клятая гипертония… Оползаешь на подушку, в очередной раз осознав вдруг, что тебе уже много-много лет, и сколько всего пережито…

Любовь и война – они почему-то слишком часто оказываются рядом. Даже если разнесены во времени, как вот у меня. Война у меня в прошлом. Любовь в настоящем… А что в будущем?..

И проступают из только что захлестнувшего всё и вся, а теперь рассеивающегося забытья крашенные неоштукатуренные кирпичи стен, гнутые пластинчатые жалюзи на окнах, погашенная люстра, пикантные картинки по стенам, широкая кровать со смятой постелью… Начинаешь слышать и едва доносящийся издалека перезвон расположенной поблизости церкви, и истомные вздохи за перегородкой, на звукоизоляцию которой хозяева пожмотились…

Сначала их, эти звуки, просто невольно фиксируешь. Постепенно начинаешь досадовать – перезвон вкрадчиво напоминает о греховности происходящего; продолжающиеся и продолжающиеся интимные стоны за стеной язвительно извещают, что там пик страсти ещё не достигнут – в отличие от тебя, у мужчины в соседней комнате потенциал ещё не иссяк.

Ждёшь, пока успокоится сердце… Сладкая истома… Вновь и вновь всплывает в сознании, что тебе уже не двадцать… И даже не сорок…

Обнимаешь Любимую… Она с нежной податливостью прижимается, озабоченно прислушивается к твоей тахикардии – беспокоится!

…Любовь украдкой.

Церковь говорит, что она грешна. Классическая мораль осуждает. Обыватель завистливо видит в ней только похоть и разврат.

Но может ли быть настоящая любовь грешной, осуждаемой, похотливой?.. В любви нет разврата – в ней всё допустимо.

Если это настоящая любовь!

- О чём молчишь, милый?..

- О любви.

Счастливый тихий смех.

- О любви не молчать, а мне говорить нужно!..

Снова нежный шёпоток.

Оплаченного времени ещё с полчаса…

 

***

Потом идём, взявшись за руки. По Арбату. Каждый человек, будучи в Москве, хоть имея здесь постоянную прописку, хоть оказавшись проездом на полдня, обязательно пройдётся по этой улице. Побывать в Москве и не пройтись по Арбату, это всё равно что не увидеть в Париже творение Эйфеля или в Лондоне не сверить хронометр по Большому Бену… Короче: такого просто не может статься!

Здесь всегда многолюдно.

Великолепным перебором играет на гитаре о двух грифах колоритной внешности исполнитель в широкополой шляпе. Расположившиеся длинной вереницей художники что-то рисуют – кто портрет присевшего напротив клиента, а кто просто так, наброски для заманухи. Молодые ребята вытворяют нечто невероятно ловкое со стеклянными шарами – те, подобно ожившим каплям хрустально-прозрачной воды, послушно перетекают в их ловких руках… Другие, тоже молодые, крутятся на плечах и головах на лежащем на мостовой листе пластика – и немыслимые выкрутасы, что они легко, словно играючи, вытворяют, даже не знаешь как назвать, уж не танцем, так это точно, равно как и не гимнастикой.

Впереди неумело поёт проходящим некрасивая девушка – жалко её: и что некрасивая, и что петь не умеет…

Сыплю в стоящую перед ней коробочку мелочь. Оглядываюсь в любимые глаза. Они смеются – и без слов понятно, что эта щедрость с моей стороны лишь поддержка неудачницы.

А дальше уже навязывают сфотографироваться с голубями, выкрашенными в розовый и голубой цвета. У памятника Окуджаве (мне памятник не нравится) юноша что-то читает – стихи свои, наверное. У памятника Пушкину и Наталье Николаевне (совсем другое дело) фотографируются – японцы или корейцы, а то китайцы, кто ж их, право, по разрезу глаз разберёт…

Вдруг ни с того ни с сего вспомнилась полученная на неком мероприятии от одного китайца визитная карточка. Текст состоял из немыслимой мешанины латинских и кириллических букв. Смешно… Как мы не в силах различить японские иероглифы и, скажем, корейские, так и для представителей этих народов европейские алфавиты одинаковы.

…Любимая высвобождает ладошку, тянет в сторону, привычно юркает мне за спину. Впереди телекамера – снимают опять какой-то сюжет для «зомбоящика». И в самом деле – зачем в кадр попадать?.. Обходим сектор, могущий оказаться в объективе, стороной.

Справа – Украинский дом.

Мысль легко соскальзывает в политику. В противостояние двух народов – единого, но разных. История развития нашего противостояния – нагляднейший пример того, насколько легко и просто создать образ врага. Даже из вчерашнего друга! Или всё же не были мы на самом деле друзьями?..

Были! Были!!!

В 92-м году, помнится, в военной академии, в которой учился, разговор зашёл… Впрочем, о развале страны тогда разговор не заходил – он только иногда прерывался. Кто-то из сокурсников высказался: ну как это мы – русские и украинцы – будем стрелять друг в друга! Тогда это казалось немыслимым.

А сейчас стреляем – только кровавые брызги летят!

…Любимая легко тянет за руку:

- Что, уже отошёл?..

Не отвечаю, смеюсь, нежно сжимаю её пальчики.

Это у нас что-то вроде игры такой. Она старается уловить момент, когда эйфория свидания отпустит окончательно, и я вернусь в реальный мир. Эти два мира у меня совсем разные. В одном – Она и всё, связанное с ней, в то недолгое время, пока мы вместе, и отгорожены от всего внешнего коконом наших чувств. В другом – современный мир, в котором мне неуютно, в котором столько проблем, в котором всё неопределённо, будущее которого прочно затянуто непроглядной пеленой мрачного тумана.

После свидания некоторое время я остаюсь душой в прекрасном мире. А потом в какой-то миг его оболочка исчезает, я иной раз даже вроде как слышу треск, с которой она рвётся…

 

 

Тетрадка первая

 

Старость подкрадывается к человеку постепенно, как-то исподволь, незаметно. И обрушивается внезапно.

Душой ещё молод. Хорохоришься. Да и силёнка пока остаётся в руках…

А уж мечты какие, сколько приятностей от будущего ждёшь! Будто доподлинно знаешь, где плантация молодильных яблочек произрастает, или котёл с волшебным зельем для тебя заготовлен, в который только нырнуть – и станешь снова вьюношем… Или мечтается об аппарате фантастическом – не то читал о таком, не то некогда самолично выдумал его: чтобы, значит, лежишь, а по внутренним органам твоим словно лучик тоненький бежит, и где находит неисправность, искры сыплются, будто от сварки, – это тот лучик неполадки изношенного организма устраняет…

Посмеиваешься над собой, понимаешь, что мечты нелепы, а только ведь хочется же, чтобы вдруг сама собой сбросилась парочка десятилетий возраста, чтобы живот вернулся к сорокалетнему размеру, чтобы тестостерон в крови взбурлил, как встарь, и чтобы вернулись времена, когда не знал слов «мерцающая аритмия» или «кардиомагнил» с «бисопрололом»…

Дядя как-то обронил: мол, рановато ты, племяш, на сердечные таблетки подсел! Реплика цепляет. Что и говорить, я и сам понимаю, что рановато, в общем-то. А с другой стороны – сколько моих ровесников уже в таковых и вовсе не нуждается (пухом им земля и добрая память!). Не за горами уж и возраст, когда мой папа ушёл в мир иной, не выдержав тяжести обрушившегося мира, в котором он жил, которому служил и который оказался столь хрупким…

Отвечаю дядьке: мол, в чём-то и неправ я оказался в прожитой жизни, подсадил сердечко какими излишествами, не без того, конечно, кто бы спорил, молодость – она о старости не считает нужным позаботится, куролесит на полную катушку… Только вряд ли я в своей жизни допускал нагрузку на сердце больше, чем значительная часть моих сверстников.

Опять же, человеку не дано знать, сколько ему жизни впереди отпущено. Так чего ж её беречь на будущее, коль оно непроглядно?..

Хотя и не могу сказать о себе, что слишком уж транжирил своё здоровье. Как ни говори, в армии служил, а не прожигал жизнь. Армия – такая форма бытия, что в ней не особо забалуешь.

Да только ведь и потрепала меня судьба, продолжил я, отвечая дядьке на его реплику, одних мёртвых сколько довелось повидать!..

Так все мы отца-мать хоронили! – не понял дядя.

Ещё больше кольнула эта реплика – не о том ведь я.

А с другой стороны – каждый из нас много ли знает о жизни другого: пусть по родству и ближнего своего, да только жизнь которого протекала где-то далеко?!. Что знает о том, сколько мне довелось пережить, тот же самый дядя – который очень любит говорить, но не слишком-то умеет слушать, который самоуглублён в свои заботы и не особо вникает в проблемы других?..

И дело даже не в данном конкретном родиче. Взять любого человека… Каждый ведь чужую судьбу измеряет по собственной шкале, в основе которой лежит, опять же, жизнь собственная.

Мысль в голове человека нередко скачет без какого-то видимого порядка. Вспомнив о давешнем разговоре с дядей, я вдруг со всей ясностью представил себе самого первого паренька, убитого почти на моих глазах. Именно почти – если бы на моих, то и не писал бы я сейчас этих строк, обоих бы тем взрывом накрыло.

Тогда я отошёл от него на два шага. Два шага… Что такое два шага?.. А оказалось – на целую Вечность!

…Как-то я услышал фразу, которая очень подходит к подобным вот непоняткам между людьми, прожившими (а точнее проживавшими) жизнь в одной как будто стране, да в разных измерениях. На некой ветеранской встрече кто-то из зрителей, сидевших поблизости от меня, пренебрежительно обронил соседу: мол, послушать этих вояк – так каждый такой герой!.. И дальше: слишком, мол, ветераны своим военным прошлым кичатся.

Ну, может, кто и кичится, не без этого. Только лично я после той услышанной фразы стараюсь по возможности пореже рассказывать о пережитом на своих войнах. Особенно посторонним. Это для меня те воспоминания – часть жизни. А для зрителей – всего лишь рассказ постороннего о делах давно забытых дней. Для меня – незабываемая картинка в памяти, для него – колебания воздуха.

Воспоминания слушать интересно, когда рассказчик умелый. А если так себе, то о каких бы захватывающих приключениях ни шла речь, зритель непременно отвлечётся, заскучает и достанет свой гаджет.

Потому рассказывать я стараюсь поменьше. Разве что среди своих, среди людей, которым, по моему представлению, такие воспоминания станут интересны. Могут оказаться интересны.

Например, Любимой.

- Только страшного не рассказывай! – просит она.

Не буду, солнышко, не буду…

Она у меня очень впечатлительная, всё принимает близко к сердечку, переживает услышанное.

Да только разве бывает война без страшного?..

Правда, и страшное на войне тоже разное. Одно дело – просто серые будни войны, иногда раскрашенные кровавым… Звучит кощунственно, конечно, но воевавший меня поймёт. А есть и вовсе уж кошмарные случаи, о которых и самому вспомнить жутко, не то что кому-то рассказывать.

…Веришь ли ты, читатель, что иногда человек получает некий импульс – сигнал из ближайшего, стремительно накатывающегося будущего?.. Словно предощущение некого события, которое вот-вот должно произойти, оно уже неизбежно, но пока не наступило… Как правило, о хорошем такие сигналы из будущего извещают реже, чем о трагическом или просто неприятном.

Этакий сигнал-предостережение из грядущего!

На войне умеющие уловить такой сигнал из ближайшего будущего имеют на один шанс больше выжить, уцелеть в самой неожиданно разразившейся ситуации. Наверное, многие ветераны со мной согласятся.

 

В тот далёкий уже тёплый осенний день 1985 года под Гератом я испытал нечто из этой серии.

Сгущались сумерки. В горах или в пустыне переход от дневного света к ночной тьме происходит стремительно. И мы знали, что вот-вот солнышко спрячется за горизонт – и словно выключится освещение.

Итак, исходная обстановка. Последние минуты уходящего дня. Южнее тянулись не очень высокие в тех краях горы. На голой равнине оказалась одинокая глинобитная постройка. Мы стояли у входа в неё и разговаривали. Мы – это я, то есть военный журналист, приехавший в зону боевых действий с редакционным заданием, человек пять офицеров третьего батальона 101-го полка, да солдат-часовой, даже лица которого я не запомнил – далеко не всегда обращаешь внимание на людей, просто случайно оказавшихся рядом. Мы о чём-то беседовали, скорее всего, о событиях завершающегося боевого дня.

И вот тут… Вот тут-то меня изнутри словно что-то толкнуло. Легонько так, мягонько… Но ощутимо.

Невесть почему я вдруг оглянулся на темневшие неподалёку горы. И подумал: а не слишком ли мы беспечно-близко от них расположились?.. Там, в горах, обосновались душманы, мы это знали, однако исходили из того, что подставляться, вмешиваться в происходящее на равнине они не станут. Слишком крупные силы шурави тут сосредоточились – так чего ж, как говорится, гусей дразнить…

Оно, понятно, в домишке, пусть и нищем, всё же уютнее, чем в чистом поле, потому мы в нём и обосновались… И всё же… Слишком близко от гор расположен этот домишко, осознал вдруг я, слишком близко!

Осознал, но собеседникам не сказал ничего. Кто я?.. Ни разу до того не бывавший в боях журналист, впервые приехавший к пропахшим порохом матёрым волкам, за спиной у каждого сколько-то боевых выходов. Вправе ли я им что советовать?..

Теперь-то я понимаю, что, наверное, в этот миг оттуда и прилетел с гор мистический флюид опасности, и моя душа его, этот флюид, уловила. Наверное, душманский наводчик в этот миг как раз поймал в перекрестие прицела нас, ещё различимых в прощальных лучах заходящего солнца.

Я вдруг словно от внутреннего толчка осознал опасность. Но сказать об этом постеснялся. Представил себе снисходительные ухмылки на лицах моих собеседников: мол, сдрейфил журналист, на воду дует, не успев ещё обжечься на молоке, великого стратега из себя возомнил…

В общем, промолчал.

Однако в воображении нарисовалась картинка (хотя вполне допускаю, что это я позднее её допридумал, да со временем уверовал, что увидел её тогда): бородатый дядька в чалме и нелепых на европейский взгляд шароварах отрывается от окуляра и недобро ухмыляется. Отдаёт команду такому же бородачу, который с готовностью выхватывает из ящика тяжёлую чушку мины – её тонкую дырчатую талию над лопатками стабилизатора охватывает матерчатая колбаска с пороховым дополнительным зарядом… Они очень нелепо смотрятся рядом: карикатурно похожие на дехкан дядьки – и современный миномёт.

…Плащ-палатка, которой завешен дверной проём, возле которого мы стоим, с шелестом сморщивается в сторону. Изнутри вырывается свет лампы, ещё не слишком заметный в стремительно растворяющихся сумерках.

- Ну, где вы там вошкаетесь? – досадливо зовёт командир батальона. – Ужин стынет же!..

Из помещения и в самом деле сочится аппетитный аромат тушёнки, разжаренной с луком.

…Второй бородач рывком вскидывает мину выше и подносит снаряд к жерлу торчащего под острым углом в небо ствола. На мгновение замирает, коротко шепчет что-то.

Не этот ли скороговоркой прочитанный моджахедом айят уберёг нас?..

… - Сейчас идём…

На землю сыплются светлячки окурков. По очереди протискиваемся в низкую дверь.

…Мина стабилизатором вниз проскальзывает в ствол.

Наводчик в окуляр сквозь сгущающиеся сумерки, наверное, успел разглядеть, как шурави один за другим исчезают в домишке.

- О, шайтан! – ругается он.

Впрочем, кто его знает, как на самом деле ругались моджахеды, когда видели, что потенциальные жертвы ускользали, но поделать с этим ничего не могли… Мы ж только по кино судим…

А мы уже внутри.

Нигде настолько многое не зависит от мгновения, как на войне. Сделал ты шаг или приостановился, дунул в лопатку рассекающего в полёте воздух стабилизатора нежданный порыв бокового ветра или брызнул в окуляр прицела солнечный лучик, замешкался в надёжном, но сковывающем движения бронежилете, или успел спрыгнуть под дувал… А в результате – пуля либо попадёт в цель, либо просвистит рядом, либо срикошетит от брони, причём, неведомо куда, быть может и в того расторопного, который успел спрыгнуть, но до того поленился надеть стальную кирасу…

Никому неведомо, что на войне тебя ожидает в следующее мгновение! Или от чего то же мгновение тебя увело.

Мы протискивались в дверь в те мгновения, когда мина, которую душманы предназначали для нашей группы, уже сползала в канал ствола, готовая напороться капсюлем на жало ударника, и не имелось в природе силы, которая могла бы теперь её остановить.

…На меня с нескрываемым раздражением смотрит замкомполка.

- А тебе-то чего в пэпэдэ не сидится?..

Оно и в самом деле – в пункте постоянной дислокации сидеть спокойнее. Я что-то успеваю ответить о том, что журналисту отсиживаться в тылу нехорошо, и что я о его же соратниках хочу рассказать… Или бурчу, что не его это дело – где мне находиться… Или отшучиваюсь раздражённо… Мне этот вопрос уже к тому времени задавали не раз, и он мне порядком поднадоел.

В общем, не помню, что я ответил в те последние мгновения, когда мина, с характерным свистом рассекая воздух, уже подлетала к нашему строению, а мы об этом ещё не знали.

Потому что в следующий миг она бабахнула, махом стерев из памяти всё, что я говорил. Стены дрогнули, с потолка посыпалась труха. Снаружи доносились протяжные стоны – такие пронзительные, что от них едва не физически ощущалось, насколько человеку больно.

Это был мой первый боевой выход. Я растерялся.

Это не значит, что я бы не растерялся, окажись боевой выход двадцать первым. Это просто констатация факта.

Я действительно не знал, что делать.

Небольшое помещение с обмазанными смешанной с соломой глиной стенами. Плотно завешенные дверные и оконные пустые проёмы. Трофейная лампа наполняет помещение довольно ярким светом – эти керосинки чем хороши, что они предназначены не только для освещения, но и для приготовления пищи; этакий гибрид лампы и примуса. В углу – радист со своим хозяйством. В центре – застланные солдатской плащ-палаткой составленные орудийные ящики, на этом импровизированном столе организован немудрёный, но основательный полевой ужин.

А снаружи – тишина, разрезаемая стонами раненого.

Сегодня я понимаю, что тишины тогда не было. И быть не могло. По горам, откуда прилетела мина, тут же ударила наша артиллерия. Засекли место выстрела того миномёта или просто лупили по площадям – бог весть. Отовсюду должны были нестись многочисленные голоса… Но у меня в памяти сохранилось только это сочетание: тишина и стоны.

Все, кто находился в домишке, бросились наружу. Но как-то так ловко, что давки в дверях не возникло. Третий батальон 101-го полка на боевые выходил регулярно, так что опыта офицерам не занимать.

- Ты-то куда лезешь? – всё так же досадливо обронил в мою сторону тот же подполковник. – Сиди тут!..

В общем-то, мне и в самом деле, по всем правилам следовало оставаться в относительно безопасном домишке. Вместе с радистом. В бою – у каждого свой манёвр; главная задача журналиста в подобные моменты состоит в том, чтобы не мешать людям, у которых имеются прямые обязанности.

Впрочем, не так. Главная задача журналиста заключается всё же в сборе информации. Другое дело, что эти две задачи нужно совместить: и быть в курсе, и не мешать…

К тому же мне, помимо всего прочего, хотелось ещё доказать, что я при опасности не струсил. Доказать всем – и другим, и себе.

Чтобы потом, в далёком будущем, то бишь в нынешнем настоящем, с полным на то правом считать себя по-настоящему боевым офицером.

Чтобы сейчас написать: я выбрался из домика наружу, туда, куда могла прилететь новая мина. Выбрался из домика, несмотря на то, что для этого пришлось преодолеть страх.

Так что при всех раскладах я не мог бы остаться в домишке.

Впрочем, в тот раз по нам больше не стреляли.

Раненного солдата уже укладывали на носилки. На него было жутко смотреть – осколки изувечили тело в нескольких местах…

Мудрость порой выглядит бессердечной.

У каждого военного человека на момент начала боевого столкновения имеется чёткая задача. Его задача – неукоснительно следовать диспозиции. Офицеры пробегали мимо истекавшего болью солдата – каждый должен находиться на предписанном боевым расчётом месте: при своём подразделении, со своими подчинёнными, на командном пункте… Задача очевидна – немедленно организовать отражение нападения. Задача – общая, на всех одна, тут не до персоналий. Получи ранение любой из нас – рядовой, прапорщик, офицер, хоть генерал, – невзирая на это, каждый обязан продолжать выполнять свою задачу. Раненым должен заниматься тот, кому положено! В бою – не до сантиментов!

Возле истерзанного взрывом паренька, которого уже уложили на носилки, осталось только двое – солдат-санинструктор с сумкой с нашитым красным крестом и перепачканными кровью руками, и ещё кто-то, его помощник, наверное… Ну и я, понятно…

- Потащили! – крикнул я.

А может и не я…

Мы споро шли по степи – глинистой, неровной, изрытой гусеницами, с торчащими каменюками и проволочной жёсткости колючими кустиками. Солнце уже зашло, накатилась ночь, однако какая-то светлая, наверное, светила луна, только я её не помню… Мы торопились, не могли шагами попасть в общий такт, носилки неуклюже подпрыгивали в руках, норовя вырваться из вспотевших ладоней или скинуть израненное тело.

Солдат уже не стонал… Наверное, потерял сознание окончательно. Я отчаянно надеялся, что он и в самом деле лишь потерял сознание…

Откуда-то возник фельдшер батальона – прапорщик Толик Дячук. Схватил свесившуюся с носилок и нелепо болтавшуюся руку. Приноравливаясь к нашему неуклюжему шагу, попытался нащупать пульс.

- Правее! – сказал он. – Вон туда! – показал белевшей, словно как фосфоресцировавшей ладонью…

Там в промоине притаилась «таблетка» – небольшой гусеничный бронетранспортёр, специально созданный для эвакуации раненых с поля боя. Броня у него – так себе, зато он маленький и юркий, а проходимость просто потрясающая!

…Вскоре за раненым солдатом прилетел вертолёт. Садиться «вертушке» пришлось в полной темноте, на неподготовленную площадку – для самого опытного пилота непростая задача… Но парня требовалось срочно доставить в госпиталь в Шинданд – только в этом оставалась хоть какая-то надежда на его спасение. Солдата увезли. Судьбу его дальнейшую доподлинно не знаю. Говорят, что он умер – не долетел до госпиталя. А может, и обошлось… Единственное, что запомнилось, это фамилия его – Юсупов. Или Юнусов… Кажется…

А в памяти так и осталась эта пробежка по ночной афганской степи. Как в ритм шагом не попадали. Как искалеченное тело тяжело и как-то нелепо подпрыгивало на пружинивших носилках. Как свесившаяся рука болталась, и тоже не попадала в такт движению, и почему-то очень хотелось её поправить. Растерзанное осколками обмундирование, даже во тьме набухавшее тёмным. Неестественно вывернутая нога – ступня в стоптанном, со сбитым каблуком ботинке лежала горизонтально, жутко подпрыгивала не в такт всему телу…

Всё, всё было не в такт!

Не скрою: до сей поры в душе угнездилась жуть от этого зрелища. В первую очередь от вида этого ботинка, болтавшегося настолько неестественно-произвольно относительно ноги.

…Нынче диалектика не в почёте – нынче слово «метафизика» больше в ходу. Но ведь законы диалектики моде не подчиняются, их отменить невозможно. Например, закон перехода количества в качество.

Сегодня думаю, что та ночная пробежка нанесла моему сердцу первую настолько глубокую зарубочку. Конечно, ни я, ни само сердце этого тогда не заметили. Утром меня уже захватили новые заботы. Например, тогда я попал под первый в моей жизни обстрел, и лежал под дувалом, и не мог себя заставить подняться, чувствуя, как судорожно трепещет всё то же тогда ещё не знавшее усталости сердце. А потом, ближе к вечеру, оно отчаянно сжималось от жалости, когда я бежал рядом с фельдшером Дячуком, который на руках тащил к ревущему двигателями вертолёту раненую девочку-афганку – при случае, быть может, расскажу и эту историю…

Ложились, ложились на сердечную мышцу зарубочки – новые и новые… По молодости не замечаемые – но копились, копились, чтобы вот теперь разом выставить жизни счёт!

…Ты, дядя, жизнь прожил тоже непростую. И вкалывал, и неприятности переживал, и в самом деле отца и мать похоронил, и жену тоже… И в Чернобыле в жерло пышущего радиацией реактора отвалом своего бульдозера сгребал что-то сыпучее, чтобы хоть немного пригасить пронзающие всё живое излучения… Никогда не скажу, что жизнь у тебя стлалась под ноги комфортно и гладенько.

Только не было у тебя такой вот пробежки по ночной степи с умирающим солдатом на носилках. И не лежал ты в засаде, продрогший от струящегося от скального монолита холода, когда от одного твоего слова («Огонь!» или «Пропускаем!») зависели жизнь и смерть многих людей – и об этом, возможно, расскажу со временем. И глаз молодого парня, который в реанимации пришёл в себя после наркоза и с ужасом смотрел на явственно различимые под простынкой культяпки отрезанных до колен ног, ты не видел – я тогда случайно оказался в хирургическом модуле шиндандского госпиталя, и каталку прокатили прямо передо мной… И не обжигали тебя лютой ненавистью глаза красивой чеченки, которая пыталась на машине спастись из обстреливаемого «градами» Орехово…

Посчастливилось тебе, дядя, не побывать на войне. Потому не стоило бы пенять на моё подсевшее сердце. И не только тебе, и не только в мой адрес. Человеку, которому посчастливилось не видеть войну, не понять подлинного ветерана.

Вот ведь как выходит… Мне было и есть что ответить дяде на его бестактную реплику по поводу моего подсевшего сердца. Но не стал этого делать – с годами я научился промолчать, чтобы избежать перепалки, если не уверен, что буду услышан и понят собеседником. Потому что понимаю то самое, о чём уже писал: у каждого своя жизнь, и каждый переживает в ней немало событий, навсегда запечатлевающихся не только в нашей памяти ума, но и в памяти сердца. Нет такой сравнительной шкалы, которая определила бы, чьи переживания острее. Вся разница в том, кто как их переживает. У каждого сердца имеется свой лимит нагрузок, который оно в силах использовать без каких-либо для себя последствий. Судя по всему, свой лимит я исчерпал быстрее.

Вряд ли стоит подкалывать меня по этому поводу.

 

***

Другой мой родственник как-то бросил мне в сердцах:

- Хорошо тебе – у тебя пенсия хорошая!

Хм, сегодня, быть может, и хорошо. Или точнее сказать, материально, быть может, несколько лучше, чем тебе, дружок… Но только в своё время ты в армию служить не пошёл, и на своих фронтовых дорожках я тебя не встречал…

И думаете, мне только от него доводится слышать завистливые реплики по поводу роскошной жизни ветеранов? Причём от людей, которые всю жизнь прожили в условиях куда более комфортных, чем я, кочевавший по опалённым солнцем пустыням, продуваемым ледяными ветрами горам, ползавший по простреливаемому невесть откуда полю…

Так почему же мне сегодня приходится выслушивать подобные реплики, почему приходится оправдываться?..

Думаете это не ранит?!.

Почему Любимая понимает ранимость души человека, навидавшегося насильственной смерти досыта, а родственники – нет?..

Только ли в любви тут дело?.. Наверное, не только. Дело ещё в способности её души к сопереживанию.

 

***

«Не рассказывай мне страшного!..».

Можно и не страшное… Можно и вообще не говорить о войне. И других тем для беседы с Любимой достаточно!

Да и вообще – я не из тех ветеранов, которые мыслями и чувствами своими застряли в боевом прошлом.

Ветераны подразделяются на несколько категорий. Большинство просто живёт – здесь и сейчас. Воевали?.. Да, было дело. Могут рассказать что к слову, да под рюмочку, причём, как правило, далеко не под первую. Ну, 15 февраля или, скажем, 5 мая, когда празднует свой День 5-я гвардейская дивизия, придут к памятнику павшим – нынче таковые по всей стране установлены… А в целом такие ветераны относятся к своему прошлому просто: повоевал когда-то, и ладно, а теперь работать надо, да с внуками нянчиться.

Есть те, кто поддержание памяти о войне сделал своей профессией. И нет в том ничего зазорного. Существует в стране сколько-то общественных ветеранских организаций, в них имеется бюрократический аппарат, и какое-никакое финансирование. Оно ведь и в самом деле – идеями как таковыми не прокормишься, у каждого семьи имеются…

Я сам семь лет трудился в такой организации, «Боевое братство» называется. Выпускал журнал с таким же названием. Сколько добрых и важных дел мы делали, скольким ветеранам и членам семей павших помогли!.. Ну а я, как главный редактор журнала, считал необходимым об этих добрых делах как можно подробнее рассказывать…

…Встречаются и такие ветераны, которые превратили своё прошлое в источник «выпить-закусить». Как правило, из числа военачальников. Записные ораторы, они кочуют с одной тусовки на другую, всюду выступают, льют отшлифованные многократным употреблением некогда пламенные, а теперь затрёпанные речи… Теперь глаза у них если и загораются, то только когда речь заходит о предстоящем фуршете. За их речами уже не слышится души, их самих давно не будоражит душевная боль, даже воспоминания ушли на задний план – они просто от раза к разу озвучивают постепенно сложившуюся речь…

Нет-нет, я не против фуршета, я ничего не имею против того, чтобы помянуть ушедших и «принять на грудь» за живых! Мне не нравятся те самые записные ораторы, о которых я упомянул, которые, получая приглашение на патриотическое мероприятие, интересуются, будут ли угощать. А такие есть, поверьте мне, есть; как говорится, есть и будут есть!

Но есть и ещё категория ветеранов – для которых именно война, пусть уже давно минувшая, стала определяющим явлением жизни. Они живут воспоминаниями, любой разговор непременно сворачивают к ней… Словно застряли памятью в прошлом. И они не понимают и осуждают нас, тех, кто относится к военному прошлому как к очень важной, но всё же окончательно перевёрнутой странице жизни.

Я лично не то чтобы не люблю говорить о войне, о виденном и пережитом в боевой обстановке. Просто застряли занозой те слова, о которых уже говорилось: с точки зрения обывателя, слишком спекулируют ветераны своим прошлым. Не хочу выглядеть одним из таких же.

Есть много и других тем, о которых можно поговорить.

Поговорить с Любимой, которая прижимается к плечу, рядом с которой чувствуешь себя молодым и полным сил.

Несмотря на аритмию.

 

***

Мы о многом разговариваем. И о разном.

За шесть-то лет любви!.. У нас бесконечно много тем для разговоров. Они никогда не заканчиваются. И не надоедают!

Просто данный конкретно текст – о воспоминаниях о войне. Потому я выборочно привожу фрагменты, связанные с войной. А точнее, с войнами, на которых я побывал, или о которых мне рассказывали люди, в них участвовавшие.

И которые оставляли на сердце те самые зарубки.

Хотя…

Зарубки на сердце оставляют не только войны. В мирной жизни мы столько их получаем!..

И не все – от других. В скольких сам же и повинен!..

Сердцу ведь всё равно, по большому счёту, по какой причине на него обрушивается удар, который оно не в силах выдержать без того, чтобы на нём осталась очередная зарубочка! Зарубочка, пусть и невидимая до поры до времени, которую не ощущаешь поначалу…

Не знаю, как там этот процесс выглядит с точки зрения физиологии на самом деле. Но мне представляется, что в сердечной мышце при таком вот ударе рвётся одно из волоконец. Где-то вовне происходит некое следующее событие, которое заставляет сердце заходиться в нервной тахикардии, рвётся ещё волоконце, а то и два… Пока их ещё много, целых волоконец, этого и не замечаешь… Однако потом в какой-то момент их, порвавшихся невидимых мышечных ниточек, становится слишком много… И оставшиеся начинают справляться с возросшей нагрузкой всё с большим трудом.

Так ли это на самом деле, не знаю. Да и настолько ли важно это?.. Главное, что истрепалось оно уже, сердечко моё!

…В поликлинике лежу на топчане. На левом боку. Прохожу обследование.

Некогда я написал об этой процедуре миниатюру. Чтобы не повторяться, приведу её. Хотя моя Любимая её ох как не любит!

 

Проходил эхокардиограмму. Кто испытывал эту процедуру, знает, что это довольно нейтральное мероприятие – лежишь себе на топчанчике, поворачиваешься, повинуясь велениям врача, а она поглаживает тебе в районе всё того же сердца закруглённым оголовком датчика-сканера. Сама же врач в это время на тебя не глядит, а всматривается в экран монитора, на котором вроде как совершенно независимо от тебя работает, булькая, твой персональный кровеперегонный агрегат.

В какой-то момент нужно повернуться и немного полежать, прижавшись спиной к бедру этой самой врача. Впрочем, нет, братцы, в данном случае не врача, а женщины!.. Сидит она, молодая и красивая, и не отдаёт себе отчёта, что прижимается к ней не бесполый пациент, а мужчина, а ты ощущаешь её крепкую юную ножку от самой коленки и выше, выше… И тут тебе уже не до результата исследования, потому что мысли фривольные, далёкие от кардиологии, но зато близкие к другим сердечным делам…

Понимаешь, всеми своими мозгами, включая и костный, понимаешь, что говорить комплименты и рассыпаться мелким бесом перед женщиной, которая только что видела степень изношенности твоего сердца, которая оценила все его клапана, ишемию и прочие аорты… Да глупо это! Ты ж и не мужчина для неё, а лишь носитель этого разболтавшегося мышечного органа, который в силу возраста не всегда ровно трепещет в сумке перикарда.

Но ты только что прижимался к её бедру – от колена до… В общем, до основания. И мужская сущность твоя будоражит твой же трезвый рассудок, гонит к нему адреналин и остатки тестостерона, в то время как сам-то мозг осознаёт всю тщету твоих вожделений. Она ведь, эта прелестница-докторица, не знает, какое у тебя чудесное сердце в возвышенном понимании этого слова – она видела твой не слишком свежий мышечный орган.

А потому молча берёшь полотенце, вытираешь извозюканную вазелином грудь, натягиваешь футболку и бредёшь в палату. Тщательно лелея в памяти своего тела ощущение крепкого юного женского бедра. От колена – и до самого его, пардон, основания.

 

***

Вот та давняя миниатюра вспомнилась.

Но это так, к слову. Лежу, значит.

А в тот день выпало так, что на мне тренировалась проводить манипуляции юная девушка, практикантка. Ну, тут-то ещё ничего, пускай!

Был у меня период, когда студентки учились на мне делать внутривенные уколы и ставить капельницы. Тогда поволнительнее было.

Служил я тогда в Туркмении, на обочине великих Каракумов, в городке Кизыл-Арват, который нынче именуется Сердар. Там дислоцировался штаб 58-й мотострелковой дивизии, а также редакция газеты «Красное знамя», в штате которой я состоял. Ну и привёз как-то с учений желтуху. Гепатит, если по-научному. Положили меня в инфекционное отделение гарнизонного госпиталя. Врачами в этом лечебном учреждении почти все служили военные или их жёны. А вот младший медперсонал – из местных. Медсёстры, в основном – учащиеся медучилища.

И вот приходит она, молоденькая туркменочка, красивая, напряжённая, волнуется… Ну и сам волнуешься тоже – внутрь вены иглу ввести непросто, и боишься, понятно, что может девчонка промахнуться… Но страх свой показать не хочется – перед молоденькой-то… Вот и хорохоримся друг перед другом: она делает вид, что для неё в вену попасть – плёвое дело, а ты делаешь вид, что веришь ей…

Тогда поволнительней было, признаю.

А тут – пусть учится, практикантка!

Лежу, короче. Водит она сканером по груди… Останавливает оголовок его, всматривается в экран.

А я вспоминаю, что, оказывается, вазелин, которым этот оголовок сканера смазывается, нужен отнюдь не для облегчения скольжения, что, казалось бы, очевидно – вовсе нет! Без неё, без этой смазки, аппарат вообще ничего не увидит, потому что именно эта субстанция служит проводником волн, испускаемых сканером для зондирования внутренних органов.

Не успел я восхититься собственными познаниями, как обратил внимание на разговор, который ведут между собой практикантка и опытная врачиха, которая сначала стояла у неё за спиной, а потом прогнала с места и начала обследовать моё сердце сама. Уж не знаю, разглядела она, как внутри у меня при этом ёкнуло, или такое на мониторе не фиксируется…

А разговор между ними шёл примерно такой.

- Вот это… Правильно? – судя по всему, практикантка показывала что-то на экране, где отражается всё, что ущупал в моей грудной клетке ультразвук. – Правильно… Запиши… А вот тут посмотри… Запиши!.. А вот это что?.. И вот тут ещё – обрати внимание…

В вопросах здоровья я совершеннейший фаталист. Сколько отмеряно – то и моё. Но тут, слыша такие речи, почувствовал: фатализм фатализмом, но как-то лучше бы будущего своего не знать. И в вопросах состояния здоровья оставаться лучше бы в неведении.

Наконец:

- Одевайтесь!

И – приговор:

- Ухудшений нет! Всё на прежнем уровне.

Уф!..

Примета возраста: радуешься тому, что нет ухудшений. Об улучшении уже не мечтаешь!

Не успел выйти из кабинета, в кармашке настойчиво завибрировал телефон – в поликлинике всегда отключаю звук.

- Милый, что обследование?..

- Ухудшений нет.

- А улучшения?..

- Да ты что, солнышко! В мои-то годы!..

- Прекрати! Ты у меня молодой. А здоровьечко – подтянем. Будем лечить сердце и давление старым как мир способом!

Я доволен – на такой способ поправки здоровья я согласен.

Влюблённые не знают стыда.

 

***

Но я обещал рассказать, что зарубки на сердце оставляет не только война.

Начну хотя бы вот с этой.

Страшный народ – военные кадровики! Вообще-то они в какой-то степени сродни стоматологам. При личном общении и те и другие, как правило, милейшие люди. А в своём кабинете… Брррр… Впрочем, современные средства анестезии смягчают жутковатый ореол вокруг бормашины и её служителя. А вот образ кадровика по-прежнему остаётся зловещим.

Армейский кадровик в своей деятельности подобен одной из сестёр Мойр, он формирует судьбу каждого из нас, переплетая её с судьбами других людей по собственному, нередко, разумению.

Напомню, что сестёр, сучащих из кудели судьбу каждого человека, имеется три. Одна, Клото-Пряха, тянет собственно нить жизни; вторая, Лахеса-Судьба, определяет каждому жизненный путь; ну а третья, Неотвратимая Атропа, в определённый момент перерезает ту самую нить.

Так вот, если есть у работников отделов кадров своя богиня, так это именно Лахесис, или Лахеса – небожительница, определяющая каждому человеку его судьбу, прокладывающая ему тропку, расставляющая на развилках подсказки-указатели, как правило, непонятные идущему, где-то перекидывая мостки через топкие места, ну а где-то, забавы ради, маскируя опасные колдобины, на которых нетрудно расквасить нос, а то и сломать шею… Но она сама, богиня, вся в белом живёт на небесах, и черновой работой заниматься не станет – не её уровень. У неё есть среди живущих на земле жрецы, проводники её божественной воли, исполнители её предписаний. Имя этим жрецам – кадровик!

Именно изображение богини Лахесы следовало бы поместить в каждом отделе кадров!

Кадровик сидит в своём кабинете, окружённый шкафами с папками. Для него это просто надписанные картонки с подколотыми бумажками. На обложке – фамилия, имя и отчество человека, а также некий шифр, понятный только посвящённому. И определяющим тут является отнюдь не ФИО, а именно шифр – бездушное сочетание букв и цифр. Именно это сочетание слишком часто определяет судьбу человека, а вовсе не имя его, как утверждает теория Бориса Хигира.

Сама по себе папочка мёртвая и бездушная – вискоза, на которую нанесены красителем некие значки. И с этими мёртвыми и бездушными картонками и бумажками имеет дело бюрократ. Даже самый человечный из них воспринимает свою работу именно как пополнение папочек новыми бумажками, как перекладывание их с одной полки на другую…

Ему достаточно внести исправление в условное обозначение на картонке – и вся судьба человека в результате может покатиться по другим рельсам.

Вот пришло «сверху» указание: сформировать команду для выполнения некой задачи. Вполне понятно, повторюсь, что я сейчас речь веду о кадровике военном – о каком же ещё я могу говорить, с моей-то выслугой лет, с моим-то послужным списком!.. Или иное распоряжение: командировать сколько-то служивых в «горячую точку» (или же перевести их в гарнизон с райскими условиями службы – предположим и такой вариант смеху ради).

И начинает кадровик работать. Первым делом отбирает требуемое количество папок с подходящим шифром. Затем, в лучшем случае, равнодушно просматривает скоросшиватели, анализируя кандидатов не по формальным, а по объективным признакам.

Однако это ещё не главное. Реально у кадровика всегда в самом дальнем запирающемся ящике бронированного сейфа имеются списки из какого-то количества кандидатов на любой вариант развития ситуации. Есть «свои», которые нашли к нему подходы, и интересы которых следует соблюсти. Есть пожелания начальников, которые указывали, от кого следовало бы избавиться – кого продвинуть куда угодно по доброй стезе, а кого сослать в Тьмутаракань… Есть личные симпатии… Всё, всё обязан помнить и учитывать жрец богини Лахесы. И не дай бог тут ошибиться, не распознать таинственные, едва заметные порой сигналы по каждой отбираемой кандидатуре!.. Он ведь понимает, что и нить его судьбы где-то сучится в подобных же руках другого жреца…

Подберёт он в требуемую команду соответствующие папочки, а оставшиеся вакансии дополнит просто наугад взятыми…

Простой служивый знать ничего не знает, ходит себе на службу – и в ус не дует! А папочка с его фамилией на обложке может несколько раз переместиться из одной стопки в другую, пока, наконец, тот самый наш кадровик не определит: именно вот тут ей и место!..

Отпечатает соответствующую бумагу машинистка, подпишет командир документ – и закрутится механизм, лопатки которого примутся перемешивать людские судьбы. Где-то там, в неведомом и умом непостижимом пространстве, прокатится изменяющая действительность волна, защёлкают подобные железнодорожным стрелки, упадут шлагбаумы и семафоры – и для кого-то начнётся новый отрезок бытия в каких-то новых условиях. Тает в дымке минувший этап, оставляя в памяти лишь отпечатки минулого, теряется в неведомом этап начавшийся…

За каждой папочкой, стоящей на стеллаже, – человек. Но всегда ли видит его кадровик?..

У творческого человека душа и разум едва не сливаются в единое целое, они просто не могут существовать без этого единства, они взаимодополняются и взаимодополняют друг друга. У кадровика эти данности чётко разделены: душа может быть нежной и прекрасной, но в голове всё строго разложено по полочкам и папочкам с буквенно-цифровыми обозначениями.

…Вот такие кадровики и рубанули меня, когда я выпускался из академии. Ударили наотмашь вроде как по судьбе, да только слишком часто такие удары отражаются на сердце.

Да и винить собственно служителей Лахесы, если разобраться, так и не всегда справедливо. Они ведь не вершители судеб, а только равнодушные и послушные исполнители неких предписаний свыше.

Что такое для них был я?.. Человеко-единица под шифром таким-то. А перед ними лежала пустографка, в которой требовалось заполнить сколько-то клеточек-вакансий. От них всего-то и требовалось – раскидать эти человеко-единицы по пустующим клеточкам. Для них эти понятия существовали раздельно – как человек я их не интересовал, их интересовала единица.

…А было дело так. Есть такой способ заиметь себе преданного подчинённого: пообещать ему содействие в распределении, не имея для этого реальных возможностей. А там – как кривая вывезет! Получится по желаемому – и вечный должник под боком, не получится – «ну, брат, извини!».

Вот на таких трепачей в полковничьих погонах я и нарвался. Уж они золотые горы обещали, будущее рабочее место мне показывали – только ты уж потрудись на нас!.. Я и работал – полгода вкалывал на них, положившись на их слово. На деле же эти краснобаи ничего не сделали, чтобы помочь мне обосноваться в обещанной московской центральной газете.

Приговор: Новосибирск!

Новосибирск – хороший город, слов нет. И люди там хорошие, и вообще… Если бы у меня до того иначе протекала служба, кто знает, как бы я расценил такое распределение. Но до того я уже почти дюжину лет прослужил в Туркмении, прошёл Афган… Я считал, что достоин службы где-то поближе к центру.

Я не знаю, как устроена жизнь в других странах. Я не знаю, стремится ли там человек перебраться в столицу. Я всю жизнь прожил в Советском Союзе, потом в России, и знаю, какие порядки сложились у нас. А именно: творческому человеку легче чего-то добиться именно в Москве.

Знаменитая фраза Юлия Цезаря о том, что лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе, хороша, конечно, только она сродни самооправданию, а то и самоутешению людям, которые не смогли пробиться в столицу. Реально абсолютное большинство писателей, актёров, художников в самом широком толковании этого слова согласны не то что на вторые – на десятые ступеньки, на массовку в кордебалете, но только в столице. Ибо она предоставляет каждому куда большие возможности для самореализации. Ладно, поправлюсь: для реализации своих даже не самых выдающихся потуг.

Сейчас, в эпоху вытеснения из жизни бумажных СМИ и расцвета интернета, ситуация значительно изменилась. В лучшую сторону или в худшую – не о том сейчас речь. Просто нынче она кардинально другая.

Однако я выпускался из академии, когда мы и слова-то такого не знали – интернет! Тогда советская система межрегиональных культурных связей уже разрушилась, а новая так и не сформировалась. Тогда отъезд из столицы для писателя представлялся равносильным исключению из творческого цеха вообще.

Так ли это было на самом деле – утверждать не стану. Но на тот момент я так искренне считал.

Между тем, получилось так, что люди, которые мне гарантировали (на словах, только на словах!) должность в центральной военной газете, реально ничего для меня не сделали!..

Ох, и напился я тогда!

Как ни говори, а водка – лучший растворитель для залившего русскую душу негатива: тоски, обиды, безнадёги… Да, потом приходит похмелье. Но похмелье – это уже другое, это уже из области физиологии, а не душевных терзаний. Если, конечно, не натворишь чего спьяну…

 Но в тот раз всё обошлось нормально. Вечерок пображничал с друзьями, поплакался по поводу несправедливости бытия…

А проспавшись, начал действовать… И в конце концов, дело сложилось по самому лучшему для меня варианту.

Спасибо за то, в первую очередь, Геннадию Лисенкову, ныне уже покойному, ну а также Виталию Струговцу, которому дай Бог здоровья и всяческого благополучия! Вполне допускаю, что у них имелись основания для обид на меня – я к ним испытываю самую искреннюю благодарность.

Только шрамик тот, нанесённый трепачами, никуда не делся, пополнил число нарезов на сердечном счёте.

Самое удивительное, что сегодня при встречах ни один из тех трепачей не вспоминает о той истории, для них она напрочь стёрлась из памяти. Они ребята незлопамятные – сделали зло и не помнят…

 

***

«Не рассказывай мне страшного!...».

Война как раз без страшного не бывает.

Равно, как, впрочем, и без смешного. И без курьёзного не бывает… И вообще какого угодно!

Война – это часть жизни, как ни парадоксально это звучит, сколок её, оказавшийся в неком гипертрофированном искривлённом пространстве. Только на войне, как правило, всё более обострено, всё более наглядно и выпукло. Даже в изуродованной действительности войны человек остаётся самим собой, только качества его проявляются нагляднее, контрастнее, объёмнее, ёмче… Здесь даже спокойствие – и то обострённое. А уж что касается жестокости!..

Мне, как журналисту, много доводилось работать с захваченными трофейными документами. Особенно в период Чеченских кампаний. И общаться доводилось – как с нашими беженцами, так и с пленными сепаратистами.

С какими историями я ознакомился! С какими драмами и трагедиями соприкоснулся!..

Рассказ услышанный, прочитанный документ… В общем, некая история, которая тем или иным образом стала известна… На каждого из нас они производят разное впечатление. Тут и от искусства рассказчика многое зависит, и от того, насколько она находит отклик в твоей душе.

Однако есть истории, настолько леденящие душу, что цепляют каждого, вне зависимости от степени зачерствелости его представления о том, что есть хорошо, и что такое очень плохо.

Вот некоторые картинки – о которых читал, или о которых рассказывали их участники.

Начну с самой щадящей.

Осень 1994 года. Паром через Терек у некой казачьей станицы. На пристани встречаются двое – казак и чеченец. Поздоровались.

- Ты куда? – спрашивает один.

- Воевать, – отвечает второй. – А ты куда?

- Воевать, – отвечает другой.

Попрощались. За руку!.. И каждый пошёл к своим. Они уже разошлись по разным лагерям. Но ещё не стали врагами.

Они с детства жили по соседству. Дружили. Мальчишками вместе играли, вместе проказничали… На девчонок начинали вместе заглядываться, небось, и делились сокровенным… Им между собой нечего делить! Перед ними обозначился одинаковый путь – простого сельского жителя.

Но пришла война, и каждому пришлось оставить этот простой и ясный путь. И подчиняться голосу крови. Не потому что они хотели между собой что-то делить, а потому что так кто-то где-то решил, что им больше не нужно обрабатывать землю, а следует другого убить. Каждому теперь пришлось делать выбор, кого убивать. Хотя в данном случае и выбора особого не имелось…

Гражданская война тем и страшна, что в ней невозможно остаться нейтральным. Даже эмиграция, нежелание проливать кровь соотечественников – это тоже выбор, тоже сторона конфликта.

В каком-то старом советском фильме присутствовал такой эпизод. В некое село приезжают одновременно «мобилизаторы» от «красных» и «белых». Они стоят неподалёку друг от друга на майдане и мужчины-селяне делают выбор – к кому примкнуть. Эпизод, конечно, киношный, надуманный, сомневаюсь, что такое имело место и в жизни. Но допустим, не о том сейчас речь. А о том, что каждый сельчанин оказывался не перед выбором «воевать – не воевать», а непременно воевать – но под чьими знамёнами!

Каждый из участников Первой Чеченской кампании подтвердит, что тогда ещё на некоторых территориях командиры враждующих группировок иной раз договаривались как-то между собой, поддерживая некое подобие мира. Потому что они ещё помнили иные времена, когда все жили мирно.

Во Вторую Чечню такого уже не случалось. Слишком много накопилось взаимной ненависти.

Да и как не накопиться!..

Как без жути вспоминать другой, диаметрально противоположный приведённому случай!

Не все мы достаточно прозорливы в повседневной жизни! Разве редко в ключевых, принципиальных вопросах откладываем на завтра то, что нужно было бы сделать ещё позавчера?.. Да и потом… Из будущего, зная, что должно произойти, легко определять, как следовало поступить некому человеку в тот или иной момент. А вот как определить в реальном течении времени, следует ли бежать от беды, или всё ещё может как-то перемолоться?..

Читая книги или смотря фильмы о Гражданской войне, по молодости я всё удивлялся тем офицерам и дворянам, которые после Октября остались в Москве или Петрограде, а не уехали за границу. Лишь с возрастом понял, что тут два объяснения. Во-первых, кто ж тогда мог знать, что большевики пришли всерьёз и надолго, что ближайшее будущее зальёт всё и вся жуткий «красный террор», что каждый из оставшихся вскоре автоматически попадёт в списки «бывших» и «лишенцев». Нет-нет, «белые» на Гражданской войне если и показали себя лучше, то очень немногим… Просто я сочувственную речь веду о тех, кто не эмигрировал и остался в Совдепии… Так вот, они просто не осознали, что непременно нужно бежать! Ну и с другой стороны… Куда бежать? Почему? Зачем?!. Здесь есть жильё, семья, служба… А кто и где тебя ждёт на чужбине?..

Как образно и прозорливо сказал Брусенцов, «мужчины в таксисты, дамы – на панель!»…

У кого имелся счётец в заморских банках, в конце концов, уехали за кордон. А вот кто лишился в результате революции и войны всего, вот те разделились – уехали не все, посчитав, что на Родине они хоть как-то да устроятся, а на чужбине никому они уж точно не нужны.

Помните любимую фразу прелестницы Скарлет, также пережившую лютую гражданскую войну – и не принципиально, что в другой стране. Гражданские войны всюду самые жуткие!

Так вот, она любила действовать по принципу «об этом я подумаю завтра». Ну, у неё, положим, волею Маргарет Митчелл, в конце концов всё устроилось. А тысячам и тысячам наших соотечественников в 18-24-м?.. Не оценили ситуации, не выехали вовремя – и попали в кровавую мельницу репрессий!

К чему это я?.. А к тому, что и в 94-м не все, кому угрожала опасность, вовремя выехали из Чечни. Кто-то не ожидал, что представители народа, с которым ещё вчера жили бок о бок, сегодня вдруг обратятся в лютых зверей, и примутся резать, жечь, насиловать…

Не все, конечно, не все! Но многие!

Да и ехать многим оказалось просто некуда. Не у нас родилась поговорка, что, мол, мой дом – моя крепость. Но всё равно в своей квартире чувствуешь себя вроде как в относительной безопасности. Разве не так?..

Даже в благословенной Москве случись что сегодня – у каждого ли имеется, куда уехать?..

Кто-то уехал из Чечни от греха подальше при первых признаках грядущей войны. А кто-то тянул до последнего – авось, рассосётся!

Не рассосалось!

В Грозном двое офицеров-милиционеров с жёнами оказались из их числа. Бросились на вокзал, когда повсюду уже вовсю орудовали банды. Именно банды – к вооружённым отрядам воюющей оппозиции ещё можно относиться с некоторым уважением и пониманием, а вот как относиться к погромщикам и мародёрам?.. То-то и оно!

Выехать не успели. В какой-то момент получилось, что жёны остались в ожидании поезда на вокзале, а офицеры исхитрились пробраться в райотдел милиции, которое располагалось поблизости, надеясь найти помощь в отъезде. Да куда там – всем уже было не до них!.. Там оказалась не разграбленная ружейная комната. Офицеры приняли бой, отстреливаясь из окон.

Тут-то и случилось… Бандиты приволокли их жён, бросили, уже истерзанных, на газон, так, чтобы из окон райотдела видели происходящее… Что происходило дальше на глазах оборонявшихся, не поддаётся описанию – это всё же записки для прочтения нормальными людьми, а не для извращённой психики…

- Сдавайтесь, русаки!..

Офицеры решили: жён надо спасать! Нет, не от смерти – от поругания! От нескончаемого кошмара, в который теперь превратилось бы их бытиё. От жуткого, растянутого во времени умирания.

Смертью спасти!

- Ты стреляй в мою – я в твою. Сам не смогу…

Так и сделали.

А потом взорвали себя…

Да, я не видел этого сам. К счастью. Хотя, что это я… «К счастью» было бы, если б такого вовсе не случилось!

Мне доводилось видеть огромное собрание привезённых из Чечни трофейных видеокассет с записями казней – солдат, женщин, детей… Бандитам ведь неважно, кого убивать! Больной маньяк выглядит человечней на их фоне – он болен душой и разумом, и не в силах противостоять своей болезни, в то время, как эти нелюди сами, добровольно стали маньяками!

Хуже маньяков!

 

***

Сейчас все без исключения сотрудники российских СМИ разделились на два основных блока. Оттенков – море, а блоков, по сути, только два. Условно их называют патриотическим крылом и крылом демократическим. Это не значит, что в патриотическом лагере все стоят за сталинизм, да и в демократическом лагере немало людей, которые искренне желают блага своему народу. Разница принципиальная состоит в исходном воззрении на то, на каком базисном принципе должна развиваться Россия: опираясь в первую очередь на собственные силы, или же на основании широкого привлечения помощи извне. То есть в основе развития должны лежать в первую очередь интересы России, или же «общечеловеческие ценности» европейского, или проамериканского, разлива.

В былые времена всё было проще. «Левые» – хорошие, «правые» – ай-ай-ай! Сейчас всё смешалось – и куда там дому Облонских до нынешней перепутаницы! Теперь как раз «правые» в Европе выглядят как-то симпатичнее, более последовательно выступая в защиту национальных интересов своих государств против экспансии инородцев-иноверцев, и внедрения противоестественных «ценностей» – когда ползучих, когда наглых, а когда и агрессивных.

Мы с моей Любимой придерживаемся примерно одной системы взглядов на происходящее. Что внутри страны, что за её абрисом. Не во всём совпадаем по частностям, но основа взглядов схожа.

На мой взгляд, иначе и быть не может! Влюблённые не могут принадлежать к разным идеологическим лагерям.

Казалось бы: если любовь – то причём тут идеология! Э, нет, друг мой, всё же «причём»!

Страсть, сладкий любовный дурман может, конечно, захлестнуть человека, накрыть его с головой, унести в чувственную пучину, в которой разум напрочь растворится.

На время.

На очень недолгое время!

Потому что рано или поздно с самым близким и дорогим человеком начнёшь говорить на темы, распространяющиеся за пределы кровати. И тут вполне логичен вопрос: вообще может ли стать близком и дорогим человек, духом принадлежащий к чуждому по сути идеологическому лагерю?..

Что, история знает такие примеры?.. Конечно, знает! Только чем они неизменно заканчивались?.. Кто-то должен принять правду сопостельника – или же им придётся расстаться.

Один из самых замечательных примеров такой ситуации подарил нам Борис Лавренёв в своей проникновенной повести «Сорок первый». Ну а фильм – так то и вообще шедевр!

Напомню суть. Дело происходит во время Гражданской войны. На необитаемом островке на Аральском море волею автора оказываются белогвардейский офицер и «красная» снайпер. Формально считается, что «беляк» пленный, а реально – какие уж тут формальности, когда у них обоих одна задача – выжить!

Так вот, вполне понятно, что у них зарождается и разгорается любовь. Да и неудивительно это! Молодые мужчина и женщина, вдвоём в изоляции, и неведомо, что ждёт их завтра!.. И всё у них прекрасно, как и положено по книгам о жизни на необитаемых островах. И так продолжается до момента, когда они (неизбежно!) заговорили о политике… Тут-то всё и началось!

У каждого из спорщиков – своя правда! И каждый в этой своей правде по-своему убедителен, каждого можно понять! Лавренёв этот конфликт правд показал просто блестяще.

Офицеру хочется вернуться в свой старый мир, когда ему жилось настолько хорошо и бесхлопотно. Он наглотался войны досыта, а потому идеализирует прошлое – что вполне естественно. Искренне (на острове-то!) влюблённый, он и подругу свою хочет взять в свой канувший в Лету мир – подобно обаятельному Хоботову в самом финале фильма про Покровские ворота. Но ей-то в тусклое своё прошлое возвращаться не хочется – она устремлена в будущее, в ту прекрасную жизнь, за которую она уже убила сорок «беляков» и вот теперь влюбилась в сорок первого, в которого на первых страницах книги промахнулась. Она тоже идеализирует – но, в отличие от возлюбленного, грядущее. Он – интеллигент и книгочей из родовитой семьи; она – полуграмотная простушка, но которая пишет неумелые, но такие искренние стихи (если, конечно, то, что она пишет, считать стихами).

В какой-то момент складывается впечатление, что у них любовь, которая стирает эту разницу в мировосприятии.

Однако так только кажется, что стирает. Потому что между их восприятием жизни – пропасть!

Повторюсь: он жаждет возврата в прекрасное прошлое – она жаждет построить прекрасное будущее.

…И вот к острову приближается парусник. Вынужденные островитяне с надеждой смотрят на него. Парусник – это их спасение. Однако тут же приходит и осознание того, что с баркасом к ним приближается и идеологический рубеж, который одного из них сделает лишним на белом свете.

…Но я всё же говорил о другом. О том, что стоило любящим заговорить о политике, они тут же поссорились.

…Кто сказал, что в постели политики не существует?.. Она, змеюка поганая, никогда не оставляет человека. Она может притаиться на время, свернуться клубочком в уголочке души, придремать… Но потом непременно высунет хищную головку, покажет своё ядовитое жало!

Всё время говорить только о любви невозможно!

В постели говорят и о кино, и о театре, и о книгах…

И о работе, и о знакомых, и о проблемах…

И об экономических вопросах – как общегосударственных, так и семейно-бюджетных.

И о политике-поганке!

Сколько семей распалось в периоды идеологических потрясений! Сколько людей переписали свод своих убеждений под влиянием спутника жизни!

По семье линия идеологического разлома проходить не может! Близкие люди либо придерживаются сходных взглядов на идеологию и политику, либо перестают быть близкими.

…Проходим на Арбате мимо Украинского дома.

- Мне стыдно, любимая!

Она гладит мою руку. Знает, о чём речь.

Мне стыдно, потому что я боюсь съездить к маме. Причина банальна: боюсь пересечь границу Украины. Потому что не уверен, что смогу пересечь её и в обратную сторону.

По обе стороны идеологической границы несётся одно и то же обвинение: вы зомбированы! Мы считаем, что под всеподавляющее антироссийское влияние подпали слишком многие граждане Украины; нам пеняют, что мы под влиянием «путинской» пропаганды демонизируем своих юго-западных соседей.

Допустим, что и те, и другие в той или иной степени правы. Даже не допустим, а именно так оно и есть – когда ведётся целенаправленная пропаганда, она, во-первых, непременно ведётся чересчур, а во-вторых, под её влияние в той или иной степени подпадают все, даже самые критически мыслящие граждане. Разница в восприятии её только в одном: кто-то принимает её абсолютно и безоговорочно, а кто-то пытается пропустить через фильтр скепсиса.

Может быть, и я поддался влиянию пропаганды?.. Не могу напрочь исключать и такой вариант.

Только я – отставной военный, участник боевых действий, журналист и писатель… И в своих публикациях стою всё же на пророссийских позициях… Да, я нередко критикую нынешние власти страны, но я – за Россию!

Могу ли я быть уверенным, что где-то в недрах СБУ не подбирается папочка с моими выступлениями, что моё имя не занесено в некий, пусть не «чёрный», но, скажем так, «серый» список?.. Скажете, слишком завышаю свою значимость?.. Быть может, и так… Но только если неким силам в период моего пребывания на Украине потребуется организовать какую-то провокацию против России, я для этого вполне подходящая личность. Если ознакомиться с моим послужным списком, легко и просто на государственном уровне объявить меня шпионом, или подбросить нужную справочку местным нацистам – вот, мол, щирый москаль приехал, который яро за свою Рашку выступает…

Как говорится, девяносто девять и девять в периоде, что этого не произойдёт. Но в душе сидит: а вдруг!.. И что тогда?..

Страшно подумать!

В Афгане в 86-м с Марселем Габитовым ходил на переговоры в самые «духовские» кишлаки. В 90-м в Ташкенте ночью, один, в военной форме, заблудился в махалле, и местные ребята показывали, как выбраться на трассу. В 95-м в ещё не остывшем от боёв Шатое разговаривал с местными жителями, далеко не все из которых относились к нам благожелательно. В 99-м, опять же, один оказался ночью в тёмном парке в Моздоке над самым Тереком…

Да мало ли ещё можно привести случаев, когда оказывался в потенциально опасной, хотя и не боевой обстановке!

Не могу сказать, что тогда я вовсе уж не чувствовал опаски – инстинкт самосохранения является вполне оправданным чувством. Однако на тот момент опасность являлась неотъемлемой составной моей профессии – я тогда носил погоны! Конечно, я мог бы тогда уклониться от участия в том или ином мероприятии, однако для этого требовалось бы и в самом деле предпринять какие-то действия. Когда являешься человеком системы, это само по себе предполагает, что ты выполняешь некоторые обязательные для тебя функции.

А теперь, когда приходится решать, ехать ли на Украину… Теперь самому приходится принимать решение о том, лезть ли на рожон! Не уклониться от гипотетической опасности – вовсе не является синонимом того, чтобы её целенаправленно искать!

Где-то вычитал хорошее высказывание. Когда вы решаете отправиться на поиски приключений, они направляются навстречу вам.

И стыдно мне, что не решаюсь съездить к маме. И знаю, что правильно делаю, что не решаюсь. А стыд всё равно гложет!

Стыд, подобно едкой щёлочи разъедает всё ту же многострадальную сердечную мышцу. Тем самым наносит очередную зарубку на придуманную для данного повествования памятную бирку, на которой ведётся подсчёт микротравм, изнашивающих наше здоровье.

 

***

А насколько больно ранят конфликты с близкими! Вот уж поистине что разъедает здоровье, выжигает годы жизни!

Вот кто бы разъяснил, почему мы ссоримся!.. Почему нам не дано хотя бы с любимыми обходиться без выяснения отношений?!

Каждый человек эгоист по своей натуре. Это не плохо и не хорошо – это просто данность. Даже если человек искренне посвящает себя служению другим (другому), он находит в этом удовлетворение для себя. Каждый человек живёт в своём коконе, сам для себя является изначальной точкой системы координат, оси которой простираются в разные стороны по пространству, времени, социальной составляющей бытия, личностному восприятию всего и вся. Взаимоотношения между людьми – это взаимодействие этих систем координат. Как бы близко ни сходились их параметры – они всё равно остаются разными, изначальная точка, из которой расходятся оси, у каждого своя!

Так что каждый человек – эгоист. Ну а влюблённый – эгоист кратно!

Каждому любящему хочется, чтобы именно он оставался в центре внимания возлюбленного! Каждому без исключения! Фраза типа «Пусть будет счастлив – хотя бы и без меня!» – не может быть искренней.

Но в жизни так, увы, не получается – чтобы сосуществовать вовсе уж без конфликтов.

Разница только в том, что кто-то понимает ситуацию реальнее, разумом, а кто-то слишком зависим от души, и не в силах ей противостоять.

…Мы идём, держась за руки, по улицам Москвы. Нам хорошо вдвоём. Мы счастливы!

Можно ли сравнивать уровень счастья у различных людей?.. Да нет же, конечно – слишком это понятие эфемерно и индивидуально… Да и потом, в любви невозможно оставаться счастливым в одиночку!.. Слова о том, что кто-то счастлив одной своей любовью, и ему всё равно, любим ли сам, также не могут оказаться искренними – такое может сказать только нравственный мазохист.

Когда рядом с мужчиной идёт молодая и красивая женщина, да к тому же любимая и любящая – что может быть прекраснее! Даже если считаешь, что слишком молодая и красивая для тебя!

Или не «даже», а «тем более»?..

Так почему мы ссоримся?.. Почему у влюблённых иной раз дело доходит до разрыва?!.

Почти до разрыва…

Потому что потом обязательно сходимся. Но ведь перед этим невесть почему ссоримся!

Разве это неизбежно? Разве невозможно этого избежать?

Почему ссора оказывается сильнее любви?

Ответишь, читатель?.. Вот и я не знаю!

Нам хорошо вдвоём. Нам есть о чём общаться, и у нас нет вопросов, которые могли бы вызвать ссору.

Кроме одной.

Но о ней – позже.

Потому что ссоры у нас возникают не только в связи с этим больным для нас вопросом.

 

***

Страшная штука – ревность!

Есть ли люди, которые не испытывали это чувство?.. Не думаю.

Есть ли люди, которые могут чётко и доходчиво разъяснить, что это такое?.. Тоже не думаю! В полном объёме это понятие необъяснимо.

Ревность – это такая разъедающая душу щёлочь, негативная реакция на то, что твоя Любимая оказывает знаки внимания кому-то другому. Почему именно щёлочь, а не кислота?.. Наверное, потому что на «сволочь» похожа…

И ведь вот какая штука! Любимая может и вовсе не оказывать то самое внимание кому бы то ни было. Однако если таковые знаки присутствуют только в твоём воображении, эта едкая субстанция уже начинает выжигать твою душу.

И даже ещё более!.. Ревность нередко бурлит, когда та самая едкая субстанция начинает разъедать твою сердечную мышцу от одного только предположения, что твоя возлюбленная в принципе может оказать внимание какому-то другому мужчине, нередко вовсе уж воображаемому!

Кто не испытывал душевную мрачную дрожь, от которой всё внутри сжимается, при одной лишь мысли, что твоя (ТВОЯ!) Любимая может допустить до себя кого-то другого?!. Много ли найдётся других чувств, сравнимых по внутренней разрушительной силе с ревностью?!.

Кто из нас, мужчин, в какие-то моменты не понимал терзания несчастного Отелло?! Мы, цивилизованные люди, вроде как умом признаём, что за любовную связь на стороне казнить человека нельзя. Да-да, помню, что по ходу пьесы этой связи вообще не случилось, но только какое это имеет значение для клокочущей ревности! Я вообще о другом.

Признайтесь, мужчины, кто из вас не испытывал желание покарать неверную любимую – неверную реально, или лишь в воображении, в данный момент опять же не имеет значения! Если ты знаешь, что Она допустила по отношению к другому мужчине некую интимность – пусть даже не постель, а всего лишь поцелуй, а то и вовсе всего лишь мысль, что между ними что-то возможно… Разве не чесались у нас руки, не напрягались мышцы в желании отбросить всю свою цивилизованность и выпустить из души того самого мавра?..

Но мы этого не делаем, потому что это чувство у нас под контролем. Нет-нет, не само чувство, понятно, а просто мы в силах сдержать его стремление выплеснуться наружу.

Щёлочь ревности раз за разом пережигает и пережигает наше многострадальное сердце.

Ревность без любви случается. Но любовь без ревности – это вообще нонсенс, это абсурд, это нереально!

Ревную ли я свою Любимую?.. О, да! Есть ли у меня для этого основания?.. О, нет! Точнее, я о таковых не знаю.

Но парадокс в том, что ревность вскипает в нас вопреки всем доводам рассудка, вопреки тому, верим ли мы своей избраннице.

Самое удивительное, я её совершенно не ревную к мужу. Я его, своего, казалось бы, основного соперника, воспринимаю просто как данность, которая имеет место находиться при ней. Абсурд: я даже благодарен ему за то, что она у меня именно такая – обладательница всего того комплекта качеств, которыми, на мой взгляд, и должна обладать женщина.

Подчеркну: любимая женщина. Во всяком случае, пока только лишь любимая женщина. А там – кто знает!

И не хочу затрагивать тему мужа. Это слишком сложно. Он не виноват, что так сложилось всё. А пусть даже если бы в чём-то и виноват – его вина в сложившемся пасьянсе пассивна и опосредована. Неверность жены – слишком суровое наказание за любую вину!

В нашем случае ситуация иная.

Так сложилось, что муж оказался основообразующей точкой координатной системы, которая в какой-то момент перестала быть совместимой с системой его супруги. Тут речь правильнее вести не о чьей-то вине, а о внутрисемейной драме!

Зато я жутко ревную подругу к одному нашему общему знакомому, который настойчиво, даже, в моём представлении, нагло добивается от неё ласки. Как воображу её в его объятьях!..

Не буди во мне Отелло, дорогое воображение!..

Как-то смотрел я фильм «Любовник». Ох, насколько ж мне понятен этот фильм!.. Там имеется только одно обстоятельство, к которому я ещё, быть может, обращусь в своё время, которое не позволяет мне сказать, что ситуация здесь обрисована слишком похоже на мою собственную…

Так вот, по ходу фильма выясняется, что любовник намного лучше знает окружение своей подруги, чем её муж. И вообще именно он больше жил её жизнью и проблемами.

Судя по всему, это довольно распространённая ситуация. Уж кто знает, почему мужья, как правило, оказываются в неведении истинного положения дел у супруги дольше всех. И я сейчас говорю даже не об интимных делах – о её повседневной жизни вообще.

По молодости я вполне естественно очень ревновал свою супругу. Сейчас – нет.

Абсолютно!

О чём это говорит?

О многом! Ох, о многом!..

 

***

Как, какими образами обрисовать любовь и счастье любви?.. Есть ли такие слова, чтобы передать это чувство?..

Навряд ли.

Тут, наверное, у каждого свои образы, свои внутренние миры. Хотя, почему «наверное»?.. И в самом деле, у каждого – свои!

У каждой пары – свои!

Жанр фэнтези для меня открылся романом Владимира Орлова «Альтист Данилов». В 1980 году произведение увидело свет в журнале «Новый мир». Тогда страна много читала, хороших книг не хватало, а потому «толстые» журналы пользовались особым спросом. Так вот, за тем номером журнала мгновенно выстроилась огромная очередь, которая фиксировалась в особой тетрадке в библиотеке… А девчонки-библиотекарши звонили очереднику, когда журнал возвращал предыдущий книгочей.

В романе много говорится о любви, эта тема неразрывно вплетена в основную сюжетную линию произведения… Демон Данилов пользовался успехом у женщин, как земных, так и демонических. И умел любить – искренне, всей своей душой, в которой вмещались и его человеческая натура, и демонический темперамент. Он любил искренне, и потому с каждой своей подругой вёл себя по-разному, и его демонизм проявлялся неповторимо. Когда он встречался с Анастасией, на земле бушевали тайфуны, в горах сходили лавины, в океанах клокотали цунами, суша корчилась в землетрясениях… А во время романа с Химеко вокруг распускались цветы…

Прекрасный образ! И разве так уж он далёк от реальности?.. Да, у нас нет демонизма, чтобы всё это именно так происходило в реальности – но кто знает, быть может, в каких-то микромирах в периоды нашей страсти тоже извергаются вулканы и расцветают ирисы?..

Рассказываю об этом Любимой. Она меня понимает!..

- А у меня в душе благодаря тебе распускается радуга! – признаётся она.

Радуга… Это как Долине Радуг в одной из книжек о приключениях сэра Макса из книжного сериала Макса Фрая. Там люди могли купаться в радугах, плескаться в них, брызгаться ими… А затем, накупавшись, засыпали в изнеможении.

И ведь в самом деле, похоже на то, что происходит в душе во время свидания! Разве не так?..

Красивый образ. И точный…

Вообще у моей Любимой очень яркое и образное воображение. Если она разрешит, быть может, когда-нибудь я расскажу и о нём.

 

***

Уж кто знает, почему так получается, что на протяжении всей жизни и службы мне постоянно говорили, что я неправ. Как сейчас принято говорить, «неправ по жизни». Как это распространено: все вокруг знают, как правильно тебе жить! И считают необходимым, считают себя в абсолютном праве указать на твои огрехи и направить тебя на путь истинный.

Вот интересно: что тут первично?.. То, что я всегда сомневаюсь в правильности принятых решений, или я сомневаюсь именно потому, что с малолетства слышал о своей неправоте?..

Наверное, тут всё взаимосвязано.

Между тем, если я в жизни и достиг чего, так в первую очередь потому, что в ключевые моменты поступал по-своему. Не по-ослиному упрямо, дабы на своём настоять, а потому, что считал своё решение правильным. В принципе, такое случается не так уж часто, чтобы я на своём стоял до конца, слишком часто уступаю. И всё равно постоянно слышу, что неправ, неправ и неправ.

Наверное, это зависит от натуры человека, от заложенных с генами наклонностей, от воспитанной с детства предрасположенности к способности (или неспособности) настоять на своём, настоять вне зависимости от уверенности в собственной правоте. Если сам никогда ни в чём не уверен до конца, то окружающие это чувствуют на подсознательном уровне, как говорится, подкоркой.

И как же при такой изначальной жизненной планиде тянешься к той, кто видит в тебе человека, (мужчину!), именно состоявшегося, достойного… Достойного чего?.. Ну, как бы это сказать… Пусть не преклонения и восхищения, но искреннего уважения к тебе, к твоим воззрениям, к твоим жизненным достижениям, к тому, что ты сам по себе собой представляешь.

Насколько ж это важно – чтобы тебя поддерживали те, в чьей поддержке нуждаешься!..

Разве у одного лишь Вольтера имелась кухарка, не способная оценить гений человека, рядом с которым ей выпало проживать?..

Разве часто встречается, что жёны оценивают мужа, занимающегося творчеством, по достоинству? Точнее, уже по самому по себе стремлению спутников жизни к творчеству…

Художник – Художник в максимально широком толковании этого слова – живёт в своём мире. Телом он, как и все люди, вполне материальное существо; а вот в душе у него – свой собственный неповторимый сложный многокрасочный мир. В этот персональный мир путь не заказан никому – так или иначе, а попасть в него может каждый. На то он и Художник – а эти люди просто изначально существуют, чтобы создавать миры, открытые для всех. Только кто-то входит в этот мир с благоговением и уважением, а кто-то норовит впереться в грязных сапогах…

Только тот, кто искренне заинтересуется собственно внутренним миром художника, и станет ему близким человеком. Этот гость может не соглашаться с воззрениями и оценками Художника, но уважать его поиски и метания обязан. Оставь пренебрежение, всяк сюда входящий!

Признаем, конечно, что внутренний мир есть у каждого человека, не только у одержимого страстью к творчеству. Но признаем и иное: свой, персональный мир человека творческого здорово отличается от среднестатистического. Отличается своей многоплановостью, своей многомерностью, своим многоцветием, своей непредсказуемостью, в конце концов. У обычного человека внутренний мир напоминает квартиру – одно-, двух- или более комнатную, где мы увидели бы или порядок, или кавардак, но даже кавардак всё же понятный и объяснимый… Правда, непременно с крохотным чуланчиком, заглянуть в который было бы любопытно каждому, да только хозяин редко кого туда впускает – человек без тёмной коморки в душе вообще вряд ли существует.

А с чем сравнить внутренний мир человека творческого?.. Уж это точно не квартирка с коморкой – тут сомнений нет. Это пространственно-временные лист Мёбиуса и бутылка Клейна в едином исполнении, набитые беспорядочно монадами неведомых предметов и миров – и попробуй, друг ситный, разобраться во всей этой хренотени, и при этом не чокнуться!

И вот вынуждены они проживать вместе: два человека со столь разными внутренними мирами! Упорядоченная квартира всего лишь с крохотным запертым чуланчиком с одной стороны, и полнейший кавардак, в котором броуновски хаотично мечутся радужные блики, беспорядочно высвечивая то один уголок души Художника, то другой…

О какой гармонии тут может идти речь?..

Для жены её спутник жизни в первую очередь добытчик (для кого хотя бы редкого супчика, для кого – хотя бы мелкого жемчуга). Его руки, голова, душа по искреннему убеждению жены предназначены в первую очередь для обеспечения семьи необходимыми материальными благами. Если говорить объективно, это вполне оправданно – содержание семьи есть первейшая обязанность мужчины.

А Художник – вспомним братьев Стругацких! – «хочет странного»! Он жаждет выточить малахитовый цветок, подобного которому ещё никто не создавал. Он стремится найти таинственное сотое имя Аллаха, после чего преобразится весь мир. Он хочет написать произведение (симфонию, картину, стихотворение), подобного которому не знавало человечество! Не написать, а сотворить – извлечь из божественных сфер, облечь в доступные простому смертному формы и подарить человечеству!

И всё это – не ради денег! Всё это – исключительно потому, что ему заложена в душу таковая потребность.

Конечно, творческому человеку тоже необходим какой-то набор материальных благ. Только всем окружающим эти блага нужны для жизни – Художнику для творчества. В этом – принципиальная разница!

Конечно, кто-то может вспомнить случаи, а такие история знает, когда жена посвящает себя служению мужу-Художнику. Это Анна Сниткина, например, вторая жена Фёдора нашего, Достоевского, или супруга моего доброго товарища, ныне покойного уже болгарского писателя Веселина Георгиева… Только таких всё же куда меньше, чем семей, в которых творческий человек стремится к творчеству, а семья понуждает его заниматься решением материальных проблем.

Потому слишком часто Художник в семье одинок. Именно потому он настолько нуждается в человеке, который его поймёт и оценит.

- Ты любишь, чтобы тебя хвалили! – слышал я неоднократно.

А почему же нет?.. Творческий человек нуждается в благожелательной оценке своих произведений. Если он не испытывает такой потребности, он не занимается творчеством. Творчество ради творчества – это чушь. Творчество ради признания – вот истина!

Как-то услышал я такую точку зрения.

Мол, столяр, сделав, скажем, табуретку, не бегает и не сообщает всем и каждому: смотрите, я сделал табуретку! Так почему человек пишущий хвастает каждой своей публикацией?..

Ответ, на мой взгляд, прост. Человек, стоящий на конвейере, изо дня в день выполняющий одну и ту же функцию, и в самом деле вряд ли станет сообщать о каждом изделии, вышедшем из его рук. А вот краснодеревщик, изготовивший, скажем, трон, непременно покажет его друзьям, да и вообще максимально большему кругу людей – потому что это трон, а не табуретка! Мастер Гамбс также гордился своим мебельным творчеством, иначе не оставил бы в одном из стульев известие об этом!

Подготовить публикацию – совсем не то же, что склепать стандартный табурет из готовых стандартных заготовок!

Нет-нет, я ничуть не умаляю значение работы столяра. Я говорю только о том, что у каждого пришедшего в наш мир – свой урок. Столяр делает огромное и важное дело: он обеспечивает человечество табуретами, необходимость чего ни у кого не вызывает сомнения. Что касается Художника, у него каждое изделие уникально и неповторимо, в каждое он вкладывает частичку души и таланта, в то время как на конвейере каждое движение оценивается в неких усреднённых материальных единицах, человеко-часах, например.

Если Художника не оценивают самые близкие его люди…

Глупость написал! Люди, которые не умеют или не желают оценить творчество Художника, по определению не могут считаться его близкими. Они делят с ним постель, пищу, кров – но они ему не близки.

 

***

Счастье Художника, если рядом с ним оказался человек, способный оценить его творчество, его душу!

Бывает, конечно, что у кого-то спутница жизни разглядела талант ещё в молодости, и всю жизнь помогала ему реализоваться. Однако чаще всё же случается иначе. Творческая составляющая души далеко не всегда так уж интересует жён.

Это, повторюсь, можно по-человечески понять и оправдать. Семье не нужен абстрактный талант – ей нужен реальный доход, который этот талант приносит. Талант не кормит – оставь его на хобби, а сам занимайся тем, что приносит реальную материальную отдачу.

Не потому ли среди творческого люда столь велик процент разводов?

 

 

 

Тетрадка вторая

 

Я много слышал историй о том, какие чувства испытывает человек в боевых условиях. Ну и читал, разумеется, ещё больше. Да и сам своими глазами навидался разного.

Да что там навидался!.. На своей шкуре испытал!..

И вот в чём противоречие. Противоречие неразрешимое, необъяснимое, совершенно непонятное.

Мне много доводилось слышать и читать о страхе, который испытывает человек – в бою, а тем более, перед боем… Страх подавляющий, непреодолимый, парализующий, панический… Однако в реальности видеть таковой, и уж подавно испытывать самому не доводилось.

Нет, не так, неправду написал.

Нет, не то чтобы неправду – неточно!

Человек, который ничего не боится – наверное, есть таковые, но я их не встречал. Во всяком случае, ни один человек никогда не говорил мне: я, мол, ничего не боюсь!.. Страх живёт в каждом. И перед боем испытывает его каждый.

Страх – неотъемлемая и естественная составляющая сущности каждого человека. Да почему же только человека?.. Любого живого существа, даже того, кого мы считаем вовсе неразумными. Страх – это естественная форма проявления у всего живого инстинкта самосохранения. А этот инстинкт присущ каждому живому существу, вне зависимости от того, высокоразвитый это организм или же из разряда простейших. Вся-то разница – только человек в состоянии осознать, что в какой-то момент струсил, и может этого стыдиться.

Между тем, самого по себе страха и стыдиться, на мой взгляд, не следует. Его наличие – это нормально! Другое дело – стыдиться или нет тех поступков, которые совершил или не совершил под его воздействием!

Человек перед боем не может не бояться! Более того, наверное, как раз в преддверии собственно боя страх сильнее, чем когда сражение уже началось! Когда кипит бой – тут уже не до страха!

Хотя… И тут неверно сказал. Не совсем верно.

Страх – он многолик. Бесконечно многолик. Просто мы привыкли обозначать этим словом его крайние проявления, когда он захлёстывает человека с головой. Однако такое случается лишь иногда. Куда чаще страх просто присутствует в душе, подконтрольный, свернётся в душе насторожённой пружинкой, но в любое мгновение готовый стремительно распрямиться и парализовать тебя, едва эта способность его контролировать ослабнет.

…Помню, как я с девятой ротой 101-го полка шёл к кишлаку, который предстояло прочесать. Мы знали, что в посёлке обосновались люди, которых мы называли душманами, то есть врагами. Мы знали, что они нас поджидают, что они прекрасно осведомлены, что мы идём по их души… Соответственно, в любой момент по нам могли открыть огонь – а вооружение они в руках имели прекрасное; и владели им в совершенстве.

Мы шли по открытому, совершенно голому полю, и всё ближе перед нами вырастали стены кишлака.

В это время ощущаешь себя каким-то особенно беззащитным. Словно как даже голым.

В Афганистане офицеры обязательно, в приказном порядке заставляли подчинённых солдат во время боевых выходов надевать каски и броневые жилеты. Конечно, это не панацея от всех бед, это не гарантия от смертельного выстрела… Однако сколько человеческих жизней всё же было спасено благодаря этой защите, наверное, не сможет подсчитать никто.

Сами же офицеры бронежилеты, как правило, не носили. Конечно же, никогда не надевал его и я.

Вернее, надел только один раз – в самый первый день своего самого первого боевого выхода. Но, потаскав на плечах в течение нескольких часов эту непривычную и неудобную тяжесть, снял его, забросил в бронетранспортёр, и больше не прикасался. Тем более, что обратил внимание: офицеры их не носят, и, соответственно, самому выделяться не хотелось.

…Современный человек взращен на кино. Наше поколение больше читало – но в данном случае это не принципиально.

Мы слишком привыкли, что художественные образы героев словно как на время развития сюжета застрахованы от фатальных неожиданностей. Эта уверенность исподволь становится частью нашего мировосприятия – с главным героем до финальной сцены ничего не случится. А кто у нас по жизни главный герой?.. Да я же самый, чего тут непонятного?..

Мы знаем, что главный герой книги или фильма, совершая подвиг, непременно останется жив, а если и получит ранение, пусть и относительно тяжкое, то обязательно выживет, и победит свой недуг, ибо его выходит прекрасная медсестра… А погибать по ходу сюжета придётся другим – тем статистам из массовки на заднем плане, которых не жалко, потому что они второстепенные и безликие-безымянные, и боль каждого из них мы не воспринимаем.

Однако тогда, в последние мгновения перед выступлением на кишлак, в котором нас поджидали враги, я вдруг во всей полноте осознал, что тут – не кино! Тут нет того застрахованного от всех напастей главного героя! И уж я, разумеется, тоже не застрахован!

Я – простой человек из жизни, а не супергерой из кинобоевика! Знаете, я ведь до сих пор помню то мгновение, когда мне открылась эта истина!

На войне каждый участник её – и главный герой, и безликий статист одновременно! Для себя – главный герой, а для припавшего к прицелу душмана – просто мишень, фигура ростовая, №3, если не ошибаюсь.

И вот ты идёшь по полю – и всё ближе стены кишлака. И понимаешь, что это идёт не герой плюс массовка, нет! Что сейчас на этом пятачке территории сошлось превеликое множество людей, человеков, каждый из которых – тот самый мир, космос, отправная точка сложнейшей системы координат, при помощи которых данный человек воспринимает окружающую его бесконечность мирозданья. И каждый из этих людей сейчас одинаково уязвим – что мы, идущие к кишлаку, что те, притаившиеся за его стенами.

Сейчас никакая идеология не имеет значения – пуля вообще не знает такого понятия!

Мы все ещё живы, мы все видим это небо, эти глинобитные стены, эти горы, вытянувшиеся южнее вдоль речки Герируд… Мы слышим всё богатство звуков этого мира! Но где-то рядом уже равнодушно острит, полирует свою косу костлявая Смерть. Или точит свои ножницы Атропа, примериваясь, которую из множества сошедшихся перед ней нитей перерезать первой… Быть может, она, равнодушная к человеку неотвратимая богиня, разглядывает эти волоконца жизни через снайперский прицел, и тогда порвётся лишь одно из них; или же одним веером пулемётной очереди рассечёт целый ворох их…

Образов у Смерти много. Но суть-то её – одна-разъединственная: разделить в человеке тело и душу. Тело пусть в прах обратится, а душа, растерянная и мятущаяся, пусть отправляется куда пожелает – Смерти, в любой её ипостаси, абсолютно на дальнейшее наплевать!

Мы не знаем, по какому критерию она определяет, кого сегодня лишить жизни, направить в царство, откуда нет возврата, – есть ли у Смерти заранее составленный список жертв, имеется ли отпущенная на данное боестолкновение количественная разнарядка, либо же в бою включается слепой механизм случайности…

Нам этого знать не дано.

Но только спознал я в те минуты, когда направлялся на выполнение боевой задачи, понял вдруг простую истину – совершенно очевидную, но которая до того мгновения до меня не доходила: на данный момент кто-то из нас, ещё живых, уже обречён, кто-то из числа нас, идущих сейчас к кишлаку, назад уже не вернётся. Во всяком случае, таким же, как сейчас – целым и невредимым.

В автоматных магазинах-«рожках» у каждого из нас имелось по три десятка потенциальных смертей, да плюс сколько-то обойм в подсумках или в «лифчике»-«разгрузке», да плюс гранаты, да плюс у кого-то пулемёт с куда большим боекомплектом, да плюс у кого-то гранатомёт «муха»… А за нашими спинами, для прикрытия – взвод миномётов. А дальше – батарея гаубиц Д-30. Ещё дальше – залповые «Грады»… И у наших врагов тоже полностью снаряжены обоймы безотказных автоматов, метких «буров», другой смертоносной механики… И тоже миномёты, «безоткатки», старые надёжные советские ДШК…

Когда начнётся собственно бой, среди всего неисчислимого потока вырвавшихся из своих гнёзд пуль какие-то непременно найдут свою жертву. И почему этой жертвой не могу оказаться именно я?

Прилетевшему из неведомого далёка кусочку металла абсолютно безразлично, в кого впиться – в меня ли, такого грамотного и разумного, или же вон в того паренька, попавшего на войну из своего кишлака где-нибудь в окрестностях Оша, паренька, который до армии в руках держал только кетмень, и, в своём высокомерии рассуждал я, не прочитал ни одной книги… Мы с ним по внутреннему содержанию совершенно разные. Но сходны в другом: мы с ним – люди из плоти, столь ранимой и уязвимой для металла.

Да, я шёл.

И мне было страшно!

Так в чём же парадокс, о котором я говорил выше?

В том, что на войне страшно каждому. Кому больше, кто-то больший фаталист… Но чтобы вообще не бояться – такого, скорее всего, не бывает.

Но мне ни разу не доводилось видеть, чтобы человек на войне этот страх выказывал!

На рубеже 80-90-х годов в советских тогда ещё СМИ смаковалась тема о том, какими способами солдаты Советской армии уклонялись в Афганистане от выходов на боевые. Даже мочу больных гепатитом якобы пили – чтобы самим заболеть. Что скажешь?.. Наверное, такое тоже случалось. Однако в абсолютном большинстве солдаты сами просились «на войну».

Не верите?.. Однако так оно и было!

 

***

В кишлак мы вошли легко.

У населённых пунктов Афганистана есть такая особенность. Если смотришь на него с расстояния, кажется, что посёлок окружён сплошной стеной. И только когда подходишь совсем близко, видишь, что это обман зрения. Афганский посёлок – это какое-то количество отдельных дворов-крепостей, каждый из которых отгородился от внешнего мира высокой глинобитной стеной. А с расстояния эти одинаково-серые, лишённые индивидуальности дувалы просто сливаются в единое целое. Аберрация зрения, так сказать.

И вот подходишь к кишлаку… И только теперь видишь сколько-то стиснутых дувалами проходов внутрь, словно как коридоров – вроде как ничем не защищённых, открытых, доступных…

Ох, обманчива эта доступность!

Это Лабиринт. Смертельно опасный лабиринт, в который легко войти, но из которого без дозволения хозяев выбраться затруднительно; а то и вовсе невозможно. Это нечто подобное Кносскому лабиринту, в котором мог ориентироваться только несчастный в своём уродстве Минотавр; это лабиринт Библиотеки из бессмертного романа «Имя розы» Умберто Эко, тайну которого изящно, но не без труда разгадал мудрый отец Вильгельм; это пещера Мак-Дугала, по которой блукали Том и Бекки, и где потом погиб не нашедший выхода Индеец Джо…

В афганский кишлак и в самом деле легко войти. А вот дальше!.. Парочка поворотов между высокими стенами – и путь назад тебе уже отрезан. Из-за каждого дувала в любое мгновение может прозвучать выстрел, полететь в идущих гранаты, за каждым из бесчисленных поворотов может оказаться засада, под каждым твоим шагом может притаиться только что установленная «растяжка»…

Я шёл по полю, и с каждым шагом впереди всё выше поднимались серые стены, и всё явственнее проступали тёмные провалы проулков между ними. Право, в этом виделось нечто мистическое!

И насколько всё кажется несовместимым: синее небо, выпирающие из-за глинобитных стен густые кроны деревьев, мирная тишина – и гипотетическая опасность, готовая в любой миг обрушить эту мирную, но хрупкую благость. Нет, не гипотетическая, а самая реальная, только пока что притаившаяся в раздумье – пришла ли пора спускать с поводка Смерть, или же пока повременить…

В прочёске я участвовал впервые. Потому откровенно держался на вторых ролях, в роли наблюдателя. Ни во что не вмешивался, просто наблюдал за тем, как и что происходит. Не отставал от других, но и рожон не лез. Впитывал информацию и наблюдения, чтобы потом записать.

Задача журналиста на войне – наблюдать, а затем рассказывать об увиденном и осмысленном.

Задача подразделения, с которым я выехал на боевые, – найти душманов, и либо выдавить их из кишлака в сторону гор, либо уничтожить, либо (идеальный вариант) задержать и передать хадовцам, то бишь представителям местных органов госбезопасности. Соответственно, в наши функции входило проводить обыски в жилых домах!

Вошли в один дувал. Тесный дворик, убогие глиняные постройки… По моим представлениям – нищета, однако мне кто-то говорит, что это относительно зажиточный крестьянин. Хм, крестьянин… Уж лучше – дехканин.

Хозяин с готовностью протягивает паспорт. Или какой другой документ – кто ж разберёт-то! В общем, какая-то бумажка, сухая, пыльная, с потёртыми сгибами. Там всё – арабской вязью… Только печать вроде как правильная…

Наш переводчик – солдат из Таджикистана – что-то говорит. Хозяин с готовностью показывает ладони. Тёмные, сухие, даже на вид в твёрдых бугристых мозолях. Натруженные!

Как же мы были наивны! Мы искренне считали, что против нас могут воевать только отпетые наёмники мирового капитала, что простой труженик всей душой за нас, что он жаждет новой жизни, что он мечтает вырваться из средневековой дикости и приобщиться к достижениям современной цивилизации, в её социалистическом варианте, разумеется!

Конечно, осознание того, что не всё бесспорно в этой формуле, уже бередило наше сознание.

И всё же к людям труда мы испытывали искреннее доверие. Дехканин – значит, по определению наш союзник!

…Я следую дальше с досмотровой группой. Открываем следующую калитку, оказываемся во внутреннем дворике той же усадьбы. Посередине сбились в кучку, сидят на корточках несколько женщин и детей – и женщины, и дети все разного возраста. Они смотрят на нас.

В первое мгновение я не понимаю, куда мы попали. И только потом до меня доходит!..

Гарем!

Что я знал на тот момент о гаремах?.. Только то, что читал в «Сказках 1001 ночи» или в романе «Роксолана» любимого в детстве Павла Загребельного, что видел на знаменитой картине Карла Брюллова.

В моём представлении гарем рисовался как нечто яркое и сочное, где среди роскоши и изобилия изнывают от скуки и неги прекрасные женщины – жёны, наложницы и некие таинственные одалиски.

И вдруг – что я вижу?.. Тесный со всех сторон глинистый двор… Сбившиеся в кучку женщины со смуглыми какими-то схожими лицами… Причём, смуглые не той томной и сексуальной матовостью, что с эротических снимков сулит жгучие ласки, не подёрнутые ровным пляжным загаром секс-дивы – вовсе нет. А загорелые до черноты под жарким афганским солнцем, прорезанные глубокими морщинам по коже, не знающей кремов и притирок… Наверное, они были различимы между собой, однако в тот момент я этого не разглядел. Врезалось в память – лица, загорелые до черноты, похожие между собой и разнящиеся только глубиной и количеством морщин, одинаково чёрные устремлённые на нас глаза.

Есть у людей, которых мы называем «восточными», такая особенность. У них по лицам, по взглядам трудно определить эмоции. Человек смотрит на тебя – и редко когда можешь понять, какие чувства он сейчас испытывает.

Что испытывали эти женщины, которые в тот далёкий уже октябрьский день 1985 года смотрели на нас?.. Какие чувства испытывали прижавшиеся к ним дети – разных возрастов, мальчики и девочки?.. Кипела ли в них ненависть, обжигал изнутри стыд, разливался парализующий всё страх?.. Я не знаю – лица и глаза казались совершенно одинаково ровными.

Лица казались бесстрастными. Но какие страсти в тот момент бушевали в душах за этими масками?..

И что испытывал хозяин – седоватый мужчина неопределённого возраста, который стоял рядом с нами? Ненависть?.. Стыд?.. Страх?..

Наверное, коктейль из всех этих чувств. И в осадок из этого коктейля непременно выпадало желание нас уничтожить.

Желание… Какое-то мягонькое словцо, не отвечающее тому, о чём я думаю. Думаю, что его просто захлёстывала потребность нас уничтожить – та потребность, что перехватывает дыхание, от которой заходится сердце, от которой всё внутри сжимается, а руки уже предощущают шершавость рукояти кинжала или податливость спускового крючка верного «бура».

Если бы не стоявшие за околицей батареи миномётов, гаубиц, «градов», готовых в любой миг открыть ураганный огонь…

Считается, что мусульманам присуща полная покорность судьбе. Не знаю, не знаю… Вряд ли именно покорность доминировала в душе этого дехканина, в гарем к которому ворвались иноверцы.

Внешне – да, он выглядел покорным… Из страха – за себя, за своих близких, за своё хозяйство, в конце концов. Вряд ли то же можно сказать о его душе. Нет сомнения, что она, душа, в те минуты нашёптывала дехканину: «Ничего, ничего, потерпи, у тебя ещё будет возможность отомстить!»…

…Я сунул руку в карман, достал горсть конфет – разноцветных леденцов в хрустящих прозрачных фантиках. Высыпал в подставленную ладошку оказавшегося рядом ребёнка – кажется, это была девочка, не помню…

И понимаю, что подставленная ладошка – это, скорее, не собственно желание получить сласть, это проявление страха. Ребёнок попросту побоялся не подставить мне горсть.

Он ведь не знал, насколько я добрый по натуре, и не собираюсь причинять ему зла, что у меня два сына, и что я вообще люблю детей. Он этого всего не знал, и потому, не сомневаюсь: в его душе в тот миг преобладал всё же страх.

Для афганских детей наркотик – повседневность, а конфета – лакомство.

Детвора в районах, где шурави присутствовали постоянно, безбоязненно приставали к нам, нагло выклянчивая подачку-«бакшиш». В том числе и сласти. Регулярно общавшиеся с нашими солдатами местные ребятишки знали, что шурави детолюбив по сути своей, и щедр на милосердные поступки, особенно по отношению к малышне.

В отдалённых кишлаках детвора об этом ещё не знала. Сюда мы приходили только вот так – без спроса, без соблюдения правил того, как следует себя вести гостю, и, как правило, под грохот канонады.

Господи, мы же искренне хотели им добра! Мы считали, что живём в прекрасной справедливой стране, пусть со своими недостатками и огрехами – но ведь это временно! Мы строили прекрасное и справедливое будущее, и были уверены, что рано или поздно все перекосы социалистической действительности как-то устранятся, и будущее окажется просто лучезарным! Мы желали таким же лучезарным будущим одарить вот этих погрязших в средневековой нищете дехкан!

Что, смешно?.. Конечно, я насмехаюсь над собой тогдашним, разумеется, не особо-то мы верили в коммунизм… Но в то, что социализм это куда более справедливый строй, чем капитализм и уж подавно афганский феодализм, – в это верили свято. Во всяком случае, большинство из нас.

Признаться, я и сейчас в это верю. Только вот не удержали мы лучшее, что у нас было…

…Мы и в самом деле хотели этим детишкам, их сбившимся в кучку матерям, этому дехканину, которого мы невольно оскорбили, ворвавшись в гарем, – мы им искренне хотели добра!..

А получилось – вон что!

…Когда я высыпал в подставленную ладонь конфеты, вдруг словно бы увидел картину со стороны.

Я увидел группу вооружённых людей, бесцеремонно вторгшихся в чужое жилище, и обшаривающих его… Я увидел сбившихся в кучку испуганных женщин и детей… Я увидел, насколько мы кардинально разные – по одежде, по мировосприятию, по взаимоотношению… А главное – я увидел себя, с автоматом, протягивающего детишкам конфетки.

В каком-то фильме про Великую Отечественную показывали такое же – мордастый эсэсман угощает крестьянского паренька…

Нет, мы не жгли и не расстреливали такие вот семьи. Но выглядел я в представлении тех детишек кем-то сродни тому эсэсману.

Во всяком случае, в тот момент мне так подумалось.

Я ведь был прав, давая ребёнку ту конфету! Так почему же мне за неё настолько стыдно по сей день?

 

***

Стыд – он ведь очень разный!

Иной как полыхнёт изнутри, опалив жаром лицо, до испарины, когда хочется исчезнуть куда-то – с глаз долой, а то и вовсе из этого мира. Другой в душе затаился тяжким комом, и нейдёт оттуда годами и десятилетиями, и признаться в нём даже самым близким не можешь, и не избавиться никак… Иной же ласковый такой, кокетливо-стеснительный, которым и порисоваться приятно – глядите-ка, вот, мол, я какой честный: поступок постыдный совершил, и раскаиваюсь в том, и вот делюсь даже откровенно…

Это, так сказать, три основных типа стыда. А ведь каждый из них неповторим, двух одинаковых не бывает!

 

***

Прочитав ещё в рукописи приведённый отрывок воспоминаний, Любимая досадует:

- Зачем ты столько много внимания уделяешь своему страху?...

- Но ведь так оно и было, – настаиваю на своей правоте.

- Ну и что?.. Другие-то о своём страхе не пишут…

В том-то и дело – кто-то признаётся в нём, кто-то умалчивает… Но боятся-то всё! Все без исключения!

Особенно когда выходят на боевые в первый раз.

 

 

 

 

Тетрадка третья

 

…Нежимся с Любимой в постели.

- И сколько любовников у тебя было?..

Почему этот вопрос настолько занимает мужчин?.. Знаю, что не только меня, что данным вопросом интересуются если не все, то большинство сопостельников, имеющих уже предварительный сексуальный опыт.

Правда, я интересуюсь этим только когда подруга мне по-настоящему нравится. Вернее, эту фразу нужно переписать в прошедшем времени: «интересовался» и «нравилась».

Сейчас мне никто, кроме Любимой, не нужен.

- Ты первый…

- Да ладно!

- Правда.

- Ну, не хочешь, не говори…

В самом деле: это личное дело каждого – признаваться ли в своих грехах. Не на исповеди, чать!

Любопытство, конечно, остаётся. Однако и право на личную тайну никто не отменял.

Решаю про себя больше к этому вопросу не возвращаться.

В этих вопросах я снисходителен. Действительно снисходителен, без кокетства! Во-первых, мало ли что у кого случалось раньше!.. Ну а потом… Как бы это помягче-то… Раньше я всегда ощущал себя во время подобных романов просто очередным любовником очередной любовницы – не более того. Всю ситуацию расценивал именно с этой точки зрения. Меня это устраивало.

Раньше! Не теперь! Сейчас – иное!

Все – не все, но некоторые предыдущие подруги со мной делились каким-то воспоминаниями о своих былых, скажем так, интимных приключениях. Разумеется, не всеми, и без пикантных подробностей, а только о тех, которые сыграли в её судьбе некую важную роль. Некоторые истории я выслушивал с большим или меньшим интересом, некоторые чем-то цепляли – свинским ли поведением мужчины, пакостным ли поступком женщины…

Но в целом они оставались для меня просто занимательными рассказами. Мало ли мы нынче, в эпоху всеобщей разнузданности, слышим различных историй с элементами пикантности!

Я понимал, что если какая-то из подруг (из прошлого времени, исключительно из прошлого!) мне рассказала эту историю, значит, она по некой причине засела у неё в душе, и не просто засела, а просится наружу, просится быть рассказанной. Значит, не даёт ей самой покоя.

Обосновавшиеся в нашей памяти воспоминания ведь тоже ведут себя по-разному: какие-то притихли где-то в тихом уголочке, да и дремлют себе, не особо беспокоя; а какие-то просто не могут успокоиться, так и рвутся наружу! Как будто они тоже живые – воспоминания!

Человек так уж устроен, что, делясь какими-то воспоминаниями, вольно или чаще невольно подкрашивает, хоть чуть, и корректирует их в свою пользу. Это нормально, это естественно, это закономерно. Сам такой. И потому, понимая это про себя, снисходителен к другим.

Во всяком случае, стараюсь быть снисходительным.

Не могу не отвлечься в очередной раз.

Меня уже давно занимает такой вопрос. Человек в частном разговоре неизбежно старается себя обелить. А вот как на исповеди – тоже?.. Наверное, да, наша сущность неизменна, с кем бы мы ни общались – с простым человеком, или же со священником… Выходит, не то что ближнего, а самого всевидящего Бога – и то не прочь ввести в заблуждение, даже вроде как осознавая, что это невозможно. Понимает ли это священник?.. Или он не особо вникает в сказанное, и просто выполняет функцию слушателя?..

Нет-нет, я понимаю, что когда общаешься со священником с глазу на глаз, когда не довлеет за спиной очередь других соискателей таинства отпущения грехов, когда видишь в нём искренний интерес и искреннее же сочувствие к тебе… Тут, конечно, можно и с большей откровенностью душу излить, поведать о грехах, поделиться сомнениями и мыслями крамольными…

Но когда исповедь проходит в уголке храма у всех на виду, и за спиной переминается очередь, а вокруг толпа людей – молящихся и праздношатающихся, вот тогда насколько человек откровенен?.. Когда и ему, и священнику – ибо тот тоже человек, хотя и исполняющий предписанный свыше урок, – хочется, чтобы обряд свершился побыстрее…

В толпе трудно быть откровенным! Под множеством скрещивающихся на тебе взглядов – любопытствующих, или, скажем, поторапливающих – непросто раскрывать душу!

В том, как в православии организован процесс исповеди, на мой взгляд, большая недоработка с точки зрения психологии человека.

Мог бы я совершенно без утайки поделиться всем, что накопилось в том уголке души, куда складируются воспоминания о свершённых грехах? Или, точнее, рассказать о поступках, которые я считаю для себя греховными?..

Не уверен. И уж подавно не в такой вот атмосфере, которая не особо располагает как к откровенности, так и к обстоятельному разговору!

О многом рассказал бы. Но не обо всём. Есть то, о чём говорить слишком стыдно. Господь, или иной Верховный Судия, которому предстоит судить меня в Высшем Трибунале, и сами прочтут всё в моей душе – и о том, что я считаю грехом, и в чём и насколько раскаиваюсь. Даже то распознает, о чём я напрочь забыл!.. Равно как и то, что я грехом не считаю, не зная о последствиях некого своего деяния. А священнику всё излить не смогу. И даже в чём признаюсь, всё равно ведь изложу с элементом самооправдания, пытаясь хотя бы частично самооправдаться внешними обстоятельствами и поступками других людей, спровоцировавших меня на грех…

Ибо я – человек. Такой же, как все – не хуже, но и не лучше.

Впрочем, в разделе этих записок, в котором идёт речь о постельных сценах, наверное, рассуждения о церковном покаянии не совсем уместны.

…- Не хочешь – не говори! – благодушно не поверил я.

Не настолько считаю себя роковым мужчиной, чтобы возомнить, будто способен сбить с пути правильную женщину, которая на протяжении многих лет оставалась верной женой!

- Правду говорю, – нежно прижимается ко мне Любимая.

Её такое моё недоверие, судя по всему, несколько задевает. Прекрасно это понимаю, – с ленивой самоуверенностью думаю я. Ей не хочется выглядеть в моих глазах легкодоступной. Ей хочется, чтобы я считал, что именно ради меня она совершила грехопадение.

Обнимаю и целую её. Пусть скрывает – не жалко.

…Начинаю верить в её правдивость много позднее и постепенно – этот процесс растягивается по времени. Параллельно с тем, как приходила вера в её искренность, нарастало и удивление. Есть ведь чему дивиться!

И чего стыдиться тоже. Мне стыдиться!

Мы живём в распутное время. Мы привыкли к лёгкости интимной близости. К поверхностности её. К лёгкости достижения интимной близости тел при взаимной безразличности душ.

В нашей жизни секс всё прочнее занимает позиции, которые совсем ещё недавно безраздельно принадлежали любви. Механика физиологии приходит на смену поэзии чувств!

Просто удивительно, насколько стремительно на протяжении жизни одного лишь нашего поколения изменилось само представление о том, какими должны быть отношения между мальчиками и девочками в идеале. Понимаю, понимаю, что слово «идеал» тут не совсем уместно, ибо нет в этом вопросе объективного критерия. И всё же…

По самой человеческой природе постель должна являться производной от любви. Любовь первична – потом уже интим!..

Так должно быть. Но нынче это стало не так. Слишком легко мы оказываемся в постели.

Не отсюда ли поверхностность чувств?..

Более того, именно такое положение дел взращивается у нас всей культурой – а точнее, тем, что у нас понимается под культурой! Фильмы, современный театр, всевозможные телешоу, откровения эпатажных «поп-звёзд» (так и хочется эти слова написать раздельно и без дефиски), песни – всё насаждает, культивирует в обществе разврат и неверность!

Нет-нет, я прекрасно понимаю, что шоу – это одно, а реальная жизнь – нечто совсем другое. И сколько угодно имеется семейных пар, в которых соединены верные друг другу люди.

Во всяком случае, хочется в это верить.

Но ещё с молодости я чётко усвоил такую истину. Есть сколько угодно женщин, которые ни разу не изменяли мужу. Но нет ни одной, которая бы изменила только один раз.

Если женщина на протяжении многих лет придерживается норм семейной морали, ей очень трудно переступить через них. Но вот в какой-то момент она оказывается в постели другого. Как так вышло?.. Что изменилось в её представлении о супружеских ценностях? И в какой момент?

Почему сегодня стало возможным то, что ещё вчера казалось совершенно немыслимым?

В какой степени повинен в том муж, и в какой степени повинна женщина?.. И в какой степени – любовник?..

Женщина созрела к измене?.. Или же посторонний мужчина, оказавшийся рядом с ней, обладал некими качествами, которые оказались сильнее её представлений о том, что есть правильно?

Существует ли универсальный ответ на такой вопрос?.. Навряд ли.

Женская неверность начинается не в тот момент, когда она оказывается в постели с чужим мужчиной – а в тот, когда она только начинает дома собираться на свидание, заранее осознавая, что сегодня она впервые отдастся другому. Когда понимает: сегодня она впервые в жизни преступит ту самую черту…

Хотя, нет, наверное, даже раньше – когда впервые в мыслях допустила саму вероятность такого поступка. Когда, лёжа в постели с мужем, впервые представила на его месте другого.

И такой мужчина, к которому отправляется на свидание женщина, ни разу не нарушавшая до того обет верности, должен обладать некими качествами, которые разрушают, оказываются сильнее её представления о правильности поведения правильной жены.

Есть женщины, у которых супружеская неверность заложена в самой сути её. Как правило, мужчины таких чуют, и с кем из них она окажется в постели, как раз от мужчины зависит в меньшей степени – она сама кого угодно соблазнит, ежели пожелает, разумеется. Такая грешит легко, без психологического самокопания, без душевного надрыва. Шлюха по натуре, она легко находит оправдания своим сексуальным похождениям.

Душа её изначально порочна по сути своей. Её тело – лишь греховное приложение к порочной душе. И сколько мужчин попробуют её тело – не играет принципиальной роли. Грех – её потребность!

А есть другие. Когда женщина домашняя, семейная по сути своей. Она рождена для роли верной супруги, и долгое время оставалась таковой!.. И вот если она оказывается в постели у другого – вот тут вся ответственность за дальнейшие их отношения, за её дальнейшую жизнь в интимной, так сказать, сфере отныне лежит именно на нём, на соблазнителе.

Во всяком случае, в значительной степени.

Заманить на путь греха порядочную женщину – это можно оправдать только в одном случае: если сделать её счастливой. Или по меньшей мере искренне стремиться к этому.

Четверть века моя Любимая хранила верность мужу. И вот теперь, обнажённая и прекрасная в своей наготе, нежится у меня на плече. Почему?.. Как так вышло?.. Как такое стало возможным?..

Я его не знаю, её мужа. Не видел даже ни разу.

Но мне перед ним стыдно. Потому что она оставалась ему верной четверть века. А я сбил её с пути правильного.

Мой грех.

 

***

О чём только в постели ни ведутся речи!

Наверное, постель – это оптимальное место для самых разных разговоров. И для самых откровенных! Трудно юлить, когда лежишь обнажённый.

В любой другой обстановке никогда бы не затронул ту или иную пикантную тему. А тут… Тут можно говорить о чём угодно.

Обнажённые тела словно помогают обнажаться душам.

- У нас с мужем в ЭТОМ – всё нормально, – как-то признаётся она.

Откровение царапает. Я ведь значительно старше их обоих – и Любимой, и её супруга. Сколько ни хорохорься, а возраст в ЭТОМ деле – серьёзный фактор. Особенно если осмелиться взглянуть в будущую перспективу. Разница-то возрастная остаётся неизменной!

Одно дело, когда ему – всего сорок, а ей – пусть даже и двадцать. И совсем иное, когда ей уже сорок при той же разнице в годах…

Была у меня одна знакомая. Именно знакомая – без каких-то интимных продолжений. Обращали на себя внимание неизменно и откровенно по-бабьи голодные глаза.

В давние-предавние времена она была студенткой, он преподавателем. Банально! Сколько подобных романов знает история!

Другая бывшая студентка как-то призналась, что была влюблена в своего преподавателя.

- Позвал бы – куда угодно за ним пошла бы! – немного смущаясь, откровенничала она.

«Куда угодно»… Вполне понятно, куда именно мог позвать преподаватель влюблённую студентку.

- И что же?..

- Не позвал…

А позвал бы – и неведомо как сложилась бы судьба у юной (тогда ещё) девушки. Неведомо – но совершенно иначе, чем сейчас. Потому что вряд ли она бы вышла замуж за своего однокурсника.

Вся наша судьба выстраивается каждым совершённым или не совершённым поступком.

Но вернёмся к моей знакомой с голодными глазами.

В абсолютном большинстве случаев подобные романы рано или поздно завершаются разрывом – со слезами, скандалами, семейными сценами, шантажом… Случается и иначе: расстаются любовники тихо-мирно, оставляя друг о друге приятные воспоминания… А то и вовсе забывая со временем некое мимолётное увлечение юности…

Ну а тут роман завершился браком!

Они и по сию пору живут вместе. Он – дедок преклонных лет, она – женщина в самом соку и с вечно голодными глазами.

Как она рассказывала, муж у неё никогда не спрашивает, где она была, и почему задержалась – во сколько бы она ни вернулась домой. Надо понимать, смирился с неизбежным.

Я с молодости не понимал мужчин, которые, будучи в возрасте, женятся на молоденьких. Не понимаю и теперь.

Ведь очевидно же, что с возрастом потенциал мужчины снижается – во всех отношениях. И женщина в какой-то момент непременно ощутит себя несчастной – молодая и страстная, да при таком вот старике. Ладно ещё, если старик достаточно богат, и в состоянии построить для юной дивы золотую клетку. А если нет?.. Если ты обычный ветеран со средней пенсией, пусть даже и военной?.. Ведь тебе непременно грозит разочарование – то, что ты сам разочаруешься, ещё ладно, куда страшнее, что разочаруются в тебе!

Правда, есть ведь и исключения из общего правила!.. Когда молодая жена всегда верна престарелому мужу.

Не может не быть!

Я об этом читал. И в кино видел!..

В том и суть! Каждый знает об общей тенденции. Но каждый верит в то, что лично он станет счастливым исключением!

Так устроен человек, что, каковой бы серой и унылой ни выглядела действительность, от будущего мы ожидаем чего-то лучшего. Наверное, в какой-то период возраста эта закономерность перестаёт действовать. Но я до него пока ещё не дожил.

Ну и потом…

Мы же знаем, что не вечны под луной.

- Вы когда умрёте? – спросил как-то Воланд у своего собеседника.

Тот не смог ответить – человеку о том неведомо. Но то, что каждый из нас умрёт – это аксиома. И взрослый дядечка, женясь на молоденькой, попросту надеется, что на отведённый ему (оставшийся) жизненный срок у него силёнок хватит. А дальше – его уже, как правило, не особо волнует.

Если бы я женился на молоденькой, рассуждал бы именно так!

В завтрашний день заглянуть невозможно. Однако каждый из нас надеется, что там, в ближайшем будущем, всё пойдёт по сценарию, который нас устраивает больше всего. По варианту, который рисуется в мечтах.

Не перестаю повторять: наше счастье, что мы можем надеяться на будущее, но не в силах его прозревать!

 

***

Но вернусь к признанию Любимой.

Если с мужем в постели всё в порядке, то почему ж ты здесь, солнышко моё, со мной?.. У нас ведь очень ощутимая разница в возрасте, а потому я просто по факту не в силах конкурировать с ним в интимной сфере!

Не постелью единой измеряются отношения между мужчиной и женщиной! Банально и прямолинейно?.. Согласен. Но ведь правда же!

Духовное родство, общность интересов, совпадающие взгляды на жизнь. Разве не это главное в отношениях близких? Нет сомнения!

Любой мужчина в возрасте, который осознаёт, что уровень тестостерона в его крови начал неуклонно снижаться, подтвердит сказанное!

Однако же, в приливе откровенности с горечью признает он и то, что и без гармонии в постели отношения между мужчиной и женщиной не могут считаться совершенными. Не сложись «постельной» гармонии, рано или поздно это скажется и на отношениях в других сферах совместной жизни.

Тут всё в комплексе должно сочетаться. А вот как достичь этой «постельной гармонии»?..

Кто бы знал! Кто бы разъяснил!..

Кто бы дал такую волшебную пилюлю?

…Кто нужнее женщине – темпераментный, не знающий усталости самец, способный измочалить самую требовательную подругу? Или тихоня и добряк, с которым интересно и уютно, у которого, однако, прелюдия длится куда дольше собственно интима?.. Интеллектуальный темпераментный самец, да с нежной душой – понятно, идеал, да где ж такого найти?.. Да к тому же чтобы беззаветно любил только тебя, единственную, да при этом ещё и тебе пришёлся бы по сердцу и по душе…Ну и по телу, разумеется, – мы ведь об этом речь ведём…

Смешно?..

Согласен, не до смеха тут!

И всё же в силу своего возраста хочу надеяться, что душевная близость в силах компенсировать некоторые сексуальные огрехи, обусловленные столь значительной разницей в возрасте.

А что ещё, собственно, мне остаётся, как не надеяться?

 

***

Что я могу тебе дать, Любимая?..

Что у меня есть такого, чтобы сделать тебя счастливой?

Сам по себе такой вопрос, который ставлю перед собой, повергает в уныние. В самом деле: ЧТО?!

Помню, был я ещё курсантом военного училища. Вообще-то я всегда в отпуск и из отпуска ездил поездом. А то вдруг оказался в аэропорту – уж даже и не вспомню, какого рожна.

Стоял за высоким барным столиком, пил свой кефир, и любовался через широченное окно видом на аэродромное поле. Там взлетали и садились самолёты, сновали тягачи и развозившие пассажиров автобусы, куда-то торопились крошечные с такого расстояния люди…

Вы замечали, что мы с каким-то обострённым любопытством наблюдаем за деятельностью таких вот транспортных порталов – вокзалов, депо, причалов?.. Вот он стоит – вагон, самолёт, теплоход… А через какое-то время он отправится в путь. Он подобен некой капсуле, которая словно как выводит человека из данной действительности и перемещает его в другую точку бытия. Согласитесь, в этом есть что-то мистическое, сакральное, что ли…

Наверное, сидит в нас неистребимая тяга к перемене мест – на поиски чего-то того неведомого, о чём народная мудрость придумала адрес «там хорошо, где нас нет». Или ещё лучше: «туда, не знаю куда»…

Каждый из нас словно бы искренне верит в то, что достаточно переместиться в некую точку на земном глобусе – и там ожидает нас свежеиспечённое готовенькое счастье в радужной подарочной упаковке. Но такое бывает ли?.. Разве только в фильмах «про любовь».

Счастье – это не само по себе место, где в данный момент пребывает твоё тело! Оно не снаружи, оно не в нашем окружении… Счастье внутри нас – или есть оно, или же его нет.

Ведь о том же говорил и мудрый Лис в волшебной сказке про Маленького Принца…

Думается, в душе у каждого из нас живёт жажда счастья. Его зародыш, что ли… Который пробуждается, реализуется в какой-то момент… Или так и не реализуется никогда.

Я в съёмной на два часа комнатёнке бываю счастлив.

Хоть и мало мне этого.

Да и вообще – можно ли счастье отсчитывать оплаченными часами?.. Хм… Выходит, всё ж таки можно…

Бывает ли счастье постоянным? Или оно всегда дискретно, эпизодично, фрагментарно, сиюминутно?..

На этот вопрос может ответить каждый. Каждый – по-своему. Но можно ли из этого множества ответов вывести единую на всех формулу?..

Но вернусь к тому случаю, которому уже сорок лет.

Я много раз рассказывал друзьям и знакомым о той встрече. А история, повторяемая много раз, как-то трансформируется в памяти. Раньше она хранилась в той ячейке, которую можно бы назвать «фильмотекой», то есть она представлялась яркой красочной картинкой. Рассказывая её, я словно пересказывал то, что видел внутренним взором. А сейчас та история в моих воспоминаниях подобна диктофонной записи, на которой запечатлены не образы событий, а блоки отшлифованных многократным повторением словесных конструкций.

Итак…

За соседним столиком стояли и разговаривали две женщины. По всей видимости, подруги юности, и одна из них приехала в аэропорт, чтобы пообщаться со второй между рейсами.

И вот жалуются они друг дружке на жизнь. А точнее – на мужей! Это важное уточнение!..

Точных подслушанных слов я за давностью лет не помню, но смысл их беседы выглядел примерно так. Хм, выглядел… Доносился до меня фрагментарно – так сказать точнее. Всё же они разговаривали между собой, а не на публику. А в те времена культура разговора была всё же повыше, люди ещё умели разговаривать вполголоса, не то что ныне…

Одна рассказывала, что надоело жить в нищете, что муж какой-то инженер (или мнс – не помню, не принципиально) и получает мизерный оклад, что экономить приходится на всём… Вторая жаловалась, что муж ей внимания должного не уделяет, занимает какой-то пост, где можно неплохо зарабатывать, и его вечно дома нет… Первая: живём большой семьёй в хрущёвке-двушке, не повернуться… Вторая: живу в хоромах, а одинока, и пусто в хоромах-то, если одиноко… Первая: весь отпуск с тяпкой на даче, и заготовки на зиму, иначе не протянуть… Вторая: в санатории фешенебельном все приезжают парами, семьями, только я всегда одна, да к тому же территория закрытая, не разгуляешься… Ну и дальше говорили что-то такое же… Только ещё один момент. Первая: муж в детях души не чает, и меня любит, да что мне его любовь, которая не кормит!.. Вторая: а я бы всё отдала, чтобы муж меня любил, как поначалу, пока богатым не стал, чтобы о детях не только кошельком заботился, но и занимался бы с ними хоть чем-то, хоть иногда!..

Не помню: не то мне пора пришла уходить, или они к рейсу отправились… Только финал разговора не отложился в памяти.

 Тогда подслушанная беседа двух подруг здорово меня озадачила. Мне было лет 20, слыл если и не идеалистом, то примыкал к этой категории вполне тесно, делил мир на «правильно» и «неправильно», и с трудом различал оттенки в таком размежевании… Слушал я – и думал: так какого же рожна вам, бабы, нужно?..

Потом, с возрастом, понял, что ни один мужчина ответить на этот вопрос никогда не сможет. Много позднее я вдруг осознал, что и ни единая на свете женщина тоже не смогла бы сформулировать ответ. Ну а сейчас я убеждён, что запросы женщины на отпущенную ей жизнь не сможет понять вообще никто – даже создавший её Господь Бог!..

Говорят, что женщине для счастья нужно всё то, что есть у её подруг, плюс нечто, чего нет ни у кого больше. Шутка, конечно, однако некая толика истины в ней имеется, не так ли?..

Мужчина проще. Его запросы и потребности материальнее и прямолинейнее. Если хотите, примитивнее!

Потому что женщина счастлива только в любви! Счастлива только в любви, однако одной любви для счастья ей недостаточно! Такой вот парадокс! Женщине для счастья нужна любовь, плюс что-то ещё, а чего – она и сама не знает!

А что есть счастье?.. И что есть любовь?.. Кто-то может сформулировать эти определения?.. Я не возьмусь.

Вернее, лично для меня такие определения есть. Но насколько они универсальны?.. Не знаю.

Любовь – это когда хочешь сделать счастливым… Кого?.. Ну вот мою Любимую! Я знаю, что объяснять тезис через него же, это неправильно. Но я ведь не теорему на экзамене доказываю. А для художественного произведения данное определение, думаю, вполне сгодится.

Любовь – когда Любимую хочешь сделать счастливой! Любовь – это когда счастья желаешь прежде всего ей, а потом уже себе.

Осталось разобраться со счастьем.

Об этом говорить и писать можно бесконечно много. Однако определение – это когда некая идея сформулирована при минимуме слов. Счастье же вогнать в строгую словесную формулу не получается. Слишком оно эфемерно!

Потому что объяснить что-то можно словами. То есть разумом. А счастье разуму не подвластно. Оно живёт только в душе.

Соблазнить вожделенную красавицу и переночевать с ней – это ещё не счастье. Иметь усадьбу на Багамах, самолёт и яхту – тоже не счастье. Лобстеры на завтрак, розовые жемчуга на шее каждый день, персональное приглашение на бал к королеве Елизавете – всё это здорово, но тоже само по себе счастье ли?..

Равно как провести пару часов с любимой в съёмной комнате – это лишь кусочек счастья, его осколок, при этом украденный у кого-то. Для бездомного обрести вдруг жильё – тоже лишь кратковременный фрагментик счастья, если не встретит его там тепло и уют. Подать любимой кофе в постель, подарить ей подвеску из редкого янтаря, получить в её же присутствии диплом победителя полуизвестного литературного конкурса – и это могло бы при случае стать кусочками смальты для многокрасочного панно «Моё счастье»… Однако в разбросанном виде они на всеобъемлющее понятие счастья всё же никак не тянут…

Счастье – когда, просыпаясь, хочешь приласкаться к той, с кем засыпал. Счастье – когда у тебя есть возможность проживать вместе с любимой, причём, проживать в достаточно комфортных условиях. Мы ведь помним, что любовь – это когда хочешь ЕЁ, единственную, сделать счастливой. Так вот счастье – это когда имеешь возможность не эпизодически, а ежедневно одаривать Любимую любовью, и при этом когда у Любимой есть такая же возможность!

То есть любовь – это стремление сделать Любимую счастливой. А счастье – это когда имеешь для этого реальную возможность и непременно пользуешься при этом взаимностью.

Когда ты занимаешься любимым делом, и твоя Любимая не ревнует к нему, не раздражается на него, а помогает тебе же. Счастье – это когда Любимая занимается любимым делом, и ты ей в этом помогаешь. Счастье – когда идёшь рядом, вместе, её ладошка в твоей ладони, и не нужно уточнять, куда держите путь. И когда в любой миг поворачиваешь голову – и встречаешь любимый влюблённый взгляд.

Когда ты вечером после работы идёшь домой, не потому что тебе больше некуда идти, а потому, что тебя там ждут любовь, тепло, уют…

И постель!

В любое время суток.

И не обязательно в постели!

 

***

Наверное, за такими же счастьем и любовью отправлялась в путь безвестная для меня девушка, о жуткой истории которой хочу рассказать.

Кстати, ты заметил, дорогой читатель, насколько каждый из нас стал равнодушнее к чужой боли?.. Фильмы, телевидение, и особенно интернет – насколько они приглушили в нас способность к сопереживанию!..

Мы видим несчастье на экране телевизора, и не воспринимаем его как происходящее реально с конкретными людьми. Для нас это просто картинки между двумя глотками кофе перед выходом на работу.

У нас в душе словно образовался дополнительный орган, которого не существовало до начала эры электронных СМИ. Некий полупрозрачный щит, своего рода полупроводник, который проницаем для изображения и звука, но который отфильтровывает людскую боль. То есть у нас задействуются только физиологические рецепторы, но не душевные.

Это закономерно и объяснимо, если разобраться! Когда раньше в селе у кого-то случалось горе, беду близко к сердцу принимали все сельчане. Когда раньше в городе с кем-то случалась трагедия, на соседней улице об этом уже не знали… Сейчас всё усреднилось, нивелировалось: чувство сопереживания горю у соседей уже не столь жжёт душу, о трагедии на соседней улице и на другом континенте мы узнаём одновременно во время завтрака – и они тоже не жгут нам ничего… Разве что головой покачаем: надо ж, что опять натворили!..

Причина, на мой взгляд, проста. Душа человеческая не в силах сопереживать такому потоку боли и горя, что обрушился на неё с телеэкрана или монитора! И она защищается – защищается, воздвигнув щит равнодушия. Душа ведь живая, ей бывает больно, и она научилась укутываться в предохранительный кокон, чтобы не получить ожогов.

Но случаются истории, которые пробивают даже этот, казалось бы, сверхнадёжный защитный блок. Как от скачка напряжения не всегда спасает даже самый лучший предохранитель.

Такую историю и хочу рассказать.

В 99-м году я работал с документами, захваченными в одном из управлений ичкерийского Департамента шариатской госбезопасности. То есть службы безопасности обосновавшихся в Чечне сепаратистов. И прочитал в одной бумаге о трагедии, о которой сейчас поведаю.

Когда я рассказал о ней своей Любимой, впервые услышал:

- Не рассказывай мне страшного!..

И ведь в самом деле – жутко! Жутко даже для меня – навидавшегося, начитавшегося и наслышавшегося разного!

Но только молчать об этом тоже неправильно! О таких ужасах нужно знать! Они не из кино, они – из нашей жизни, из нашей современности. Участники этой истории – наши современники, наши сограждане, люди, которые воспитывались, казалось бы, по тем же книжкам и фильмам, что и мы…

Служил в Грозном-городе молодой лейтенант – сотрудник Федеральной службы контрразведки (имелась у нас такая структура, промежуточная по времени между КГБ и ФСБ). И приехала к нему юная красавица жена.

Нет сомнения, что ехала она к мужу за счастьем и любовью! А оно вон как повернулось!..

…Выше уже шла речь о том, что есть люди, которые умеют улавливать сигналы из будущего, предвидеть надвигающиеся события. И не только предвидеть, но и делать из этого предвидения правильные выводы!.. Ну и действовать согласно сделанным выводам, соответственно.

В общем, многие, очень многие уехали из республики накануне надвигающихся кровавых событий 94-го года. Многие уехали – но ведь многие и остались! Кто-то просто не успел, откладывая отъезд «на потом», кому-то оказалось ехать некуда, кто-то не желал оставлять близких, которым по тем или иным причинам требовалось непременно оставаться…

Почему не уехала та юная красавица, я не знаю. По всей видимости, посчитала себя не вправе оставить любимого одного, да в той обстановке. Быть может, слишком буквально понимала заповеди, что жена должна делить с мужем и горе, и беды, и «только смерть разлучит нас»…

Она и разлучила!

Бандиты убили парня, а его жену забрали себе для утех. Уж они над девушкой поиздевались всласть! Им льстило всё: что она светлокожая, что русская, что жена (вдова!) сотрудника ещё вчера всесильного КГБ!.. Наверное, в ней, несчастной своей жертве, они видели олицетворение всей России – и глумились над ними: и над беспомощной девчонкой, и огромной Россией…

Поначалу она пыталась вырываться, сопротивляться, кусаться… Её связали, прикладом автомата выбили зубы… Истязали, насколько только хватало их извращённой фантазии. И насиловали, насиловали, насиловали…

Мы говорим «зверства»… Да нет, братцы, зверь на такое неспособен, на что способен человек!

Нелюди такое с ней вытворяли, что данный факт оказался зафиксированным в документах организации, в которой трудились далеко не самые сентиментальные люди, – он потрясал даже непосредственных участников событий тех лет. Отнюдь не отличавшихся гуманностью – и участников, и лет.

В официальной бумаге ДШГБ информация о данном эпизоде занимала всего-то абзац. И вот уже двадцать лет, как жуткая судьба той безымянной девушки не даёт мне покоя.

А сколько подобных трагедий случалось и случается!..

Тот факт для меня вобрал столько всего!..

Вот выходит она из вагона поезда на вокзале – юная, счастливая и прекрасная, и встречает её любимый и любящий молодой супруг… И вот лежит она, истерзанная, ничего уже не соображающая от боли и потрясения, в окружении гогочущих нелюдей, которые не перестают глумиться над её телом…

Жуть!!!

 

***

А вот другая история любви. Здесь всё, абсолютно всё иное! Даже удивительно, насколько разные истории можно рассказывать одним и тем же небольшим, по сути, комплектом условных значков, которые мы называем буквами!

Поистине, изобретение алфавита – величайшее достижение человечества! Даже не достижение, а скачок в развитии, в становлении всего человечества. Не случайно же создатели алфавитов провозглашались святыми! Во всяком случае, те, имена которых остались в истории: Месроп Маштоц, например, или Кирилл с Мефодием…

Письменность – это целый мир! Создание алфавита – сродни рождению этого мира!

Учёные никак не придут к единому мнению, какой момент эволюции можно считать рубежом, с которого в наших предках пробудилось сознания. На мой взгляд, это случилось в тот момент, когда какой-то дриопитек вдруг понял, что информацию можно передать на расстоянии специально придуманным набором искусственно нанесённых на некий носитель значков.

Так вот, та самая история любви…

В период между двумя Чеченскими войнами мне довелось стать свидетелем допроса одного «добровольца», направлявшегося на Северный Кавказ вербоваться в боевики-сепаратисты.

Был он очень смуглым, похожим на цыгана. Только потом стало понятно, в кого он такой чернявенький… Его задержал милицейский патруль на железнодорожном вокзале одного из городов близ административной границы Чечни. И он оказался в местном управлении ФСБ.

Сейчас я расскажу его историю. Но прежде считаю необходимым подчеркнуть вот что.

Он был непроходимо… Как бы сказать поделикатнее… Короче, мыслей у него обнаружилось очень немного, все они оказались простыми и бесхитростными, врать он не умел по той причине, что само по себе враньё предполагает наличие некоторой гибкости сознания, а у него эта гибкость отсутствовала напрочь. Из таких молодых людей получаются неплохие рядовые работники исключительно физического труда – добросовестные, исполнительные, но не слишком-то инициативные. В армии это отличный служака, который будет добросовестно воевать, гордиться лычкой ефрейтора, но который далеко не всегда справится с обязанностями даже командира отделения. Он будет отличным водителем или трактористом, и успешно отремонтирует механику, но уже электрика может поставить его в тупик, особенно на этапе, где прозвучат слова «вольт» или «ампер».

Вот такой парень сидел и довольно откровенно, хотя и косноязычно рассказывал историю своей жизни, как он оказался в «прифронтовом» городе. Офицер госбезопасности, узнав, что допрашиваемый голоден, принёс ему кефир с булкой, и парень торопливо, но очень аккуратно ел, по всей видимости, даже не понимая, что его кормит человек, против которого собирался воевать. У меня сложилось полное впечатление, что тот смуглый парнишка не понимал и того, что, окажись он в руках солдат-армейцев или «вованов», которые уже повоевали и у которых друзья гибли от рук такового вот «добровольца», очень может быть, не то что кормить его не стали бы, а били б его смертным боем, выколачивая дурь, а то и самоё жизнь. Уж передавать его «кому следует» не стали бы – к гадалке не ходи!..

В общем, так…

Проживала некогда, ещё в советское время в Харькове некая девушка. Училась в местном институте. И обучались там же студенты из некой «дружественной» африканской страны. И случился роман – между знойным африканцем и жаждавшей приключений харьковчанкой. А потом и вовсе решила она отправиться за возлюбленным на его историческую родину. Любовь, как известно, зла – полюбишь и негра!.. Пригрёзилось дурёхе, по всей видимости, что с милым и в пустыне рай. Про пустыню – это не идиома: страна, которую назвал тот парнишка, и в самом деле на карте сплошь покрыта густой россыпью коричневых точек по жёлтому полю.

Знаете, меня всегда подобные истории ставили в тупик. Я знаю реальные случаи, когда наши девушки выходили замуж за австрийцев, итальянцев, французов – и впоследствии разочаровывались в них, разводились. Но тут ещё можно понять: в конце концов, несмотря на огромную разницу в менталитете, а всё же Европа есть Европа, и к России она как-то духом ближе. Поморщусь, но ещё как-то приму вариант, когда россиянки едут в более или менее развитые и стабильные исламские страны, тем более, в столицы или крупные современные города, – это уже их дело, в конце концов. Но как можно ехать в страну нищую, с нестабильной политической обстановкой, бурлящую межплеменными разборками, да ещё и в какой-то населённый пункт, который и на карте-то не отыщешь?!.

Не понимаю!

Вспоминается такая история в Афганистане. В местном лицее небольшого городка Шинданд, близ которого дислоцировался штаб нашей 5-й гвардейской мотострелковой дивизии, среди преподавателей оказалась русская женщина, казачка из Краснодара. Она вышла замуж за афганского офицера, который проходил обучение в Советском Союзе, и уехала к нему на родину на постоянное жительство. Нет, я, конечно, понимаю: любовь! Я не понимаю другого: у тебя же, подруженька, непременно родятся дети! И на какую жизнь ты их обрекаешь?..

После благодатного Краснодара – крохотный Шинданд на окраине долины, по которой постоянно бродят пылевые столбы смерчей.

Эту женщину я видел несколько раз. Она никогда не улыбалась.

Но вернёмся к той любительнице горячего африканского секса…

На родине своего возлюбленного она этого дела, в смысле горячего секса, нахлебалась полной ложкой.

Уж сразу или не сразу, но её возлюбленный нашёл выгодный для себя источник дохода. Он начал сдавать свою жену «в аренду» соплеменникам. Многие из них белую женщину до того вовсе не видели – а тут такая экзотика!.. Соплеменники и платили – иной раз даже вскладчину…

Долго ли, коротко ли, но в конце концов она исхитрилась сбежать. С ребёнком на руках добралась до советского посольства, попросила спасти её от такого «замужества». Благо, гражданство не меняла, паспорт сохранила…

Вернулась домой, в Харьков…

Это сейчас у нас толерантность! Это сейчас нас не удивишь согражданами любых цветов кожи!.. Тогда любительнице экзотики с таким-то ребёнком-мулатом пришлось ох как нелегко.

А уж каково жилось самому «плоду интернациональной любви»!.. Во дворе, в школе над ним издевались, о маме и вовсе непотребное говорили, прямо в его присутствии… Да и мама, не скрывал наш собеседник, не больно-то уделяла ему внимание: пустилась во все тяжкие – догуливать… Так и рос он особо никому не нужный, забитый, затюканный…

А тут подоспели «лихие девяностые». Нищета, безработица…

Тут и прослышал мулатик, что если отправиться на Кавказ, можно заработать. Делать-то особо ничего не надо – только стреляй куда скажут, да деньги получай! Вот и отправился…

Мне тогда рассказали, что подобных путешественников, желавших стать «дикими гусями», с поездов патрули снимали немало. Какую статью закона к ним применить?.. Преступлений-то они пока не совершили… Да и как доказать, что они едут «на войну» убивать россиян?.. Потому их попросту выдворяли из страны.

То же сделали и с этим мулатом. Понятно, что о дальнейшей его судьбе ничего не знаю.

Но вот запомнилось же: сидит он, с аппетитом уминает булку с кефиром… А проскользни сквозь кордоны, доберись до цели – ловил бы в прицел этого вот офицера, который его кормил!..

Без ненависти, без злобы… Просто потому, что за это платят.

То, что он сам по себе туп, – полбеды! Главная беда в том, что революционеры-разрушители Советского Союза породили условия, при которых этот парень, которому бы посочувствовать, по большому счёту, не смог найти себе никакого иного занятия, как отправиться убивать людей, против которых лично ничего не имел.

Чем и страшны любые революции! Они отодвигают в сторону (и это в лучшем случае лишь отодвигают!) интеллигенцию, и позволяют выплеснуться из самых социальных низов самым тёмным силам, которые начинают устанавливать порядки по своему образу и представлению.

 

***

Есть такой анекдот. Или притча, не знаю, как назвать…

Богатый-пребогатый дядечка решил жениться. Пригласил он троих главных претенденток на свои постель и кошелёк – и предложил.

- Вот вам, девочки, по карточке с нехилой денежкой на каждой, делайте с ними что хотите, а потом мне расскажете.

В назначенный день собрал он кандидаток, и они начали отчитываться.

Одна говорит:

- Я решила, что тебе в спутницы нужна деловая женщина, которая станет тебе верным соратником и партнёром. Потому я пустила деньги в оборот и удвоила первоначальную сумму.

Вторая:

- Я решила, что ты, настолько классный мужчина, и выглядеть должен соответствующе. А потому я купила тебе престижный автомобиль, престижные часы, престижный «мобильник», да ещё и оплатила услуги фирмы, которая займётся твоим здоровьем и имиджем.

Третья:

- А я решила, что рядом с таким классным мужчиной, как ты, должна находиться женщина, достойная тебя, чтобы тебе не было за неё стыдно. Потому я все деньги потратила на себя, купила себе машину, модные драгоценности, обновила гардероб, да к тому же прошла курс занятий по этикету, умению вести себя обществе, риторике и развитию эрудиции…

Рассказывая эту байку в компании, в этом месте я делаю паузу и спрашиваю у собравшихся:

- И на ком он женился?..

Как правило, вспыхивают споры. Особенно мнения разделялись у женщин – сторонницы находились у каждой из претенденток. Хотя, приходится признать, что, как правило, больше находится сторонниц всё же у третьей претендентки, правда, при этом участницы обсуждения предлагают обойтись без риторики и эрудиции, считая излишествами, а сэкономленные средства потратить на дополнительные украшения и косметический салон…

В конце концов, споры утихают, любопытство побеждает: кому же из троих, по замыслу автора, отдал свою руку (и кошелёк) богатенький дядечка, о котором идёт речь в притче?

- А женился он на девушке, у которой самая красивая грудь!

Хохот и реплики. Мужчины, как правило, выбор одобряют, женщины считают, что он козёл! Впрочем, женщины с красивой грудью возмущаются всё же не столь категорично.

Сказка, как известно, ложь, да и намёка из неё не выбросишь!

Вполне понятно, речь в побасенке идёт не о груди как таковой.

И столь же понятно, что в данной байке грудь – это только красивый образ, эффектная фраза для финала притчи. Реально же мораль байки свидетельствует исключительно об одном: мужчина, вступая в брак, как правило, руководствуется отнюдь не доводами рассудка, а чувствами!

Нет-нет, конечно же, я слышал о семьях, сложившихся исключительно «по расчёту», в которых царит мир и любовь…

Гм, погоди-ка! Какая любовь, коль по расчёту?.. В браке, заключённом по соображениям рассудка, могут и в самом деле царить мир и достаток, даже взаимное уважение… Но в семье без любви не может оказаться подлинного тепла. Внешне такая «ячейка общества» может выглядеть сколь угодно прекрасно. Но изнутри – тепла не будет.

Ну а где нет тепла… В семьях, где супруги любят друг друга, адюльтер возможен; где взаимной любви нет, он неизбежен.

Непостижимая это штука – любовь! Откуда она рождается? Куда девается? Почему она приходит к одним, игнорируя других? И почему настолько редко случается, что двое любящих встречаются, сходятся, и потом в течение всей жизни живут вместе и счастливы?..

Я нередко задумываюсь вот над каким вопросом.

Вот моя Любимая… Мы с ней счастливы во время наших встреч. Имея за спиной долгий жизненный опыт, не сомневаемся, что смогли бы жить вместе, и сделать друг друга счастливыми. Конечно-конечно, я понимаю, что в этом убеждены все вступающие в брак, однако впоследствии далеко не у каждой пары всё протекает по задуманному. Будущее человеку провидеть не дано!

Однако у нас с Любимой это осознание, что мы хотели бы и могли жить вместе, вызревало постепенно. Наша связь длится уже столько лет, и она знавала разные перипетии. В том числе, прошла и испытания ревностью – самое страшное, наверное, испытание для любящих сердец.

Так вот, и думаю я: а если бы мы встретились с Любимой давным-предавно, ещё в молодости, – смогли бы мы тогда оценить друг друга, понять, что именно мы созданы для семейного союза?..

Все мы знаем историю Онегина и Татьяны. Но мы оцениваем её только с одной стороны, с той, что бросается в глаза, потому что на поверхности. Но ведь ситуацию можно расценить и иначе!

Конечно, Онегин не распознал в деревенской девушке той потенциальной светской львицы, в которую она обратилась. Но обратилась бы она в неё, если бы Евгений её не отверг?.. У каждого человека, на мой взгляд, несколько, иной раз даже много потенциалов. В результате сложения броуновских воздействий жизни какие-то из них затухают, а какие-то реализуются. У Татьяны, согласно роману, реализовался потенциал верной неприступной матроны, блистающей в свете. А мог бы – любящей мужа домохозяйки, которая рожает детей и варит варенье в своём имении. Наверное, есть и ещё варианты того, какой могла бы стать девушка при других раскладах. Вернувшийся из путешествия Онегин влюбился в тот её вариант, который описан гением Пушкина. То есть в ту Татьяну, которую он не смог распознать, и – главное! – в ту, которая не стала бы именно такой при нём. Вот в чём закавыка!

Жёны вырастают при нас в тех женщин, какими мы их знаем. Мы видим их достоинства и недостатки, и вынуждены принимать их такими, как они есть. И вокруг нас множество женщин, которые уже сложились, сформировались такими, как они есть в данный конкретный момент. И вот из множества множеств вдруг (или постепенно) мы распознаём ту единственную, уже сформировавшуюся, которая максимально отвечает нашему нынешнему представлению об идеале женщины. Ладно, смягчим риторику: пусть не идеала, но женщину, которая максимально приближена к идеалу, который сложился в нашей мечте.

Вот это – очень важный момент! Вызрела бы моя Любимая в такое совершенство, если бы мы встретились ещё в молодости? Или же она настолько мне подходит лишь потому, что вызревала без меня и досталась мне уже сложившимся (в моих глазах) совершенством?..

Я постоянно повторяю, что счастье человека в том, что он не может провидеть будущее. А вот то, что он не может узнать, как бы сложилась его жизнь, если бы некогда он совершил (или не совершил) некий поступок – разве это тоже не великая милость Творца?

…Ведь я сегодня люблю именно вот эту женщину – ту, которую вижу, знаю, осязаю! И люблю её я сегодняшний – поживший, умудрённый, обжигавшийся, чего-то достигший и обо что-то спотыкавшийся. Я – сегодняшний, люблю её – сегодняшнюю. То, что она мне близка душой, что она красива и очаровательна, думаю, что это бы проявилось и двадцать лет назад, и тридцать… Хотя нет – тридцать лет тому она была ещё малолеткой, тут я перехлестнул…

Ну, в общем, нет сомнения, что она бы мне понравилась и в былые десятилетия. Не могла бы не понравиться! Но смог бы я её оценить?!. Смог бы понять, насколько она расцветёт со временем именно в это прекрасное созданье, словно специально взращенное для меня?.. Или если бы со мной она оказалась много лет назад, к сегодняшнему дню стала бы другой?..

Повторяюсь… Потому что данная мысль вращается и вращается в голове. Она снова и снова всплывает в сознании, поворачиваясь то одним боком, то другим, высвечиваясь то под этаким углом, то под разэтаким…

Я уж не говорю о том, обратила ли бы она внимание на меня тогда, будучи вовсе уж юной…

Кто реже, кто чаще, но каждый из нас нет-нет, да и оценивает ретроспективно некое событие в своей жизни былых времён. Вот, мол, если бы я тогда поступил не так, а вот этак, то сегодня было бы вот разпереэтак!.. Между тем, очевидно ведь, что в таком вероятностном случае и в самом деле всё пошло бы иначе, но вот как именно, нам знать не дано.

В знаменитом романе Айзека Айзимова «Конец Вечности» описывается, что для изменения хода истории достаточно в какой-то момент переложить папку с места на место. Наверное, в нашей реальности не всё настолько просто. Но если принять этот пример как образную метафору, то почему бы и не признать, что в этом что-то есть?.. Во всяком случае, для судьбы отдельного человека…

Эффект бабочки!

Каждый день, каждое мгновение мы совершаем выбор, как поступить. Вот я могу в принципе сейчас встать из-за компьютера, открыть дверь – и отправиться куда-то в неведомое. По сути, за порогом у каждого из нас открывается подлинный Хумгат – пространство между Мирами, описанное в серии книг о приключениях сэра Макса. Но мы привыкли ежедневно идти только по одному пути, и более или менее можем предположить, куда он нас приведёт. Даже не так: мы знаем, что он нас приведёт в понедельник на работу, в пятницу в бассейн… Если, конечно, не стрясётся какая неожиданность, однако в выстраиваемом на перспективу графике мы вероятностью неожиданности пренебрегаем.

Но если мы поступим не так, как всегда, если повернём на неведомую дорожку, то куда она нас приведёт – и в самом деле неведомо.

То же можно сказать о том, что неведомо, куда бы нас завёл жизненный путь, если бы мы с Любимой встретились столько-то десятилетий назад. Бесспорно одно: жизнь наша сложилась бы совершенно иначе.

Как именно?.. Вариантов можно придумать множество. Только проверить ни один из них невозможно!

 

 

 

Тетрадка четвёртая

 

Теологи и мистики, материалисты и астрологи спорят о том, что является определяющим в том, как складывается наша жизнь. Что это: заранее прописанный кем-то сюжет, либо же цепочка событий, каждое из которых – само по себе, и только провоцирует событие последующее? Жизнь человека подобна эффекту домино, где костяшки заблаговременно выстроены согласно замыслу неведомо кого, или же мы обладаем значительным люфтом свободы воли, и сами определяем, по какой жизненной тропе направить свои стопы?

Если законы бытия и социологии, при участии всевозможных космических факторов, с поправками на изменения климата и некими таинственными пассионарными толчками – если всё это вместе определяет ход общечеловеческой истории, то в какой степени человек свободен в русле этого всеобъемлющего и всеопределяющего потока? Если судьбу определяют множество объективных факторов: генетика и наследственность, взрастившая социальная среда, расположение звёзд, имя, данное при рождении – то где в этом блоке объективных факторов хоть какая-то брешь для размещения свободной воли?..

Мы сами пишем книгу своей судьбы или же лишь следуем по предписанному нам маршруту?

Спорить можно сколько угодно. Только по какому критерию может определиться победитель в этом споре?.. Кто рассудит спорщиков?.. Думаю, что это вообще неразрешимый вопрос.

Сколь интересны ни были бы рассуждения на данную тему, они остаются разговорами схоластов!

Но то, что у каждого события обязательно имеется некая первопричина, случившаяся или минуту назад, или иной раз годы, а то и десятилетия ранее – в этом у меня сомнений нет.

Некогда давным-предавно в личном деле моего отца появилась некая запись – он тогда был ещё холост, носил лишь лейтенантские погоны, а кто в юные годы не совершал иной раз поступки, оставлявшие пятнышки в послужном списке?.. А к закату службы, когда папа имел звание подполковника, эта запись вдруг сыграла свою роль. Отцу предложили должность военного комиссара в Овруче – небольшом городке на севере Житомирской области. Вот тогда взведённый четверть века ранее курок и сорвался с предохранителя – папину кандидатуру не утвердили.

А через пару лет случился Чернобыль. И основной заряд радиоактивного выброса обрушился именно на Овруч.

Работа военкома всегда считалась вполне спокойной и размеренной. Два призыва в год, да пара сборов «партизан»… А остальное время – в основном бумажная тягомотина. Нет-нет, я понимаю и признаю общегосударственную важность и ответственность данной службы, и что организовать её непросто… Но всё же не сравниться по напряжённости с должностью начальника связи артиллерийской бригады, которую папа занимал на тот момент.

Ну а если бы назначение папы состоялось?.. И мои папа с мамой и сестрёнкой перебрались бы в Овруч…

Я уж не говорю о собственно радиоактивном заражении местности, о том, что моих родителей накрыло бы облаком в первые же часы после катастрофы, когда они бы ещё не подозревали о случившемся. Но именно папе пришлось бы заниматься срочным отмобилизованием резервистов, организацией всего комплекса мероприятий, связанных с чрезвычайной ситуацией. Я не говорю, что он не справился бы, – я говорю о том, что ему не пришлось всем этим заниматься из-за того, что некогда в молодости он чуточку споткнулся.

Кто из нас не спотыкался?.. У кого в какой-то момент не возникали если не проблемы, то по крайней мере напряжённости по службе?.. У каждого, как сейчас модно говорить, свои скелеты в шкафах.

И вот случилось же, что папе стародавний «скелет» помог.

О себе лично я могу сказать вполне определённо: вся моя жизнь, включая (а быть может, в первую очередь) службу, – это цепочка ситуаций, когда она имела все шансы перейти на другую колею.

Получается, что когда я по глупости своей юношеской не поступил в военное училище с первой попытки, именно тогда предопределилась моя встреча уже в преклонном возрасте с самой большой и прекрасной Любовью!

 

***

А не поступил я в училище с первой попытки вот почему.

Никогда в жизни я не любил и не умел кого-то о чём-то просить. И даже спрашивать. Даже в мелочах, не говоря уже о вопросах значимых. По возможности старался проблемы решать сам. Ответы на возникающие вопросы искать самостоятельно. Или же, если не получалось, приспосабливаться к ситуации, которая развивается сама по себе и не поддаётся контролю с моей стороны.

Если говорить объективно, то такая жизненная позиция, в конце концов, по большому счёту для меня оправдалась… Хотя… В общем-то, признаю, что иной раз и подводила подобная жизненная позиция.

Итак, повторюсь: не люблю я просить кого-то о чём бы то ни было. Не люблю и не умею.

В 1973 году, по окончании школы, я отправился поступать в Донецкое высшее военно-политическое училище.

А заместителем начальника ДВВПУ в те времена служил бывший сослуживец моего отца – полковник Ефимов Александр Александрович. К слову, его долго потом ещё вспоминали добрым словом, Сан-Саныча любили и уважали.

Так вот, отец меня напутствовал: приедешь в Донецк – первым делом отправляйся к Александру Александровичу, он поможет!

Ага, как же!.. Не поехал я. Отправился сразу в училище, сдал документы и начал готовиться к экзаменам.

Не то, чтобы я настолько уж был уверен в своих познаниях, вовсе нет! Просто я и в самом деле с самого раннего детства не умел искать обходные пути! Мне просто стыдно было воспользоваться какими-то «левыми» связями, коль имелся прямой и правильный путь.

Не знаю, быть может, сказалось, что у меня имелись младшие брат и сестра… Не знаю…

Так вот, я и не поступил. Тогда конкурс в училище составлял двенадцать человек на место, и мне не хватило полбалла до проходного.

Узнав об этом, в Донецк примчался папа. Однако было уже поздно – поезд, как говорится, ушёл, и не имелось никаких законных оснований, чтобы его догнать и подсадить меня в укомплектованный вагон.

У моего покойного отца имелось много замечательных качеств. Нет, конечно, он не был идеальным, как и любой человек, тем более, военный, обладал массой недостатков – или же качеств, которые таковыми считали окружающие… Однако обладал какой-то врождённой житейской мудростью, что ли… В частности, он никогда не занимался морализаторством, чтением нотаций, выговорами…

М-м-м… «Никогда»… Поправлюсь: исключительно редко.

Так что, помнится, он как-то раз досадливо высказался по поводу моего поступка (а точнее, того, что я не совершил этот самый поступок), и на дальнейшее вопрос оказался закрытым.

Год я работал на Житомирской фабрике музыкальных инструментов. И ходил на подготовительные курсы в местный институт – за годичный курс пришлось заплатить, помнится, двадцать рублей.

И в 1974 году я в училище поступил.

К этому времени Александр Александрович в училище уже не служил – уволился в запас. Уж не знаю, помогал он мне или нет, но у меня сложилось впечатление, что я поступил всё же сам. Впоследствии я парочку раз заезжал к Ефимовым, они проживали в самом центре Донецка, передавал им приветы и какие-то гостинцы от родителей, однако развития это знакомство не получило.

Много лет спустя, оказавшись в Донецке, я позвонил по телефону, который сохранился в блокноте и на который я наткнулся… И услышал, что Александр Александрович несколькими годами ранее ушёл из жизни. Сообщил об этом родителям… Папа расстроился, мама тоже…

Эту давнюю историю можно было бы в данных заметках не вспоминать, если бы не одно обстоятельство, которое имеет отношение к теме.

Дело в том, что в семье Ефимовых выросли две дочери. Красивые девушки! И младшая оказалась мне примерно ровесницей.

Вот и думаю я…

Не стал я обращаться к Александру Александровичу за помощью. А если бы обратился в первый свой приезд. Да был бы пооборотистей, да приударил бы за красивой девушкой… И кто знает, случись такое, счёл бы он меня достойной партией… И попытался бы выстроить мою дальнейшую службу – а при его связях и послужном списке такое исключать никак нельзя…

Всё, абсолютно всё в службе и жизни пошло бы у меня иначе.

И сколько в биографии моей возникало самых разных случаев, которые могли увести меня на другой жизненный путь!

Например, когда мне предложили должность замполита артиллерийского дивизиона, и вся без исключения моя родня уговаривала принять данное предложение… Не принял – и судьба потекла по известному мне курсу.

…Обнимая Любимую, я нередко шепчу ей на ушко слова некогда популярной песенки:

- «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошёл, тебя не встретил, не нашёл…».

А что, разве у неё не имелось вероятности «пройти другой улицей»?.. Что, её не мог закрутить какой-то другой роман, который увёл бы её в другой вариант бытия?.. Да сколько угодно!

В это не хочется верить. Но это – факт! Не свершившийся, вероятностный, гипотетический – но факт!

То, что мы сейчас нежимся (и нежим друг друга) в постели – следствие последовательного ряда случайностей, которые нас свели.

Или эти случайности выстраивала судьба, чтобы нас свести?

Что тут первично?

По большому счёту, это не имеет значения. Но почему-то очень хочется знать ответ: судьба ли нас свела, или цепочка случайностей.

Очень хочется верить, что это всё же судьба! Потому что в этом случае та же судьба как-то исхитрится сделать так, чтобы мы остались вместе.

 

***

Как-то и Любимая спросила у меня:

- А сколько женщин у тебя было?..

Я стушевался, что-то промямлил, постарался уйти от ответа. Она больше не спрашивала.

Много позже мы как-то случайно в разговоре коснулись той же темы, и Любимая пояснила:

- Не хочу больше тебя об этом спрашивать – потому что не уверена, что услышу правду.

Вот ведь задачка!..

Я-то ушёл от ответа вовсе не потому, что опасался шокировать её некой невероятной цифирью. Тут причина совершенно в ином.

В общении с женщиной сколько ни уклоняйся от разговора, а только если её что-то интересует, рано или поздно она непременно вернётся к интересующей её теме. Любопытство – это такая зануда!..

И что мне ответить?..

Ведь само по себе количество – это так, просто абстрактное число. Могу и ответить, не жалко. Куда больше я боюсь следующего вопроса, который непременно последует вслед за первым.

Моя лапонька непременно поинтересуется, с кем из них, предыдущих, у меня складывались отношения… Как бы это сформулировать-то… Не просто физиологические, а душевные, отношения подлинной симпатии. Симпатии в первую очередь с моей стороны.

И вот на этот вопрос ответить куда сложнее. Потому что ревность – ужасное чувство; пусть в данном случае и направленное в прошлое!

Милая моя, я ж не хочу тебя обижать, задеть твоё отношение ко мне, которым я настолько дорожу!

С кем-то у меня и в самом деле случались искренние чувства, а не просто «трах-тибидах». Разница только в одном – и разница принципиальнейшая!

Ни с кем раньше я не хотел провести остаток своих дней. Никогда раньше у меня не возникало столь сильного желания сломать своё бытиё и попытаться сформировать новое с другой женщиной.

Да что там!

Я просто хочу жить с тобой, моя Любимая!

Засыпать с тобой и просыпаться! Открыто, не стесняясь, ходить с тобой как на мероприятия, так и просто так, куда глаза глядят. Рассказывать что-то тебе и слушать тебя же. Вникать в твои вопросы и делиться своими…

Хочу свою жизнь прочно сплести с твоей.

Ни одна из моих привязанностей ранее, сколь бы замечательными они ни оказывались, не рождали во мне столь сильного желания в корне изменить всё в своей жизни.

Скажете: это возрастное?.. А хоть бы и так! Какая, по большому счёту, разница, какие дополнительные факторы влияют на то или иное наше решение, или хотя бы намерение его принять!.. Главное, что оно, это желание возникло!

 

***

Так что же мне мешает совершить этот шаг – бросить всё, забрать милую, и жить с ней в любви и счастье?..

Забрать-то можно. А вот куда?.. Где жить?..

Только не нужно байку про рай в шалаше!

Это красиво звучит исключительно в присказке! Как говорил у нас в училище кто-то из преподавателей, «с милой рай, конечно, и в шалаше, однако если это шалаш утеплённый, да трёхкомнатный, да с горячим душем, и любовь в нём держится дольше!»… И с этим невозможно не согласиться.

Самая большая беда нашей страны – это извечно существующая и никак не решённая жилищная проблема.

Главная задача мужчины – обеспечить семью условиями жизни. Главная забота женщины – наполнить жилище теплом. Теплом души, понятно, не калориферным… Калорифер – это как раз мужская забота.

Я признаю истину, что любая материальная задача имеет своё решение. Данная – не исключение. Только знать бы алгоритм этого решения!

Что конкретно может сделать простой советский, пардон, российский ветеран, если у него имеется всего одна квартира, да пенсия, если слишком поздно встретил свою любовь?

Считается, что на Западе любой человек, если он добросовестно работает или работал всю жизнь, имеет реальную возможность в любом возрасте как-то решить жилищный вопрос. А уж человек, который всю жизнь трудился на государство, да ещё повоевал по его приказу – и подавно! Там соотношение гарантированного уровня доходов и стоимости жилья, пусть не покупки, а хотя бы пожизненной аренды, найма, позволяет каждому заполучить свой кров. Понятно, что уровень комфортности у всех разный, однако некий минимум может себе позволить любой добропорядочный гражданин развитой европейской страны. В нашем государстве в советские времена худо-бедно этот вопрос хоть как-то решался. В новой России, сколько бы ни утверждали иное наши руководители, жилищная проблема относительно времён моей молодости усложнилась кратно.

Я очень не хочу писать о политике и экономике – мои заметки не о том. Но только и без них ведь – никуда!

Сколько бы кто ни утверждал обратное, а только для любви необходим некий материальный минимум – хотя на минимуме останавливаться, конечно же, не хотелось бы. Потребный уровень у каждого свой, и с течением времени планка может колебаться, однако он существует, этот потребный запрос. И в первую очередь он определяется уверенностью, что у твоего счастья есть будущее.

Вот подхвачу я во время очередного свидания свою Любимую под руку, и предложу:

- Пошли-ка мы вместе, солнышко моё, куда глаза глядят, а дальше – будь что будет!..

Хм, нет. Даже в фантазии такое представить невозможно!

Я не смогу разрушить у Любимой настоящее, не предложив ей взамен гарантированное будущее.

Купить квартиру я не в силах. Заработать на неё не смогу. Банк денег на её приобретение мне не даст. Да даже если и предоставит – как его возвращать-то, этот долг?..

А что иначе? Жить на съёмной квартире?.. Абсурд! Сегодня у нас с Любимой есть какой-никакой доход. А завтра? В наше-то непредсказуемое время!..

Ну и главное…

Я уже далеко не мальчик. Тут и за здоровье молодого человека нельзя поручиться – мало ли что может случиться! А в моём-то возрасте, да при моих-то сердечно-сосудистых заморочках, случись что со мной – и что ей тогда делать?.. Остаться одной – на съёмной квартире?..

К мужу возвращаться – прими, мол, обратно, погуляла уже?.. Или надеяться, что потом уж точно встретит истинно своего мужчину – такого же хорошего, как я, но только богатого!..

Вот и мне не смешно!

Ломать человеку жизнь можно, только если в силах гарантировать его будущее. А я это уже говорил?.. Ничего, такой повтор лишним не будет. Потому что в этой максиме я убеждён!

Помню, ещё в школе в учебнике по обществоведению прочитал «глубокую» мысль о том, что советская семья крепче семьи западной – по статистике у нас разводов меньше. Глупость какая!.. У нас разводов меньше потому, что жилья никогда не хватало! А сейчас не хватает ещё больше.

Сколько людей не может устроить своё счастье именно по этой причине: любящим и любимым негде жить!

 

***

Развод и повторный брак – вообще очень сложная штука. Имею в виду её социальный и психологический аспект.

Вот живёт человек в семье. Что-то не складывается у него – и не принципиально в данный момент, по чьей вине не складывается. Может, даже и нет ничьей особой вины – просто не сложилось у них. Разве редко случается, что два человека просто несовместимы по сути своей!

Другое дело, что им не следовало бы и сходиться. Однако это уже совсем другой вопрос – почему люди женятся, хотя им вроде бы и не следовало бы… Молодость вообще делает много ошибок, за которые старости приходится отдуваться.

Нет у нас службы, которая бы просчитывала будущее потенциальной семейной пары. А если бы даже и существовала – кто их принимал бы во внимание, рекомендации этих социальных футурологов?

Ну ладно. Сошлись. Прожили какое-то время – кто год, кто полжизни. И невмоготу им стала совместная жизнь. Соответственно, хочется изменить её кардинально. Одному или обоим – опять же, не суть важно. В данный момент вопрос стоит о том, КАК это сделать!

Понятно, что мне куда легче говорить сейчас о себе. Да и правдивее.

Хотя почему это правдивее о себе – легче?.. О себе-то в этих делах как раз и труднее!

Мне мои женщины былых времён не раз предлагали оставить семью и связать дальнейшую судьбу с ними. Были среди них как подружки моей супруги, которые более или менее хорошо знали и её саму, и мои семейные обстоятельства, так и посторонние, которые могли о них только догадываться. Можно провести и иную линию разграничения: встречались среди них и женщины свободные от брачных уз, и дамы семейные, готовые в случае моего согласия оставить своих мужей, считая, что со мной жизнь у них сложится лучше.

Раньше я не то чтобы вовсе не допускал мысли о разводе, но как-то относился к этой перспективе с опаской. И когда былые подруги заводили подобные разговоры, старался уклониться от них. Почему?

В принципе о том, чтобы уйти, я думал, и думал не раз и много. Однако так сложилась судьба, что уходить мне попросту некуда. Нет у меня второй квартиры, нет домика в деревне, даже на наследство в виде жилплощади не могу рассчитывать. Всё, чем я обладаю – это полученная за долгую службу квартира, которая в перспективе достанется пополам моим сыновьям. Всё!

И ещё вот что. Есть мужчины, которые могут жить, и даже и живут самостоятельно с превеликим удовольствием. Не знаю, быть может, и я бы тоже так смог, коль сложилось бы. Однако в принципе я человек по натуре своей семейный, меня одинокая жизнь не прельщает. И с возрастом это отношение к жизненному укладу всё укрепляется, что, думаю, закономерно. Так что вопрос изначально заключается не в том, чтобы просто уйти, а куда уйти и к кому.

Ну и ещё один фактор не стоит сбрасывать… Для того, чтобы совершить настолько кардинальный шаг, как развод, нужна не только причина, но некое конкретное событие, после которого совместная жизнь становится невозможной. В моей судьбе такое событие произошло слишком поздно.

Оно не связано с появлением в моей жизни Любимой. Тут обратная связь: именно случившееся побудило меня взглянуть на наши отношения именно под тем углом, что я осознал в полной мере – именно с ней я хотел бы жить!

Но это случилось относительно недавно: всего пару лет назад.

Раньше к разводу я не был готов. Хотя с какого-то момента семейная жизнь шла наперекосяк, и улучшиться не обещала.

Не знаю, наверное, мои подруги это настроение чувствовали, что ли… Во всяком случае, разговоры о совместной жизни заводили, и даже иной раз уговаривали, и уговаривали нередко довольно настойчиво.

Тогда я находил отговорки, даже считал их, отговорки, вполне резонными. Сейчас понимаю, что они и являлись именно отговорками, и не более того. Потому что главную причину я не называл: я просто не видел душой эту женщину своей спутницей жизни. Как сейчас воспринимаю Любимую.

Если женщина оказывалась при квартире и при даче, я опасался, что, переберись я к ней, рано или поздно непременно услышу напоминание об этом факте: мол, ты на моей территории проживаешь, ты ко мне пришёл, по сути, с улицы, бездомный, а потому будь добр соблюдать правила, которые тут установились до твоего пришествия!.. Семейная жизнь совершенно уж безоблачной не бывает, какие-то конфликты случатся непременно – и в своих стенах женщина неизбежно почувствует своё право на диктат. Тем более, что диктаторов по сути своей среди «слабого пола» сколько угодно! Особенно среди тех, кто долгое время проживали самостоятельно, без мужчины.

Прав я или неправ, но считал и считаю, что в классическом варианте женщина должна приходить на мужнину жилплощадь, либо они должны вместе вселяться на совместную территорию. Иначе мужчина оказывается в положении, которое я называю «примак».

Конечно, в жизни может сложиться сколько угодно ситуаций, которые оправдывают исключения из данного правила. Однако в моём представлении эти исключения не в силах отменить его изначальную суть.

Женщина многое может простить мужчине. Однако есть вещи, которые не прощаются никогда; за них самая любящая и лояльная женщина в какой-то момент непременно попрекнёт своего спутника.

Уж примаку рано или поздно она непременно укажет при случае место. Убеждён в этом!

В положении примака оказаться я бы никак не желал.

И второй момент, который меня удерживал раньше.

Вполне понятно, что у каждой из подруг, с которыми я встречался раньше, имелся какой-то сексуальный опыт – у кого больший, у кого меньший, но это всё были дамы, познавшие сколько-то мужчин. И это ладно, это просто принимаем за данность и всё – что было раньше, не считается. Но как всё сложится в дальнейшем?.. Допускаю, что незамужняя женщина, которую помутузила жизнь, которая много испытала и пережила, найдя, наконец, семейное пристанище, остепенится и станет верной спутницей долгожданного супруга. Допустим!

Но в какой степени можно верить женщине, которая изменяла со мной своему мужу? Когда ты видел её изобретательность в том, чтобы обманывать его ради свиданий со мной?.. Как я смогу ей верить в совместной жизни, когда ей придётся задержаться, скажем, на работе, объясняя это теми же, в принципе, причинами, что раньше, когда сегодня отправлялась в постель ко мне?..

Жениться на своей любовнице, которая к тебе уходит от мужа, – значит изначально закладывать в будущие семейные отношения здоровенную бомбу ревности! Или правильнее сказать, приютить в душе ядовитую тварь, которая непременно станет отравлять твою будущую жизнь…

Нет-нет – тварь это не женщина! Тварь – это ревность!

И скажите: оно мне надо?..

Вот и отбивался я от подруг былых времён.

Теперь же…

Теперь я вдруг всё для себя понял! Раньше приведённые выше аргументы являлись и в самом деле только отговорками. Просто мне не хотелось проживать с ними. Они меня устраивали как любовницы, но в роли жены я их не видел.

Или настолько чувствовал своих подруг, что предвидел их поведение в нашей совместной жизни. Или думал, что их чувствую.

Не хотелось менять одну не слишком удавшуюся семейную жизнь на другую подобную же.

Просто до сего дня я не встретил ту единственную, ради которой пошёл бы и в примаки, и на муки ревности.

А теперь встретил!

Наверное, это одно из проявлений любви?.. Более того: это ли не самое главное проявление её?

 

***

Позднее, прочитав приведённый отрывок, Любимая попеняла:

- Тут ты придумал! Никогда я не интересовалась, сколько у тебя было женщин. Это только в кино обязательно задают такой вопрос – меня это не интересует!..

В самом деле?..

Странно, я ж хорошо помню тот разговор…

Ну, не было, так не было…

- Это ты очень хотел мне об этом рассказать!.. – продолжала Любимая.

Вот даже как!..

Ну что ж, пусть так и будет!.. Каждый человек запоминает не факт как таковой, а то, каким он этот факт увидел! Да ещё и с последующими наслоениями на первичные впечатления последующих размышлений…

Разве редко случается, что двое один и тот же эпизод запомнили совершенно по-разному?

 

***

Мы катимся на велосипедах по набережной Москва-реки. Слева, за гранитным парапетом, река, подарившая название городу. Тёмно-серая, непроглядно-мутная… На весь свет известная…

Понимаю, что выгляжу довольно нелепо – в костюме при галстуке, с портфелем, который кое-как, боком и вкривь, умостил в неудобную багажную корзину над передним колесом. То, что немолод – это ладно, велосипеду все возрасты покорны, а вот «прикид» такой прогулке, конечно, не соответствует.

Ну да куда денешься! Плевать на условности, коль нам с Любимой прогулка приятна!

Мы любим вместе гулять. Возможностей для этого у нас не так много, мы оба работаем, и графики работы совпадают нечасто… Но уж если выпадает таковая возможность!.. Так почему бы и не прокатиться!

Я очень люблю велосипед. Хотя в прогулках с Любимой предпочитаю пешком побродить по улочкам-переулочкам где потише…

С обычной любовницей при любой возможности просто занимаешься сексом. С Любимой интересно любое проведение времени. Секс, понятно – вне конкурса, без него никак; однако и просто погулять, поболтать с ней – тоже здорово!

С Любимой общаешься не только телами, но и душами.

На велосипеде особо не поболтаешь. Какими бы ни были широкими тротуары на набережной, а всё же и по ним идут люди, едут другие велосипедисты… Бок о бок (нога к ножке) крутить педали получается нечасто.

Для меня главная трудность – с детства привык тормозить педалями, по-рабочекрестьянски. Двухколёсного агрегата с исключительно ручным тормозом не имел никогда. Не понимаю, почему отказались от старой системы! Потому лишь, что на Западе так не принято?.. Но ведь удобно же тормозить педалями!

А перестроиться довольно трудно. Пару раз влетал уже в препятствие, не успев нажать рычаг. Благо – без неприятных последствий.

Смеёмся.

Нам хорошо.

Демонстрирую свои познания. Показываю:

- Вон там, за рекой, где Дом на набережной и закрытая уже фабрика «Красный Октябрь», во времена Ивана Грозного и Бориса Годунова располагались огромные Царские сады. Канала ведь ещё не было, и острова, соответственно… Здесь выращивали берсень, то есть крыжовник… Его иностранцы называли «северным виноградом»… Потому и район назывался Бересеневка…

- Расскажешь?..

- Конечно!..

Почему бы и не рассказать?.. В своё время я для энциклопедического справочника «Москва. Дорога к храму», который выпустили мои друзья, супруги Владимир Оськин и Ирина Гришина, подготовил сорок статей об улицах и районах столицы. Подготовил и статью о Бересеневке – эта статья стала едва ли не единственной, которая в справочник не вошла.

Поворачиваем направо, по «зебре» пересекаем проезжую часть, направляемся вверх к станции метро «Кропоткинская». Здесь – гляди в оба: тротуар узенький, того и гляди налетишь на кого. Справа – громада Храма Христа Спасителя. Рядом – теряющаяся на его фоне старинная Ильинская церковка.

Некогда здесь располагалось капище Перуна…

- В эту церковь в тридцать каком-то году, когда Успенскую церковь на Могильцах закрыли, безвестный чекист подбросил конфискованную оттуда какую-то очень ценную икону… Тем и спас её…

- Расскажешь?

- Конечно!..

Слева остаётся памятник Энгельсу.

- Знаешь, я ведь много лет считал, что это Кропоткин, коль станция метро «Кропоткинская»… – показываю я на монумент. – Ещё и думал: надо ж, как на Энгельса похож!..

Смеёмся.

Преодолев несколько переходов, выбираемся на бульвар. Гуляет народ, на детской площадке играется ребятня… Катаются на велосипедах и тут, однако в таком наплыве людей особо не разгонишься. К тому же, с моими зачаточными навыками в ручном торможении.

Совсем недавно здесь стояли красивые и удобные кафешки с очень вкусной выпечкой. Снесли. Кому они мешали?..

На специально установленных вдоль дорожки стационарных решётчатых стендах развешены картинки, сувениры, всякие поделки… Тут же сидят художники… Конечно, на Вернисаже у Крымского моста картины написаны куда более мастерски, но и здесь есть чем полюбоваться.

- Посмотрим?..

- Запросто!.. А то и их разгонят, а стенды снесут…

- Да, было б жалко…

Вкатываем велосипеды в стойки. Щёлкают стопоры – время прогулки перестало отсчитываться.

Мелькает мысль: а почему в Москве для платных прогулок закуплены португальские велосипеды – неужто свои производить разучились?.. Или белорусские взяли бы! За эту мысль тут же цепляется следующая: кому-то персонально, значит, выгодно поддержать португальского производителя, а не отечественного или хотя бы белорусского!

Да ну их – не до политики с экономикой! Я гуляю с Любимой!

Оказываясь на бульваре, мы непременно останавливаемся у стендов. При случае можем и с художниками поболтать. Да и не мы одни – от протекающего мимо народа постоянно кто-то отделяется, чтобы полюбоваться выставленными работами. Чаще это влюблённые.

Немного комплексую: они все молодые, в отличие от меня. Понятно, что оно бы плевать, но всё же…

- Это тут твой Максимчук Валентину поджидал? – спрашивает Любимая, показывая на скамейку у аллеи – говорит вроде как с насмешкой, а в голосочке слышится напряжение.

- Тут, – не отрицаю я.

Максимчук – герой моего давнего романа «Киднеппинг по-русски». По ходу сюжета у него вскипает любовь с взбалмошной девушкой по имени Валентина. В финальной сцене произведения Максимчук встречает её как раз тут, у станции метро «Кропоткинская»…

Моя Любимая убеждена, что Валентину я писал с натуры. И ревнует. Для авторского самолюбия – бальзам на душу: значит, удался образ. Мужское естество протестует: не было такой, вымышлено всё!

- Да ладно тебе – дело прошлое! – не верит Любимая.

Потом она показывает здание слева через дорогу.

- Вон там фильм «Покровские ворота» снимали. Видишь во-он тот дом, в глубине двора?..

- Да ну!.. И не похоже там ничего!

- Отремонтировали…

Взявшись за руки, идём по бульвару. Никуда не спешим. Нам вдвоём хорошо и покойно.

- А вон там Ключники разместили свою Башню! – вспоминаю роман Сергея Лукьяненко «Спектр».

- Да, я помню…

В отличие от меня, её данная книга не слишком зацепила. А мне очень понравилась.

Проходим мимо красующейся прямо на дорожке скульптурной композиции – мужчина и женщина в костюмах XIX века прогуливаются, приобнявшись… Рука мужчины опустилась несколько ниже талии спутницы.

- О, наши люди! – смеётся Любимая.

И тут же весело пресекает мою попытку последовать примеру скульптурного ловеласа:

- Но-но, смотри мне!..

Я доволен.

…Продолжаю демонстрировать свои познания.

Некогда здесь, по тому месту, где проложена десятикилометровая неровная дуга Бульварного кольца, тянулась стена Белого города, или, как тогда её называли, Царского города. С внешней стороны вдоль неё тянулся ров, в который впадал Сивый ручей, притекавший по Сивцеву оврагу. Стену построил Фёдор Конь – один из немногих отечественных зодчих, чьё имя сохранилось в истории. Иностранцев-то мы многих помним, а вот своих, доморощенных, игнорируем…

Рассказываю об этом градодельце, как пришлось ему бежать, как вернулся на Родину по разрешению самого Ивана Грозного, как батогами секли его неоднократно – когда за дело секли, а когда и понапрасну, как Смоленский кремль строил, и как снова его секли, за то, что он за трудников бесправных заступился… А также рассказываю о том, что вдоль внешней стороны Бульварного кольца тянутся массовые захоронения жертв великого голода 1601-1603 годов.

- Здесь похоронено 150 тысяч человек, – показываю я на плотно стоящие дома. – По пятнадцать человек на погонный метр!.. Представляешь, каково жить в этих домах, если знаешь об этом!..

- Не рассказывай мне страшного! – просит Любимая.

Она любит и умеет слушать – редкостный дар для женщины. И с неподдельным интересом вникает во всевозможные исторические и художественные коллизии, которыми я с ней делюсь. Наверное, даже злоупотребляю…

Вот ведь что любопытно! Мои рассказы о городе, и вообще о том, что я знаю, мало кого занимают. Уж не знаю почему: потому ли, что рассказчик я не особо умелый, потому ли, что век нынче чересчур прагматичный, не очень-то расположенный к абстрактным познаниям…

А вот Любимая слушает с искренним интересом. Хотя… Кто знает, быть может, она мне немного подыгрывает… Чтобы сделать приятное. Ну что ж… Самолюбию это льстит в любом случае.

Она очень близко к сердцу принимает прочитанное и услышанное. Потому и просит самые жуткие истории не рассказывать.

Удивительно чуткая у меня Любимая!

 

 

 

 

Тетрадка пятая

 

А знаешь, милая, что больше всего поражает, когда возвращаешься с войны?.. Это контраст между ТАМ и ЗДЕСЬ. Ты даже представить себе не сможешь это чувство! Даже не чувство – скачок мировосприятия!

Помню, возвращался я из очередной командировки – шла Первая Чеченская кампания. Военный «борт», как и следовало, сел в Чкаловском. Поздний вечер, было сыро и как-то промозгло.

Наш самолёт тут же оцепили «вованы» – солдаты Внутренних войск. Прилетевших из зоны боевых действий тщательно досматривали.

Это всегда вызывает негативную реакцию. Хотя, казалось бы, странно. К проверкам в гражданском аэропорту мы ведь относимся с пониманием; а вот когда тебя на военной авиабазе «шмонают» свои же – в душе вспучивается протест. Нет, я понимаю, конечно, что военнослужащий Внутренних войск армейцу не «свой». Но всё ж таки при погонах. Хотя и понимаешь, что человек, возвращающийся с войны, может привезти что угодно! Впрочем, почему «может»?!. Привозили! И всё же проявление недоверия лично к самому себе почему-то особенно задевает.

К слову, когда советские воины-победители в июле 1945 года начали возвращаться в Советский Союз, товарищ Сталин лично отдал распоряжение о запрещении их обыскивать и уж тем более изымать что бы то ни было – хоть трофейное, хоть купленное. Он не считал правильным, что сотрудники милиции и комендатур станут копаться в вещах фронтовиков. По всей видимости, он, весьма неплохой психолог, понимал, что такие досмотры непременно спровоцируют столкновения фронтовиков с теми, кого они считали «тыловыми крысами».

Однако вернёмся к событиям, которым я сам стал свидетелем.

…Итак, факт обыска задевал.

Но в тот раз к абстрактному внутреннему протесту добавлялось вполне прагматичное соображение. Дело в том, что организованного сообщения от подмосковной авиабазы до Москвы не существовало.

К слову, такая же картина в былые времена наблюдалась и у авиабазы Тузель близ Ташкента, куда прибывали «борта» из Афгана. Это на войну отправка везде и всюду проходит организованно – возвращающийся с войны добирался в мирную жизнь как сумеет.

И всегда находятся люди, готовые на фронтовиках нажиться.

Потому мы, кого в Чкаловском не встречал персональный транспорт, спешили успеть на последнюю московскую электричку. В противном случае пришлось бы идти к автостоянке, или выходить на трассу и голосовать.

В общем, прошёл я досмотр, миновал КПП, и направился в сторону железнодорожной платформы – благо, она тут совсем недалеко. Со мной следовал молодой лейтенант. Ещё в самолёте он обратился ко мне с просьбой помочь добраться до Москвы, потому что ему данным маршрутом следовать до того не доводилось. Конечно, я взял его под свою опеку.

К последней электричке мы успели как раз. Она оказалась полупустой – вечером в Москву добираться желающих всегда не так уж много. Разместились… Можно было расслабиться.

Мой спутник тут же прилип к окну. Там, за дёргающимся на стыках стеклом, проплывала назад мокрая темнота…

Правда, как оказалось, именно такой видел действительность только я.

Лейтенант повернул ко мне восторженное, какое-то по-детски счастливое и растерянное лицо.

- В сёлах свет горит! – сообщил он.

В первое мгновение я не понял, о чём он. А когда дошло… Право, у меня защемило душу!

За время, которое парень провёл на войне, он отвык от уличного освещения. Для него любая светящая где-то во тьме точка служит в лучшем случае ориентиром, а то и целеуказанием. А здесь – море разливанное электричества!

С точки зрения других наших попутчиков этот его восторг, по всей видимости, выглядел нелепым. Но я парня хорошо понимал. Более того, понимал я и то, что главный шок его ожидает ещё впереди. А именно – отношение общества к той войне, с которой он ехал.

Точнее, равнодушие общества.

Для него, для этого безымянного парнишки в лейтенантских погонах, в тот момент именно некий проскочивший за окном освещённый полустанок стал символом иной жизни – мирной и непривычной. Как для меня некогда – порция мороженого и пустой взгляд поверх вазочки.

Дело происходило в Ташкенте, в аэропорту. Мы, прибывшие из Афгана военнослужащие, стояли в бесконечной очереди в кассу. Никаких льгот в приобретении билетов для следовавших с войны не предусматривалось.

Договорившись о том, чтобы мою очередь «подержали», я отправился в привокзальное кафе.

Нет-нет, ни в коем случае не за тем, о чём ты подумал, дорогой мой, всё понимающий читатель! Во время пути из Афгана домой я не употреблял ни капли спиртного! Да и не я один – «сухого закона» в пути придерживались многие. Слишком часто случалось, что неосторожные отпускники просыпались утром невесть где без гроша и без подарков, которые везли своим близким… А то и вовсе исчезали неведомо куда; или же вылавливали их «случайно утонувшие» тела в местных водоёмах…

Равно как и строго придерживался правила целебата – никаких пикантных приключений!

В кафе же я отправился потому, что очень захотелось мне полакомиться мороженым. Питались-то «за речкой» мы вполне нормально, хотя и без особых изысков, что вполне понятно.

Так вот, захожу в кафе, заказываю порцию, с вожделением погружаю в аппетитный шарик ложечку… Для меня этот миг – предел мечтаний, у меня он ассоциируется с переходом от войны к мирной жизни…

И вдруг замечаю я неподалёку за барной стойкой сидящую девушку. Перед ней – точно такая же вазочка мороженого. Девушка лениво ковыряется в полураскисшей массе, и глядит вперёд пустыми скучающими глазами…

Что, скажете: подумаешь – событие!.. А меня тот миг как-то словно пронзил, засев в душе на всю оставшуюся жизнь. Насколько мы по-разному видим одно и то же! – думал я в каком-то ослепившем душу озарении. Одна и та же, по сути, мелочь – порция лакомства – насколько по-разному воспринимается двумя разными людьми. «Как всё это мне надоело!» – читалось на лице девушки. «Какое блаженство!»  наверное, читалось на моём лице.

Не сомневаюсь, что человек, прошедший войну, меня поймёт. Тот, кто из города выезжал только на пикник, сочтёт написанное выше бредом идиота.

Мне рассказывали как-то о нашем лётчике, самолёт которого сбили над Афганистаном и который две недели по пустынным горам добирался до своих. Больше всего он страдал от жажды… И когда оказался-таки в нашем гарнизоне, никак не мог напиться.

Когда тот лётчик видел неплотно закрытый кран (обычное дело в гарнизонных общежитиях), его начинало буквально нервно трясти от возмущения.

- Это ж драгоценность! – кричал он товарищам, тщательно закручивая проворачивающиеся «барашки». – Воду беречь надо!..

Конечно, для меня та порция мороженого не являлась такой уж драгоценностью. Но я понимал того лётчика. Та девушка с пустыми глазами, не поняла бы – ни его, ни тем более меня.

…Мы с лейтенантом вместе ехали не до конца. Я вышел на «Лосинке». А он отправился дальше. Один. Больше мы с этим пареньком, понятно, не встречались. Да и встретились бы – не узнали бы друг друга; мало ли мимолётных встреч происходит у каждого на жизненном пути!

Мне уже доводилось то того возвращаться с войны. Для него это случилось впервые.

Вот, думал я, доедет он сейчас до Ярославского вокзала. Выйдет на привокзальную площадь… И испытает очередное потрясения, ибо окажется в круговороте людей, которым он совершенно не нужен. Он вернулся с войны, а это никого в этом мире, в котором он вдруг оказался, не интересует. Родным, близким – да, нужен; а вот толпе, обществу… Этот мир живёт совершенно иными проблемами, среди которых сама по себе война, на которой он был всего несколько часов назад, занимает самое незначительное место.

Если вообще занимает…

И ещё хочу обратить внимание: из Афгана мы летели хотя бы при деньгах. А какая сумма могла оказаться в кармане у того парнишки в лейтенантских погонах – паренька, насколько я помню, скромного и порядочного?..

Те деньги, которые он получал за лишения, за бои, за то, что убивал неприятеля и терял подчинённых – здесь выглядели смешными. В кафе, в такси, в любом ларёчке с него будут требовать такие суммы, которые заставят его теряться. Более того, опытные торговцы, ловко разглядев в пареньке наивную жертву, непременно попытаются его обобрать. Потому что это для меня он ветеран – для них он являлся потенциальным лохом.

Помнится, при расставании я его об этом предупреждал, ссылаясь на имеющийся личный опыт. Вряд ли он в должной степени воспользовался моим советом. Во всяком случае, в тот, самый первый раз. Потом, в последующем, он уже, скорее всего, научится правильному поведению.

Фронт и тыл – разные миры. В годы Великой Отечественной войны этот контраст, конечно же, тоже имелся, хотя всё же не выглядел столь разительным. Во всяком случае, так представляется по книгам и кинофильмам. Ну а в «лихие девяностые» он буквально поражал.

Вспомните глаза главного героя фильма «Честь имею!», когда он из Чечни прилетел в Петербург и в тот же вечер оказался в ночном клубе! Он ошарашен разницей виденных миров.

Пусть не столь контрастно, но нечто подобное пережил каждый возвращающийся с войны.

…– Милая, об этом так трудно рассказать… На словах вроде как всё понятно, а нутром понять трудно!

Она гладит мне руку, успокаивает. Я сжимаю её пальчики. Любимые, столько раз обцелованные пальчики.

Тут в разговоре обозначились две темы. Каждая уведёт в свою сторону, и о второй если и поговорим, то в другой раз.

А именно: первая – отношение государства и общества к солдатам на войне и ветеранам. И вторая: каково человеку, вернувшемуся с войны, адаптироваться к жизни, столь разительно отличающейся от привычной. Как мать, моя Любимая первой темы очень боится. Ну а вторая тема её интересует в первую очередь из-за меня – она ведь уже выслушивала, насколько мне, ветерану, нелегко приходилось после возвращения из «горячих точек»!..

- Нам, офицерам, как ни говори, значительно проще, – делюсь я с Любимой. – Мы по замене с войны отправляемся служить дальше… У нас есть свои заморочки, конечно. Но они ни в какое сравнение не идут с тем, какие проблемы встречают простого солдата, у которого истёк срок службы!..

Ещё одна картинка, которая прочно запечатлевшаяся в моей памяти – что-то богатым на фрагменты оказалась эта главка.

Дело происходило в Моздоке. Моздок – это небольшой городок в Северной Осетии, возле которого располагается огромная авиабаза. В годы обеих чеченских кампаний именно эта база служила основным перевалочным пунктом между воюющей группировкой федеральных сил и остальной Россией.

Помнится, я в очередной раз возвращался из командировки. Так получилось, что на Москву дня три перед этим не летало «бортов», а потому желающих выбраться скопилось довольно много. И вот стало известно, что готовится к взлёту на Чкаловский транспортный Ил-76.

Друзья мои, насколько великолепные самолёты создавал авиапром Советского Союза! Что ни машина, то шедевр!

Наверное, даже наверняка, что Ил-76, что тот же самый большой транспортный вертолёт Ми-26, что какого иного воздушного работягу можно перегрузить так, что они не смогут взлететь. Однако я просто не сталкивался с таким случаем! Вся-то и разница, что при перегрузе вертолёт взлетает «по-самолётному», с разбега, с трудом отрываясь от «бетонки», а потом потихоньку-полегоньку набирает высоту…

И ещё хочу отметить, что лётчики военно-транспортной авиации в абсолютном своём большинстве это люди, которые всегда понимают слова «надо» и «пожалуйста». Они не формалисты.

Вот и в тот раз командир сказал:

- Возьмём всех, сколько поместится!

В результате на «борт» в нарушение всех инструкций набилось столько народа, что не все смогли даже сидеть, и в лучшем случае располагались просто на полу, а то и вовсе летели стоя. А несколько человек взяли в кабину штурмана. Я оказался в этом числе счастливчиков.

Экипаж в самолёте Ил-76 размещается на двух уровнях. Собственно пилоты сидят на втором ярусе кабины. А штурман – в выпирающем внизу впереди самолёта остеклённом «зобу». К рабочему месту штурмана ведёт коротенький тесненький коридорчик. Вот в нём на полу мы и сидели – ровно семь человек нас поместилось. Мы сидели гуськом один за другим, а над нашими головами ходили тяги от педалей и штурвалов «борта». Так что весь полёт от Моздока до Чкаловского, вплоть до манёвров перед посадкой, вплоть до стремительно нараставшей под брюхо исполосованной чёрным «бетонки», я имел возможность наблюдать сквозь остекление штурманской рубки. Да, а на самом остеклении на расстеленном бушлате лежал ещё один пассажир, как мы поняли, лётчик, друг штурмана.

Но это было потом. И вообще я не об этом. Мало ли когда и в каких условиях я летал – о том можно рассказывать и рассказывать!

А сейчас речь я веду о том, что в Моздоке ожидала вылета в Москву команда отслуживших «дембелей». В моём представлении она стала символом отношения государства к военнослужащим по призыву.

Группа солдат, человек в тридцать, расположилась на травке возле аэродромного поля. Наверное, у них имелся старший – я его не видел.

Это в своих подразделениях «дембеля» грозные. Или когда в попугайной форме едут домой в поезде в спокойные времена и по территории, где нет войны. А тут они вызывали искреннее сочувствие. Даже жалость.

Восемнадцатилетних пацанов выдернули из дома и отправили воевать. В Афганистан солдата отправляли после «учебки» – хорошей или плохой, в которой учили, или в которой издевались, но всё равно тоже чему-то учили… В Первую Чечню отправляли воевать просто совершенно необученных мальчишек. Подразделения формировались наспех, нередко с ними не проводилось даже элементарное боевое слаживание. Случалось даже, ни командиры подчинённых, ни подчинённые собственных начальников не знали вовсе! Это не охаивание действительности – это совершенно реальные факты!

И вот вышел срок – и двадцатилетних ветеранов отпускали по домам. Какие расшитые «парадки», какие «дембельские альбомы»!.. Этих непременных атрибутов «дедов» у них не имелось и в принципе оказаться не могло. В видавшем виды повседневном обмундировании, с тощими «сидорами» за плечами… Они кучковались, растерянные, и просто ждали, когда же их направят на посадку в самолёт. На довольствие их не ставили – на дорогу снабдили консервами. На территории авиабазы имелся магазинчик, за территорию не выпускали… И вот уже несколько дней они просто сидели на месте, в ожидании оказии… Их уже раза два обыскали – и ещё по меньшей мере раз им предстояло пройти эту процедура, уже в Чкаловском.

А потом, после Чкаловского, – они просто свободны! Добирайся куда и как хочешь! Ты отдал долг Родине, и она к тебе больше ничего не имеет!

У нас в стране не существует службы адаптации вернувшегося с войны юного ветерана. И это большое свинство со стороны государства. У нас не существует больше ряда льгот, которые имелись у ветеранов в советские времена.

Но вернёмся на аэродромное поле.

Итак, на краешке его жались солдаты-«армейцы», отслужившие срочную в пекле гражданской войны.

…А потом сюда подъехали заменявшиеся сотрудники МВД – уже непосредственно к рейсу. Тоже человек тридцать. Но насколько же между ними бросался в глаза разительный контраст! Все милиционеры – взрослые мужики, обмундирование добротное, у каждого огромные баулы… У них старший имелся, и все вопросы у них решались сходу.

У них оказалось что выпить, и они тут же «разверстали» по маленькой… Старший поворчал для вида, однако его успокоили – мол, меру знаем… И в самом деле, всё у них оказалось вполне пристойно, и никаких эксцессов…

Какое же разительное отличие было между ними: между этими двумя командами возвращающихся с войны ветеранов!

Мальчишки-«армейцы» отвоевали как рядовые солдаты сколько-то месяцев, а то и год, выполняя все функции и обязанности рядового, ходили на «боевые», и получали за это оклад рядового бойца. Дядьки-милиционеры тоже воевали, однако их командировка длилась, насколько помнится, сорок суток, получали они свой постоянный оклад, да плюс командировочные, да плюс «боевые». Теперь, когда вышел срок, первых просто выпроваживали из прифронтовой полосы, а куда именно – это волнует только их самих, да родню. Вторые же получали реабилитационный оплачиваемый отпуск, проходили обследование и курс лечения… Первым теперь предстояло заняться поиском работы. Вторые возвращались к службе.

…Можно сказать, что в данном случае виновато командование части, да старший армейской команды, который чего-то недовыполнил в своих обязанностях. Можно сказать, что не сработала ВОСО – служба военных сообщений. Можно пенять, что где-то некий диспетчер не включил команду в какой-то график… Всё это правда: стрелочника всегда найти нетрудно.

Я же говорю определённо: у нас отсутствовала система отправки отслуживших солдат домой. Доставка на войну действовала более или менее нормально. А обратно – нет.

…Мы о многом говорим с Любимой. Не только о войне.

Но и без этой темы – как обойтись-то?

 

***

Все влюблённые – романтики. У каждого это проявляется по-разному, однако звенит в душе струнка романтизма, звенит!.. Любовь без неё невозможна!

Семейная жизнь с романтизмом как-то не особо дружит. Романтика – для любви, для семейной жизни – будни и прагматизм. Это не хорошо и не плохо – это просто так оно и есть.

Жить одним лишь романтизмом невозможно. Мы живём в буднях. А романтика – она как праздник, как всплеск чего-то яркого и прекрасного на фоне обыденного и повседневного.

Но тогда что же получается? Выходит, что семейная жизнь просто обречена на сторонние романтические увлечения супругов?!.

Неужто это неизбежно?

Во времена оны всё было проще. Дом, семья, церковь… Жена ведёт хозяйство и рожает детей, мужик обеспечивает семью… Дети подрастают и постепенно, но неуклонно втягиваются в тот же процесс: обеспечения семьи материальными благами плюс ведение хозяйства… Заполненные хлопотами будни – до шашней ли тут!.. Опять же, религия, которая осуждала греховные связи… А тут ещё всевидящее соседское око и кумушкины разговоры… Что мужику, что бабе в этих условиях не особо до романтических приключений на стороне. Навкалываешься в поле или у печи за целый день-то – не до свиданий, чать, до подушки бы голову донести!

Ой ли!

Народные песни, скажем, предания доносят до нас отголоски таких «романтических всплесков»… В исторических документах нет-нет, да и всплывёт та же тема.

Любовные связи на стороне существовали всегда. Только сейчас их далеко не всегда скрывают, а кто-то – так и вовсе выпячивает, кичится ими. В былые времена о них общественность узнавала не так чтобы часто – влюблённые стремились скрыть их, да и обманутые супруги старались по возможности не афишировать свой позор, не выносить сор из избы.

Однако вот имеется в словаре Владимира Даля такое специфическое словцо – «сношник». Это глава семейства, который сожительствует со снохой, то бишь с невесткой. Уже простая логика подсказывает, что если бы подобные случаи оставались единичными, да не открывался такой грех, не родилось бы на свет само слово, и не попало бы в фундаментальный свод лексики великого и могучего!.. И вывод соответствующий: не могла вся известная палитра возможных интимных связей на стороне сводиться лишь к данному.

Грешили наши предки – грешили! И не только со «срамными» бабами, а и с вполне, казалось бы, благополучными, замужними.

У того же Даля вычитал я такую шутку, опять же стародавних времён. Мол, у женщины должно быть трое мужчин: муж для статуса, офицер для престижа, и конюх для удовольствия… Примерно так…

А ведь поговорки, повторимся, на голом месте не рождаются! Или песни про коробейника, который уговаривает распрямиться рожь и сохранить тайну плотского греха…

Казалось бы, вон у мусульман – насколько сурова кара для неверных жён! А только и там испокон веков грешили женщины, грешили!.. И что ж, просто нервы (и кое-что ещё) пощекотать им хотелось?.. Да нет – любовь их толкала на грех. На смертный, на смертельно опасный грех.

Ибо любви хотят все люди – вне зависимости от той же религии, коль речь о ней зашла…

В исламском мире уличённых в измене женщин забивали камнями, начиняли то самое грешное место порохом и взрывали, а уж палкой отходить – так это считай, что легко отделалась.

В советские времена, в период моей службы в Туркменистане, нет-нет, да и случались среди местных женщин случаи самоубийства – как раз по причине уличения в неверности, или если девушку парень обманул. Традиционно туркменки кончали жизнь самосожжением. Считалось, что только огонь очищает душу от ТАКОГО греха. Жуткая смерть! Кошмарная плата за мимолётный осколок счастья.

Но ведь знали мусульманки заранее, что их ждёт «в случае чего». Однако не могли противиться порыву души, когда вдруг прорастали крылья и воспаряли они в неведомые эмпиреи любви и романтики.

Ох, и сильна ведь любовь! Возвышающая, или тянущая в грех – но только сопротивляться ей настолько тяжело!.. Что религия, что страх наказания, что воспитание, что представление о морали, что людская молва – ничто не может остановить женщину, поражённую в сердце стрелой проказника Купидона.

Ладно, сделаем оговорку: может остановить не каждую женщину. А если всё же что-то остановило, то вправе ли мы вести речь о настоящей любви?.. Amor vincit omnia! Любовь покоряет всё!

Мне одна туркменка говорила по этому поводу:

- Ты думаешь, наши бабушки-мусульманки меньше грешили, чем ваши?.. Что, современные наши девушки не имеют любовников?.. Всё одинаково по всему миру. Разница только в одном. Туркменка свою подругу никогда не выдаст, даже свекровь невестку – и та сама с ней разберётся, но сыну или мужу не сдаст неверную. У нас женщина женщину всегда прикроет. А у вас, у русских, если женщина что-то узнает пикантное – об этом будут знать все!

Помнится, ещё она рассказала, что туркменки в стародавние времена интимные свидания по возможности устраивали в зарослях камыша – в них любовникам легче укрыться. Наверное, так оно и есть…

Если, конечно, найдётся в степи местечко с камышом!

Что и говорить, несколько приукрасила моя знакомая своих соотечественниц, несколько принизила соотечественниц моих… Но ведь в значительной степени есть правда в её словах. Разве нет?

 

***

К слову, о туркменках. И вообще о женщинах Средней Азии советской поры. Ну и последующей эпохи.

В бытовом отношении мужчинам в Средней Азии проще. На работе и в обществе они вполне могут находиться в XXI веке, в то время как дома спокойно обитать в веке XV-м. По хиджре ведь и в самом деле сейчас 1430-е годы!

Кто там у нас в России в эти годы правил-то?.. Василий Тёмный, которого, ослеплённого, то свергали соперники, то возвращали на трон сторонники… На Западе уничтожала излишки населения Столетняя война, предали и возвели на эшафот несчастную Жанну д'Арк… Гуситы безжалостно к врагу и к себе отстаивали право на своё видение христианства и устройство общества… Умер славный воитель Ян Жижка, завещавший натянуть его кожу на барабан, чтобы и после смерти наводить ужас на врагов… Крымское ханство образовалось…

Впрочем, бог с ним, с историческим экскурсом! В истории абсолютных совпадений всё равно не случается. Каким бы ни был год по хиджре, по христианскому летоисчислению, по славянскому или календарю майя, а только эпоха для нас всех одна. Только живём мы все в ней по-разному.

…В период советской власти в той же Туркмении женщины в абсолютном своём большинстве оставались женщинами Востока. Да и в других республиках Советского Востока. Они носили национальное платье, ходили в косыночках (девушки) и платках (замужние женщины). И обязательно в балаках – женских штанах, по узору на которых можно определить принадлежность их обладательницы к одному из, в нашем случае, туркменских племён. Даже женщины работавшие, в том числе и в государственных структурах, ходили в традиционном национальном наряде.

Платья у них были (да и по сию пору остаются) шерстяные, душные, что в жаркую летнюю поры вызывают вполне естественный процесс потоотделения. Его запах дамы нередко пытались заглушить ванилином. В жаркий день оказаться в заполненном автобусе было, м-м-м, в обонятельном отношении не слишком комфортно.

На свадьбу невесту обряжали в особый наряд. В частности, на девушку навешивали множество золотых и серебряных украшений с полудрагоценными каменьями, в первую очередь лазуритом и другим минералом предпочтительно голубого колера. Этот комплект веками передавали из поколения в поколения; передавали и постоянно дополняли новыми и новыми предметами. В него входила непременная металлическая остроконечная шапочка с каскадом крохотных висюлек по краю; монисто со множеством старинных серебряных царских и иностранных монет; многосложной конструкции серьги; браслеты на руках и ногах, и перстни; и кокенли-юзук – браслет, пять перстней и напёрсток, соединённые в единое целое цепочками… Общий вес всего этого комплекта достигал 15 кг!

…В детстве я читал книги о народах Средней Азии. В частности, любил «Киргизские народные сказки», которые и по сей день лежат на книжной полке у моей мамы, и бессмертного «Ходжу Насреддина», которого Леонид Соловьёв, как я узнал только недавно, писал, находясь в одной из «зон» ГУЛАГа… Позднее прочитал большущую книгу «Гёр-оглы» – народный эпос тюркских племён… И вполне понятно, искренне считал, что женщина Востока уже другая, не такая, какой изображалась в исторической литературе. Что она смотрит на мир глазами современного человека эпохи развитого социализма.

Каково же было моё изумление, когда я узнал, что современных юных туркменок совершенно не задевает, что за них, скажем, выплачивают калым. Более того! Они бахвалились выплаченными за них суммами, издеваясь над своими товарками, за которых заплатили меньше. Мы, и я в том числе, воспринимали калым как унизительный пережиток прошлого – девушки, за которых платили, считали его показателем состоятельности жениха и его любви.

Насколько же одно и то же относительно, и по-разному воспринимается у разных народов!..

В среднем величина калыма в Туркмении составляла стоимость новой «Волги». Солидные деньги по тем временам! Потому при необходимости семье жениха помогали наличными все родственники.

Забавно, но представители не слишком богатых семейств старались породниться таким образом: юноша женился на девушке, а его сестра выходила замуж за брата невесты. И таким образом калым списывался взаимозачётом.

Друзья мои, это я описываю не преданья старины глубокой – это всё реалии «эпохи развитого социализма»!

На этом фоне местная женщина, которая одевалась по европейской моде, выглядела просто бросающей вызов обществу. Правда, как мне рассказывали, многие туркменки, особенно из молодых горожанок, хотели бы выглядеть так же, однако не решались – им не позволяли родители. Наверное, если бы наше присутствие в Туркмении продлилось бы ещё одно поколение, женщин в европейских нарядах в республике, и особенно в столице, стало кардинально больше.

Но не стану рассуждать на эту тему – все мои знакомые знают, что я не люблю рассуждать на тему «если бы».

Вернёмся к повседневной одежде туркменской женщины. Это именно тот случай, когда форма в значительной степени определяет содержание. Одевшаяся цивильно женщина перестаёт быть просто баджи. (Баджи – это туркменская женщина. Произносится это слово с ударением на последнюю гласную. В русском языке после звука Ж звук И произносится как Ы, но в данном случае следует произносить не БАДЖЫ, а именно БАДЖИ – здесь И ярко выраженное). Она уже не довольствуется тем привычным местом, которое традиционно занимает женщина в структуре классической туркменской семьи и общества.

Так о чём это я?..

Именно вот эти женщины, приобщившиеся к европейской культуре… Им-то каково в государстве, которое резко переложило курс на возвращение к «традиционным ценностям» жёстко патриархального, исламского, пусть и умеренно исламского, общества?

Я уже писал, что в период Второй Чеченской кампании много работал с трофейными документами, захваченными в освобождаемых от сепаратистов районах. Некоторые из них я оставил у себя. Так вот, в моём архиве хранится любопытнейший документ: распоряжение «президента Ичкерии» всем женщинам носить «форму одежды» (!), предписанную исламом. Ни больше, ни меньше.

В советские времена мы гордились тем, что одним махом перетащили нашу Среднюю Азию из феодализма в социализм. Однако оказалось, что законы исторического развития обмануть невозможно. Общественное сознание скачков не признаёт и развивается постепенно. Едва Россия ушла из Средней Азии, туда мгновенно вернулись средневековые отношения. Современными технологиями овладеть оказалось куда проще, чем современными взаимоотношениями.

И получилось, что люди, которые искренне потянулись за нами, оказались брошенными.

Я уже писал про учительницу в афганском Шинданде, которая никогда не улыбалась. Я знал туркменок, которые приняли европейскую шкалу ценностей, – и каково им теперь, в условиях пусть просвещённого, не жёстко шариатского, но всё же исламского строя?..

Россия на протяжении веков многих пыталась приручить. Не слишком это получилось. А в тех случаях, когда всё же удалось, – не захотела нести за них ответственность.

Погоди, а с чего это вдруг в нашем разговоре с Любимой возникла эта тема?.. Уж и не вспомню…

Мы с ней о многом разговариваем.

Не только о любви.

 

***

А, вот! Мы говорили о ревности и многожёнстве!

Я рассказал, что в детстве в одной из книг, которые на меня произвели глубокое впечатление, были «Киргизские народные сказки». Одним из распространённых сюжетов в них являлся такой. Молодой мужчина каким-то образом расставался с любимой, женился на другой, а потом находил возлюбленную и тоже приводил её в дом, второй женой. Тут обязательно следовала завершающая фраза, что жёны обрадовались этому факту и подружились.

- Я мальчишкой ещё был, и представлял, как папа приводит вторую жену, и мама радуется такому счастью…

Любимая тихонько смеётся. Она прижимается ко мне, я поглаживаю её обнажённую спинку – ниже не дотягиваюсь.

- У них воспитание другое, – воркует она. – Наша женщина не потерпела бы соперницу… – шутливо тычет кулачком в бок: –  Слышишь?!

Шутливо-то шутливо, а рёбрышкам больно…

- Воспитание – воспитанием, – не соглашаюсь я, прикрывая на всякий случай ушибленное любимым кулачком место. – Но ведь ревность, сама знаешь, – такая штука, она в душе, и к воспитанию не особо прислушивается. Как вскипит в душе – весь разум заливает… Не так разве?..

- Есть такое дело… – спорить с очевидным не всегда считает нужным даже женщина.

К тому же из нас двоих моя Любимая куда более ревнива!

Или дело в том, что у неё больше оснований для ревности?..

- Да и потом… – подхожу к вопросу с другой стороны. – Вот муж зовёт на ночь к себе одну жену – второй что же, всё равно?.. Пусть хоть трижды будет воспитана в исламском духе, а не понравится ей, что она вот тут одна лежит, а за стенкой её муж с другой этим самым занимается.

- А если обеих сразу позовёт? – предлагает вариант Любимая.

- Ну, каждую ночь такую нагрузку не потянет, – сомневаюсь я. – Да и не это даже главное. В любом случае вряд ли понравится каждой из жён, что муж занимается соперницей…

Чувствуется, что тема Любимую задевает.

Потому пытается возражать:

- Если не любит, то и ладно…

- А если любит?.. – настаиваю на своём. – И вообще… Женщина – собственница по сути своей. Даже если она мужа терпеть не может, когда он зовёт другую, всё равно ревновать станет.

- Ты-то откуда знаешь? – насмешливо хмыкает Любимая. – Знаток женской натуры…

- А разве не так?..

Мы ещё некоторое время препираемся. Обычный трёп влюблённых.

Нам хорошо!..

 

***

С детства по отношению к женщинам я был романтиком.

Я смотрел на них как на существ иного мира, возвышенных, неземных, прекрасных…

В те времена не изобрели ещё интернета, в котором всё пикантное можно увидеть без каких-то проблем. Сегодня молодые люди об ЭТОМ всё знают с малолетства. Для них интимные взаимоотношения мужчины и женщины не имеют ореола таинства, чего-то возвышенного…

Наверное, их души от этого беднеют. Потому что в ЭТИХ делах должна оставаться загадка и неведомое.

И вот тут в своих рассуждениях я упираюсь в неразрешимое противоречие. В вопросах секса, как и в любом другом деле, нужен опыт. Личный опыт хотя бы одного из партнёров очень даже желателен. Но в этом вопросе, как редко в каком другом, теоретическая подготовка малоэффективна, тут нужна практика (уж простите за цинизм). Но как его, этот опыт, накапливать, откуда его брать?..

В наше время основным источником информации в вопросах секса являлись старшие товарищи. И как-то не вязалось то, что они рассказывали – вот с этими девушками, с которыми мы общались каждый день. Нет-нет, в тех рассказах фигурировали совсем иные женщины – распутные и легкодоступные… Не то что наши знакомые – чистые и непорочные даже в мыслях, которых даже и представить себе в пикантных мыслях страшновато.

Как и любому другому юноше, мне очень-преочень хотелось секса. Но я просто не знал, как подступиться к этому вопросу.

То ли где читал, то ли рассказывал кто… Но якобы в Индии существовал, а то и по сей день существует обычай. С наступлением определённого возраста мальчиков отдают на воспитание одиноким старухам, которые обучают их премудростям секса (или любви – кто как расценивает). И мальчикам приятная наука – и старухам отрада. Как-то это вроде как физиологически цинично… Но с другой стороны, не существует ведь палки об одном конце! Ведь право же неплохо, когда мужчина вступает в семейную жизнь уже умея ублажить жену!

Если же молодые супруги оба начинают с «нуля» постигать «постельную науку»… Ох, далеко не всегда это получается успешно… Вот тогда и приходится опыта добирать на стороне.

А вот забавно…

Хотела бы женщина, чтобы её муж проходил такую досвадебную подготовку?.. Тут двух мнений быть не может: разумеется, нет. А возражала бы мать, если бы к процессу обучения привлекли её сыночка?.. «Пусть учится! – сказала бы она. – В жизни пригодится».

Противоречива женская натура!

 

***

Джордано Бруно ещё четыре века назад писал, что ревность отравляет всё, что есть прекрасного в любви. И не поспоришь!

 

 

 

Тетрадка шестая

 

Так вот, романтик я. Казалось бы, в моём-то возрасте – пора бы уже выдавить из себя это свойство. Ан нет же, не получается!

…Идём с Любимой по вечерней Москве. Обоюдно влюблённые. Держимся за руки – это у нас уже потребность. Иной раз в местах, где могут встретиться знакомые, размыкаемся, просто идём рядом. Но потом вдруг замечаем, что наши ладони вновь вместе.

Глупо, наверное, смотрится со стороны – при моих сединах и морщинах выглядеть таким влюблённым.

Я провожаю её домой. Сейчас мы расстанемся – до следующего свидания. Да, будут телефонные звонки, но только звонок – и есть звонок! Он не заменит очного общения, когда видишь сияющие глаза Любимой!

Поэты сравнивают любимые глаза со звёздами. Я шаблонно мыслю – или и в самом деле в таком сравнении имеется резон?.. Ведь более яркого и красивого сравнения всё равно не придумаешь!..

Мы с Любимой в небо не глядим. Прежде всего, над Москвой неба, по сути, не видно. Луна – да, иной раз светит, и довольно ярко. А звёзды не в силах продавить свои лучики сквозь густой смог.

Да и с другой стороны… Чтобы смотреть в небо, вокруг не должно выситься домов, над головой не нужна крыша… Идти по городу с задранной вверх головой – что может быть глупее?

Мы с Любимой никогда ещё не лежали просто на траве, глядя в звёздное небо! Только мечтаем об этом.

Белёный потолок, модная грубая кирпичная кладка стен, гнутые офисные жалюзи на окнах… Что тут разглядывать-то?.. А лежим мы только в такой обстановке. На улице же мы всегда идём рядом, глядим друг на друга. Плотно затянутое смогом небо не привлекает.

Вообще раньше, до Москвы, я в небо нет-нет, да и смотрел. В детстве, например, в посёлке Руденск, что под Минском, мы с друзьями сидели на складированной возле чьего-то забора груде брёвен под вишнёвым деревом, сквозь листву которого густо сияли звёздочки.

Мы кичились друг перед другом познаниями, наугад тыча пальцем в наиболее яркие из них:

- Вот это Сириус… А вон то – Альдебаран… Альтаир… А вон то – Туманность Андромеды…

Названия завораживали. Реально мы могли распознать только ковши обеих Медведиц, да отыскать Полярную звезду. Я тогда ещё не знал, что в древности наши предки именовали её Прикол-звезда, потому что остальное небо проворачивается вокруг неё.

В те времена мы все бредили космосом, все без исключения читали знаменитый роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», и вполне серьёзно полагали, что песенное пророчество «и на Марсе будут яблони цвести» свершится уже при нашей жизни…

Наверное, дело происходило в августе, потому что время от времени с неба регулярно срывалась и стремительным прочерком исчезала яркая точка, и мы торопились загадать желание… Никогда, понятно, не успевали, как бы густо ни сыпались притягивающие взоры метеориты, но всё смотрели в небо, надеясь, что вот-вот теперь непременно уловлю момент, когда смогу пробормотать свою мечту… Понятно, я не помню сегодня, что именно пытался загадать, да и какие такие серьёзные желания могли загадаться, когда тебе нет ещё и пятнадцати… Зато вид мгновенно сгоравших метеоритов запечатлелся в памяти навсегда. А также факт, что очередной прочерк каждый раз возникал неожиданно…

Потом в небе возникала целая россыпь устремившихся наискось и быстро угасающих звёздочек…

- Персеиды… – авторитетно говорил кто-то.

- Плеяды, – умным голосом соглашался (или возражал) кто-то другой – может и я, не подозревая даже, какую сморозил глупость.

Тогда я не думал о том, что данный прочерк по тёмно-звёздному небу – это трагедия! Это чья-то смерть, это мгновение исчезновения из нашего мира. Пусть даже для простого космического булыжника…

- Миллионы лет летел он в пространстве, а то и миллиарды, – вспоминая те вечера своей молодости, делюсь я с Любимой. – Он почти бессмертным был – тот булыжник. Но вот встретилась ему планета, притяжение которой изменило его траекторию… И вот так: мгновенная вспышка – и нет больше булыжника… И вот думаю: а когда он жил-то, камень этот – когда блуждал по Вселенной, или когда вспыхнул прощально у нас на глазах?..

Молчит Любимая, не отвечает… Да и что тут скажешь?.. Банальность это – глупый вопрос…

Но при этом она меня понимает! В этом я не сомневаюсь. Любимая – то редкое исключение из всего человечества, которое искренне понимает мои чувства, их грусть, и возвышенную поэтику.

А я возвращаюсь в воспоминания о детстве.

Налюбовавшись звездопадом, мы расходились по домам. Потому что знали: завтра нас ждёт очередной прекрасный день, и потом вся жизнь впереди – светлая, прекрасная, замечательная! Бесконечно долгая… И бабушка Лена будет жить вечно, и дедушка Петя, и на столе нас встретит кружка парного молока от меланхоличной Бурёнки – коль в данном фрагменте записок речь идёт о каникулах в селе…

Вот ведь парадокс: в детстве каждый день казался бесконечно долгим, до отказа насыщенным событиями, но при этом пролетел он как будто мгновенно. Во всяком случае, так кажется с высоты моих седин.

Прекрасно и грустно поётся в известной песне: «Куда уходит детство?»… В общем-то, неважно куда – важно, что безвозвратно!

Нет, я никогда не желал вернуться именно в детство. Однако мне всегда становится ностальгически грустно, когда я его вспоминаю. И эту ностальгию хорошо, на мой взгляд, сумели передать авторы другой песни, про то, как «и пусть мне подпоют ребята с нашего двора»…

Эк меня на песни потянуло!

Как досадно, друзья мои, что всё прекрасное проходит! Как здорово, что мы этот факт не осознаём авансом! Вернее, умом, понятно, осознаём, но душа это осознание не приемлет. И вообще распрекрасно, что даже если душе дана способность провидеть грядущее, она не делится этими познаниями с разумом! Жить в неведении комфортнее, чем в предвидении.

…Итак, мы расходились по домам.

Ну а потом, дождавшись, когда все в доме успокоятся, я выбирался через окно на улицу и отправлялся на свидание. Мы до утра гуляли под тем же звёздным небом, и было у нас всё целомудренно и пристойно – по той же самой причине, о чём уже шла речь выше: времена были такие целомудренные. О чём мне мечталось, и чего хотелось – о том даже исподволь намекнуть не смел. Кто знает, какие желания тлели (или кипели?) в душе (или не только в душе) у моей тогдашней забытой подружки! Но уж она-то и подавно не смела на них намекнуть.

Нынешнее поколение даже не представляет, насколько мы были стыдливы в юном возрасте!

На излёте короткой летней ночи мы расставались. Проводив девушку, я спешил домой, чтобы хоть чуток успеть поспать, забирался через окно в отведённую нам с братом комнату… И стремительно засыпал под лёгкой простынкой на набитом сеном тюфяке и подушке с гусиным пухом.

Я спал и в то же время слышал, как на улице разноголосо перекликались петухи, извещая округу о том, что мир прекрасен, и просыпалась прочая сельская живность, в окно густо вплывали запахи сирени, заглушая другие ароматы села… Перебрехивались собаки – по-сельски беззлобно, просто так… Издалека сипел свист первой утренней электрички, спешившей к любимому моему городу Минску… И уже подходила к завешенному ситцевой цветастой шторкой дверному проёму бабушка, держа в натруженных отполированных сельским трудом пальцах две пол-литровые кружки и банку только надоенного парного молока. И уже скрипели отворявшиеся едва не в каждом дворе ворота и мычали коровы, чтобы отправиться на пастбище в обход вскинувшейся на пригорок Яновки…

В посёлке под Минском проживали родители моей мамы. Пётр Евсеевич и Елена Игнатьевна Лобач. Они уже много лет покоятся на сельском кладбище… Над ними густо сошлись кроны деревьев, неподалёку периодически раздаётся шум проходящих поездов… А вообще тут тихо и уютно.

В том доме, в котором мы отдыхали каждое лето, сейчас проживают чужие люди. Нет того куста сирени, сквозь который я продирался, чтобы после свидания вскарабкаться в окно. Нет исполинского грушевого дерева, на котором произрастали изумительно вкусные плоды, значительная часть которых опадала и разбивалась, потому что не было возможности их обобрать… Нет липовых деревьев, с которых настолько нудно было обирать столь невзрачные и столь же полезные крылатые цветы… Нет вишнёвых деревьев, которые частоколом теснились по периметру двора, и на которые иной раз высаживался густой десант шпаков-скворцов…

Это уже не дом моего детства.

ТОТ дом, который некогда привёз из Коробовичей и собрал здесь мой дедушка, остался только в моей памяти. Он живёт в памяти, тот дом, и в нём по-прежнему обитает моя бабушка, которая приносила нам утреннюю кружку молока, там читает газету «Звязда» дедушка, вернувшийся с войны покалеченным… Там на тарелке лежат нарезанные кусочки вкуснейшей копчённой паленгвицы, ничего равного ей по вкусу я больше никогда не едал, и чернеет подгоревшим в чугунке боком картошечка… И в доме том остаётся душный таинственный чердак с грудой макулатуры, в которой мы с братом откопали совершенно раритетные старинные книжные редкости… Дом с невероятно пёстрой кошкой Катей…

И дядья мои там же, в воспоминаниях, остаются теми же, что в моём детстве: ещё живой Алик, и Валерка, всегда весёлый и ещё без палочки…

 

***

А на далёком хуторе Баклановом, до которого нужно добираться от станции Алексиково, что на железнодорожной ветке между Воронежем и Волгоградом, проживали родители моего отца. Тот хутор, кстати, ещё в середине XIX столетия основал мой предок…

Там мы тоже сидели долгими тёмными вечерами – молодёжная компания. Надо же: по возрасту компании вроде как одинаковые, а по тому, как проводили вечера – вроде как совершенно иные.

В казачьем хуторе по вечерам пели. Мы пребывали в том очень коротком промежутке возраста, когда уже и не мальчик, но ещё и не юноша, когда девчонка ещё не превратилась в девушку… Во всяком случае, именно так мне кажется из дня сегодняшнего.

И небо там отличалось от неба белорусского. На Дону оно глубже, синее, звёзднее…

«Звёздночнее», – как много позже говорил мой старший сынишка, когда был ещё совсем маленьким.

Опять же, на хуторе не было электричества. В смысле, оно имелось, но только местное, от «движка», который вечером работал, а потом выключался. И вот тогда наступал истинный молодёжный вечер! Когда улица, как встарь, освещалась только луной и звёздами.

У большинства из нас имелся фонарик, но включали мы его только когда отправлялись домой, освещая путь себе под ногами, да и то только если совсем уж темень случалась. В окнах кое-где теплились светлячки керосинок, но они ничуть не развеивали прелесть ночи.

Насколько ж прекрасным было то небо!

Современный ребёнок, который взрос в море электричества, просто не представляет себе степного необъятного неба, ни на самую малость не затуманенного земным освещением.

- Сириус!.. – привычно попытался блеснуть я своими познаниями и здесь, среди хуторских ребят. – Альдебаран…

Однако на хуторе это никого не заинтересовало.

…Для вечерних (или уже вовсе ночных?) посиделок мы избрали скамейку у соседских ворот. Она оказалась удобная, просторная, располагалась у самой калитки… При этом она всегда оставалась в тени высокого глухого забора – немаловажное качество для нашего-то возраста.

А потом нас оттуда шугнули старшие ребята – им с девчонками темнота оказалась нужнее.

На следующую ночь мы вдвоём с Танькой – моей дальней родственницей отправились творить страшную месть. Мы огородами пробрались изнутри к той самой калитке, у которой снаружи миловались наши обидчики. Я зачерпнул ведром из бочки дождевой воды, изготовился возле калитки. Моя подельница распахнула створку, и я с размаху выплеснул воду в собравшихся. Девчонка захлопнула калитку, задвинула (не забыла!) щеколду, я бросил ведро – и мы бросились наутёк. Перемахнули через забор, продрались сквозь колючий терновник… В общем, едва-едва, но успели присоединиться к поджидавшей нас компании. А вскоре подошли наши обидчики – не столько мокрые, сколько злые. Осмотрели нас…

И больше на том месте они не собирались. Вожделенная скамейка оказалась отвоёванной.

Как же я гордился собой тогда!..

Эх, детство!..

 

***

…И ещё про звёзды, луну и ночное небо…

Как-то в Афгане мы шли на засаду.

Разведчики не любят брать с собой посторонних. Прежде всего, не имеющий соответствующего опыта человек – это обуза, а во-вторых, поскольку это представитель вышестоящего штаба, дополнительная ответственность. Ну и потом – суеверные они, разведчики. Ведь я на такие задания ходить не обязан, а потому, по мнению опытных офицеров, нечего и судьбу дразнить.

Судьбу дразнить вообще не следует. А на войне – тем паче!

Набиваться с разведчиками на задание мне пришлось на протяжении довольно долгого времени. Каждый раз, по возвращении, они оправдывались: мол, команда на выход поступила неожиданно, и они просто не успели меня известить. Я им, понятно, не верил, да и они не особо старались выглядеть убедительными. В самом деле: зачем командиру «на боевые» тащить с собой представителя политотдела, каким бы прекрасным парнем (это я про себя) он ни был?!

А тут так получилось, что команду собираться батальон получил в моём присутствии – и отвертеться им уже не удалось.

Я быстро смотался в редакцию, переоделся в своё «боевое» обмундирование. На войне у всех, или почти у всех имеются свои личные приметы, которым каждый старается следовать. Например, я надевал один и тот же комплект формы. После возвращения стирал его, и укладывал в шкаф – до следующего выхода.

Имелся у меня свой автомат. Пистолет на боевые выходы я не брал, а вот укороченного «калашникова» – непременно. У нас в редакции имелся небольшой арсенал… Так вот, у одного автомата оказалась немного сколота наискось мушка, и потому им никто не пользовался. А я наоборот, приспособился из него стрелять без промаха, и потому предпочитал брать только его. Это оказалось удобно: поскольку на мой автомат никто другой у нас не покушался, он всегда стоял в «пирамиде» чистенький и готовый к бою.

К счастью, ни разу не привелось мне его использовать в бою по прямому назначению.

…Единственное, что я в тот раз забыл – это ложку. И по сей день с досадой вспоминаю подначки моих друзей-разведчиков по этому поводу. Ложку, вполне понятно, мне выдали из резерва, но комментарии, которыми сопровождался этот процесс, вспоминать не хочется.

- Это ж только в кино настоящий боевой волк ест с ножа, – делюсь я воспоминаниями с Любимой. – Ножом ведь кушать неудобно – даже консервы… А если там ещё и подливка!.. Настоящий солдат всегда на боевых имеет при себе ложку. Если вдруг этой хлебалки при себе не окажется, солдат вырежет крышку от консервной банки, и согнёт её лопаточкой. Или из какой-нибудь дощечки быстренько выстругает… Выглядит это, конечно, не настолько эффектно, зато больше в рот попадёт, чем как в кино, лезвия…

Впрочем, нож я взял, его-то как раз не забыл, хотя в тот раз он мне никак не пригодился.

Ох и классный у меня имелся тесак! Я его привёз с собой из дома.

У ныне покойного моего отца был приятель, который работал в Житомирской тюрьме. И иногда приносил отцу поделки, которые изготавливали заключённые. У меня до сих пор хранятся прекрасные шахматы зэковской работы. И несколько кухонных ножей, изготовленных из рессорной стали, с удобными ухватистыми пластмассовыми рукоятками.

Вот один из них я захватил в Афган.

Позднее его умудрился сломать, несмотря на колоссальный запас прочности металла, мой тогдашний редактор.

Но всё это – к слову!

…Итак, вернулся я в батальон как раз своевременно. Колонна вытягивалась из ворот.

Я вскарабкался на броню – и поехали.

Как мы ехали, как вводили в заблуждение разведку моджахедов, как шедший впереди танк у меня на глазах едва не свалился в пропасть и какие слова произносил командир роты, изгоняя из боевой машины оконфузившегося механика-водителя – обо всём этом я, быть может, ещё и расскажу… А то и нет – не учебник по организации боевого выхода пишу!

А вот о луне и звёздах – непременно. Это моей Любимой куда интереснее, чем порядок выдвижения колонны в горных условиях.

…Уже в сумерках мы разделились. «Броня» ушла по ущелью дальше, рёвом двигателей отвлекая на себя внимание «духовской» разведки. А мы спешились и поспешно двинулись в другую сторону. Потом затаились в одном из отрогов горной речки – проверяли, не следует ли кто за нами. Дождались, когда наступила вовсе уж глубокая ночь.

И двинулись в путь.

Так начался мой первый боевой выход «на караван». До того я всегда действовал в составе крупных воинских формирований. Даже когда нас под Гератом высадили с вертолётов в тылу душманов, мы знали, что наша задача состоит в том, чтобы заблокировать кишлак от гор и всего парочку часов продержаться до подхода основных сил дивизии, которые уже рвались к нам…

А тут… Мы шли – человек тридцать, помнится… Шли по широкой пойме реки. Ночь выдалась светлая, лунная… Мы старались держаться тени, которую отбрасывал крутой обрыв, а вся долина, бегущая по ней вода, покатый берег, близкие невысокие горы – всё оказалось контрастно залито серебристым лунным светом. Это хаотичное чередование неестественного света и глубоких непроглядных теней!.. Оно красиво, и завораживающе, и тревожно…

Нас горстка – в этом необозримом море сочетания серебристого света и глубоких провалов теней… Появляется ощущение одинокости, затерянности, беззащитности, уязвимости…

Горные речки стремительны и извилисты. Долина у каждой широка, и она постоянно меняет русло в этой просторной пойме. Где-то река сама возводит себе препятствия, потом прокладывает новый путь, огибая запруду – и так поступает постоянно.

На топографической карте берега таких рек обозначают пунктиром – и это очень точно!

Мы цепочкой шли вдоль основного потока реки, по возможности держась высокого западного берега.

Время от времени, когда русло преграждало путь, приходилось переходить речку. Естественно, вброд.

- Это ж только в кино солдат лезет в воду в сапогах, а потом в них же бежит в атаку, – продолжаю я делиться воспоминаниями о том, как набирался боевого опыта. – На деле перед тем, как сунуться в воду, солдат разувается и сапоги несёт в руках… А то и штаны снимает! Так что и тут вид не самый романтичный. Представляешь: разведрота – и все без штанов!

Любимая хихикает.

- И ты тоже?..

- Ну, мне как-то повезло – пока мы шли, настолько глубоких мест не оказалось… Ботинки снимешь, штанины подкатаешь – и вперёд!.. Но если б возникла нужда – куда б деваться?..

Разумеется, обстоятельства могут сложиться как угодно. Придётся – и в воду, где дна не достать, прыгнешь в полном облачении. Только какой ты после этого боец, если в сапогах хлюпает вода, штаны прилипли к телу, а портянки насквозь мокрые?!. Случись такое – при первом же удобном случае следует сменить портянки (или носки), потому что иначе собьёшь ноги…

Но лучше всё же позаботиться об этом заранее. Чтобы изначально не создавать себе трудностей.

Подходим к воде.

- Разуться!

Мы послушно снимаем ботинки, носки, закатываем штанины… Благо, тут довольно мелко!.. Вода холоднючая, леденяще обтекает голые ноги. Под ступнями – скользкие голыши. Не поскользнуться бы, переживаю, – а то опозоришься, снова станешь объектом насмешек. Над журналистом в боевых условиях только ленивый не смеётся, ну, ещё если кто особо деликатный… Так ведь в разведке таких не так много – деликатных имею в виду, не ленивых.

Слышу, как кто-то сзади всё же поскальзывается и шумно падает в воду. Слышатся шипящие матюки.

Идём час… Второй… Третий…

Усталости особой нет – я от ходьбы не устаю. Однако приходит какое-то отупение – всю ночь шагать, шагать, шагать…

И ещё! Я-то иду налегке! Чего у меня поклажи-то?.. Автомат, запасные магазины, несколько гранат, вода, сухпай на двое суток, ну, ещё что по мелочам… Разведчики-то экипированы куда более основательно! У кого пулемёт, у кого гранатомёт, у кого ВОГи – заряды к подствольным гранатомётам, опять же, патронов и гранат у каждого куда поболе моего… Подразделение, действующее в отрыве от основных сил, обречено всё необходимое тащить на себе!

Мы шли, и шли, и шли… Поначалу над душой словно довлело чувство насторожённости, ощущение опасности… Понимал, что хоть и идём мы в тени берега, а только невозможно всё время оставаться незамеченными. Где-то непременно мы оказываемся освещёнными лунным светом, где-то нас непременно учуют собаки или, скажем, какие ночные птицы, а то какой-то продвинутый моджахед разглядит в окуляр прибора ночного видения…

И здесь мы находимся в такой дали от своих, что на помощь особо рассчитывать не приходится. Да, на нашем шандандском аэродроме стоит дежурное звено вертолётов, готовых вылететь нам на выручку, да, в пункте постоянной дислокации в режиме 15-минутной готовности дежурит подразделение. Но что такое бой в горном ущелье, ночью?.. Пока вертолётчики отыщут нас в непроглядной мгле, пока разберутся, где свои, а где душманы… Пока «броня» прорвётся…

И это при условии, если мы успеем подать сигнал и указать свои точные координаты – в случае внезапного нападения времени на это может попросту не оказаться.

Однако, повторюсь, чувство опасности постепенно притупляется. Оно исподволь вытесняется усталостью, монотонность движения навевает сонливость. Спать в движении тоже можно – это я знал и раньше, но во время того марша прочувствовал как никогда раньше.

 

***

Наконец, короткий привал.

И только теперь начинается рассказ о том, ради чего была такая пространная преамбула.

Я лежал, скинув вещмешок и привалившись спиной к полого скошенному временем ещё ощутимо тёплому после дневного зноя валуну. Заворожённо глядел в ночное южное звёздное небо. Время от времени усталость слипала веки, я задрёмывал на несколько мгновений, и тут же просыпался, резко вздрогнув всем телом. Но в те краткие мгновения сна (если их так можно назвать) не успевал увидеть ничего иного, кроме всё того же звёздного неба.

Как же оно красиво! И насколько отличается от того же неба средней полосы России! Здесь звёзды как будто крупнее, и их словно бы больше, чем в привычных широтах. Может, всё дело в том, что Афганистан – страна горная, и мы находимся значительно выше над уровнем моря, и воздушная плёночка, что окутывает Земной шарик, тут тоньше?

Только наедине с ночным небом начинаешь понимать ответы на какие-то вроде бы очевидные вопросы, о которых в суете повседневности попросту как-то и не задумываешься.

Я размышлял о том, что если бы кто-то оттуда, из этих бездонных космических глубин, смотрел бы на нас… Инопланетяне ли, Вселенский ли разум, само ли Мирозданье…

Вот смотрел он, неведомый и непостижимый, и что бы понял в нашей жизни, в нашей действительности?.. Вот увидел бы он нас, притаившихся в тени берега… Нас – горстка в окружавшем враждебном нам горном мире.

Главное предназначение человека – растить детей, созидать, взращивать плоды земные, по потребности брать нечто от природы, чтобы прокормить себя и обеспечить необходимым себя и своих близких… И если каждый будет жить по тому же правилу – то зачем войны, подобные той, которую мы вели в Афганистане? Нет-нет, это не целевой выпад в адрес Советского Союза – я речь веду о войнах в целом, и на данную сослался лишь для примера.

Что такое «геополитические интересы», ради которых в чужие и чуждые земли отправляются «корпуса внедрения демократии» или же «ограниченные контингенты»? И почему во имя конфликта геополитических интересов США и СССР приходилось погибать людям, которые даже не подозревали, что являются лишь разменными пешками на заштатной клетке всемирной шахматной доски?..

Где Москва и Кремль, где Вашингтон и Белый дом – и где та неведомая излучина речушки, в тени берега которой мы отдыхали, чтобы продолжить свой путь во исполнение поставленной задачи! Как соотнести всё это?!.

В результате столкновений геополитических интересов разных стран и международных коалиций высекаются искры. Где-то эти искры так и гаснут, не причинив никому ни вреда, ни пользы, затухают в безвестности… А где-то от них зачинались, да и по сей день разжигаются очаги конфликтов – когда незначительных, а когда и крупных международных.

Наш отряд тоже, в принципе, являлся такой искрой, возникшей от удара кресал, – правда, на тот момент ещё было неведомо, каким станет результат нашего марша в непредсказуемое.

Понимали ли нас те таинственные космические зрители, которых я вообразил себе в те минуты краткого отдыха?

Великолепное, прекрасное южное небо не отвечало, лишь молча смотрело на нас несчётным обилием звёзд…

А мы шли убивать.

Или если нас уже обнаружили, если высчитали наш маршрут, то где-то впереди, под этим же великолепным прекрасным небом с бессчетным обилием звёзд, уже располагались бородатые дядьки с нелепых шароварах, готовясь уничтожить нас. Они деловито раскладывали перед собой автоматные магазины, ввинчивали запалы в гранаты, устанавливали пулемёты и безоткатные орудия, намечали ориентиры и распределяли секторы обстрела…

И ради чего? Мы ведь с ними, с этими людьми, не были знакомы лично. У нас не было и просто не могло быть взаимной личной ненависти. Просто мы являлись представителями одной из враждующих сторон.

Нам нужна их земля?.. Нет – нам свою бы переварить! Так что нам тут нужно?.. Геополитические интересы! А что это такое?

Это значит, что где-то в далёком Вашингтоне, где-то в Пекине, где-то в Карачи не хочется, чтобы на земле существовал мощный Советский Союз.

На протяжении веков Россия, а затем СССР, а теперь вот опять Россия костью в горле стоят Западному миру. И в орбиту этого противостояния моей Родине постепенно втягиваются всё новые и новые страны. Зависть в том повинна, только зависть! Зависть к нашим просторам, к нашим богатствам, ко всему, что в совокупности и именуется Россией!

Но ведь Россия в процессе своего формирования следовала тем же законам, что и остальное человечество! Все до единого государства складывались в результате того, что одни народы покоряли другие – соседние, все границы сформировались в результате войн. В крайнем случае, в результате изъявления воли народа (или хотя бы его вождей) присоединиться к более сильному соседу, поступившись суверенитетом ради безопасности и неких иных выгод.

Процесс формирования любого государства – это процесс объединения народов и территорий. Так постепенно в течение веков прорисовывались и изменялись границы всех стран!

Так почему же именно на Россию ополчились все сильные мира сего, и к этому альянсу постоянно присоединялись новые и новые страны и народы?

Только лишь потому, что мы богаче других. Потенциально богаче. А принцип «отнять и разделить!» придумал отнюдь не Шариков!

Почему один из самых жёстких наших недругов на карте Европы – это Польша? Да просто всё! Исторический старт наши народы взяли одновременно. Однако у предков нынешних россиян имелась возможность расширять свои границы на восток и на юг, а у предков нынешних поляков враги оказались покрепче, а возможностей для приращивания территорий – куда меньше. Вот и основа для лютой зависти. А где зависть – там искренней дружбе места нет. Не так?..

Потому в истории мы знаем, что с давних времён Польша пользуется любой возможностью, чтобы покорить Россию, или хотя бы оттяпать у нас кусочек. Самое наглядное тому свидетельство – период Смутного времени начала XVII века. Россия в Польшу пришла куда позднее, чем Польша попыталась посадить на наш трон своего ставленника.

Ну и ещё одно обстоятельство, которое щедро питает ненависть Запада против России. Моя страна никогда не плясала под чужую дудку. Никогда не прыгала по указке извне, чтобы доказать свою самостийность. Как бы трудно нам ни жилось, а только патриотически нацеленному лидеру народ всегда прощал его огрехи, награждая прозападно настроенного всеобщим непреходящим презрением и легко присоединяясь к любым акциям против него. Так было всегда – начиная с ориентировавшегося на всё ту же Польшу Святополка Окаянного.

…Нет-нет, конечно же, обо всём этом я тогда не думал, глядя в прекрасное южное небо. Это я потом их доразвил – свои мысли.

Свои мысли задним числом просто невозможно восстановить один к одному. В них непременно привмешаются позднейшие наслоения.

А тогда я и в самом деле думал о том, что если смотрят какие инопланетяне на нас, то, скорее всего, не могут понять, что же мы делаем. Почему мы не спим, как полагается человеку ночью, а куда-то идём, прячась от местных жителей, во имя блага которых сюда пришли?..

Я понимал и прекрасно понимаю термин «боевая задача». Но в ту ночь я думал о том, что инопланетному высшему разуму эта наша боевая задача оставалась бы непонятной.

А потом последовала команда двигаться дальше. Первым вперёд отправлялся передовой дозор.

Я помню этот миг!

Четверо разведчиков поднялись из тени. На мгновение они оказались от меня точно на фоне огромной яркой луны.

О, насколько такая картинка смотрелась бы эффектно на экране!.. Четыре фигуры мужественных солдат, уходящих в сияние лунного света, с горбами вещмешков, с автоматами… Классный кадр!

Но я думал о приземлённом.

Это классный кадр, рассуждал я, когда сидишь, развалившись, на диване с чашкой чаю (бутылкой пива) в руке. На деле же…

Эти молодые ребята уже отшагали сколько-то километров по ночной долине горной реки. Они уже устали, и им в эти предрассветные часы очень хочется спать. Им сейчас не до романтики, как в той скабрёзной солдатской рифмованной присказке про парашют на конфетном фантике!.. Однако приходится вставать и идти, потому что до конечной точки этого ночного марш-броска ещё столько-то километров, которые совершенно обязательно требуется преодолеть до рассвета.

Причём, этим четверым ребятам нужно их не просто пройти! Они – передовой дозор! От них, от их бдительности в первую очередь зависит безопасность следующих за ними товарищей. Ну и их собственная, разумеется!

От того, насколько они окажутся внимательными, зависят жизни. Наши, в первую очередь. А также, опосредованно, тех неведомых нам афганцев, которых мы идём убивать.

Такая вот на войне диалектика жизни и смерти!

…И снова я шёл и шёл. Перед собой в лунном свете видел потёртый вещмешок идущего впереди солдата – к его «сидору» были приторочены туго смотанное одеяло, а также труба гранатомёта «муха». Я отупело смотрел на мешок, и уже не обращал внимание на окружающее.

В голове как-то отстранённо ворочались мысли о том, что эти ребята на подобные выходы отправляются регулярно. А потому уж они-то не пропустят мимо своего внимания засаду противника, если вдруг она встретится на пути. Лично я в те предрассветные часы что-то разглядеть по сторонам вряд ли смог бы. Во всяком случае, так мне кажется из дня сегодняшнего.

…Много позже я пожалел о том, что не поинтересовался тогда у комбата, сколько километров мы отмаршировали той ночью. По моим прикидкам – километров двадцать, не меньше. И это не по асфальту, и даже не по простой просёлочной дороге. По ночному бездорожью поймы горной реки.

 

***

А на следующую ночь мы лежали в засаде.

Ночь в горах, как я уже писал, звёздная и красивая. Однако теперь мне было не до красот. Я ужасно мёрз.

Потому что ночи в горах не только звёздные и красивые, но и очень холодные. Причина тут, наверное, та же – в горах ближе до Космоса!

Опытные солдаты жарким днём, в обмундировании с проступившими пятнами соли от высыхающего пота, обильно вытапливаемого из тела раскалённым солнцем, тащили в вещмешках не только патроны, еду и воду – там имелись тёплые вещи, а сверху к «сидорам» приторочены одеяла.

Скалы ещё дышали зноем, отдавая Мирозданью аккумулированное днём тепло, когда солдаты начали экипироваться к ночному бдению. Натягивали нижнее бельё. Надевали ватники или свитера – их в армии традиционно называли «вшивниками». Готовили одеяла…

У меня с собой ничего этого не имелось – только куртка. Напомню, неловко оправдываясь: это был мой первый выход «на караван», когда действовать приходилось в совершенном отрыве от своих.

Боевой выход в тыл противнику – это особая психология. Тут ведь не сбегаешь в казарму или на склад, если что-то забыл. Тут у тебя имеется только то, что несёшь с собой!

И это – тоже одна из причин, почему разведчики не любят брать с собой кого бы то ни было постороннего. Потому что он, неопытный, непременно чего-то, да не возьмёт. И панькайся с ним!..

В данном случае – со мной!

Тут уже надо мной никто не подтрунивал. Просто выделили два тонких солдатских одеяла.

Даже сегодня, когда прошло уже тридцать лет с той ночи, я вспоминаю те два одеяла едва не со слезой в душе. Солдаты ведь тащили их на себе, когда каждый килограмм веса с каждым пройденным километром пути становился всё тяжелее! И вот выделили их бестолковому спутнику!

Задача у нашего подразделения была простой.

Задача казалась простой!

По данным разведки по горной тропе ожидалось прохождение каравана с оружием для местной группировки моджахедов. Караван требовалось перехватить. Такие выходы назывались «на реализацию разведданных».

Непосредственно для выполнения задачи наш не такой уж многочисленный отряд разделился на четыре вовсе уж небольшие группы. Первая перекрывала основное направление, по которому предполагалось продвижение противника. Вторая оседлала тропу, проходившую неподалёку, своего рода тропу-дублёр. С третьей находился я – мы расположились на другом берегу реки и страховали первые две на случай, если их попытаются обойти по речной пойме, что представлялось не только вполне вероятным, но и более чем логичным; к тому же в случае боя душманы оказались бы для нас на фоне высотки и их определить было бы нетрудно даже ночью по вспышкам выстрелов. Ну а четвёртую группу составляли наш командир, радист, снайпер и ещё парочка солдат – резерв, так сказать.

Если бы караван вышел на нашу засаду, шансов вырваться он бы не имел никаких. Если бы продвижение каравана страховалось сильным отрядом сопровождения, шансов на то, чтобы вырваться, было бы не так много у нас.

Обычная картина.

Я лежал на скале. Монолит, обжигавший днём, ночью стремительно остывал. Одно одеяло я, свернув в два слоя, подложил на камень, вторым укрылся. Да какой там укрылся – буквально закутался в него! Наружу торчало только лицо, да выставленный вперёд ствол автомата. И всё равно я отчаянно замерзал. Тело временами сотрясала крупная дрожь.

И при этом нестерпимо тянуло в сон. Я тряс головой, ворочался, но при этом постоянно ронял голову.

Потом решил плюнуть на всё, и подремать, полагаясь на то, что, ежели что, проснусь. Однако и это не удалось – теперь я постоянно встряхивался, внезапно просыпаясь.

Помню, испытывал неловкость перед солдатами, затаившимися в нескольких метрах от меня – на них-то нагрузка накануне пришлась потяжелее, чем на меня, однако ж вот не спят, лежат неподвижно…

Да, день перед этим мы отсыпались в заброшенном домишке, притулившемся в горном распадке. Однако, сон ведь такая штука – впрок его не запасёшь!.. Утром после ночного марша я уснул мгновенно, проспал сколько-то часов, а потом почти весь день мы точили лясы – разведчики вспоминали предыдущие выходы, рассказывали о различных курьёзных случаях… В общем, коротали время болтовнёй. Один наш спутник, помнится, несколько раз пытался свернуть разговор на скабрёзности, однако тема поддержки не получала – говорили о вещах без сальностей.

…Я вообще днём никогда не сплю. А в тот день – и подавно! Как тут уснёшь, когда находишься невесть где, тесная глиняная коморка забита людьми, а скоро предстоит отправляться «на караван»!..

Вот последующей ночью это неумение отдыхать и сказывалось. Несмотря на лютый холод, я никак не мог совладать со сном.

И ведь не встанешь, не попрыгаешь, согреваясь, не разомнёшься… Даже к воде не спустишься, чтобы умыться, отгоняя сон, хотя вон она, серебрится в лунном свете совсем рядом, в паре десятков метров!

Мы лежали на склоне полого спускавшейся к реке горы. Укрылись за редким кустарником.

Перед нами раскинулась широкая долина, по которой протекала река. По противоположному берегу проходила не видимая отсюда, но угадывающаяся тропа, по которой и ожидался караван. А дальше – отсюда уж и вовсе не разглядеть – параллельно этой за возвышенностью тянулась вторая. Между ними правее угадывалась – ночная тьма имеет свои оттенки – группа деревьев. Там расположились наши товарищи, но мы их, понятно, не видели.

Каждый вид боя имеет свои особенности. В частности, ночная засада в горных условиях – тоже. Как разместиться, чтобы тебя до срока не обнаружили, чтобы с началом боя нанести противнику максимальный урон, а когда начнётся стрельба, чтобы твои подчинённые оказались максимально защищены от огня противника?.. Об этом написано в Боевом уставе, в учебниках… Однако книжки всё предусмотреть не в силах – каждый боевой выход происходит в новых, неповторимых и не воспроизводимых впоследствии условиях. Каждый выстраивается в замысле боя заново.

Казалось бы, лучше всего залечь по гребню – солдат будет максимально защищённым скальным монолитом. Однако его фигура окажется тогда хорошо различимой на фоне густо-звёздного неба – это во-первых. А во-вторых, внизу, под скалой, образуется большое непростреливаемое пространство, в обиходе именуемое «мёртвой зоной», по которому противник сможет легко подобраться и забросать гранатами.

Можно наоборот – спуститься пониже, в самую густую тень, чтобы как раз противник оказался хорошо различим на фоне звёздного неба. Но тогда ты окажешься хорошо видимым по вспышкам выстрелов, незащищённым от стрельбы сверху, и при этом лишён возможности манёвра… К тому же противник сможет легко обойти тебя сверху…

При подготовке к бою главная задача командира – максимально эффективно расположить подчинённых. «Эффективно» – значит, чтобы они нанесли максимальный урон противнику и минимально пострадали сами. В предыдущем предложении всего двенадцать слов. Однако насколько же трудно реализовать их на практике! В этом-то и состоит мастерство командира. Мастерство, основанное, прежде всего, на опыте. Ну а также на интуиции и немного на везении.

Без удачи на войне – никак! Однако полагаться на неё, капризную бабёнку, – никак нельзя!

Мы расположились по склону. Для скоротечного боя, на который мы рассчитывали, – в самый раз. В случае, если «войнушка» затянется, нам пришлось бы тяжко.

Четверо из нас заняли позиции с сектором обстрела в сторону той самой тропы, пятый боец расположился чуточку в стороне, страховал нас, чтобы не обошли со стороны оврага. По законам организации боя подразделение обеспечивает свой правый фланг – подразумевается, что слева тебя прикроет сосед. Но бой в тылу противника – дело особое, тут каноны действуют далеко не всегда. Тот самый пятый солдат прикрывал именно левый наш фланг – справа находился обрывистый берег, а в распадке в обветшавшем заброшенной домишке – резерв с комбатом во главе. Так что от всех напастей, которые могли обрушиться именно слева, нас оберегал единственный солдат, единственный автомат!

Мы выложили перед собой брустверы – благо, камней тут сколько угодно. Наметили ориентиры и секторы обстрела – с учётом, естественно, того, где расположились на противоположном берегу наши товарищи. И затаились – разглядеть нас без приборов ночного видения не могли – теперь бы не выдать себя звяком металла о камень. Вдоль речной долины над водой такие звуки разносятся далеко!

Старшим нашей группы назначили меня – единственного офицера. Однако я сразу переадресовал старшинство на опытного сержанта, который уже с десяток раз выходил на подобные задания. Ну, не то чтобы переадресовал… Переадресовать-то не имел права – старшинство не бандероль!

Помнится, звали сержанта Фёдор Гладкий, и родом он был из Мариуполя. Нет, тогда ещё из Жданова.

- Будем рядом, – предложил я. – Решения принимаем вместе.

Так и решили.

На боевых выходах не звёздочки на погонах главное – опыт! Кто-то, по всей видимости, считает иначе, но по-моему – так!

…В тот период в Афганистане действовал «комендантский час». То есть по ночам перемещаться запрещалось повсеместно. Подразумевалось, что любой человек, который после захода солнца следует из пункта А в пункт Б, может это делать только с недобрыми намерениями, и подлежит уничтожению. В принципе, резон в этом, как будто бы, имелся. С другой стороны, мало ли какая надобность у человека могла возникнуть отправиться в соседний кишлак!..

И вот уже далеко за полночь на противоположном берегу появились люди. Несколько человек шли по той самой тропе, по которой ожидался караван. Вывернув из-за выступа горы, они, не таясь, следовали вдоль берега, освещённые серебристым светом яркой луны.

- Что в таких случаях следует делать? – спросил я у Фёдора.

- Вы старший – принимайте решение! – отозвался сержант.

Формально он был прав. Реально я надеялся на более действенную помощь с его стороны.

Я отправил одного солдата к командиру на КП. Солдат вернулся с ответом: «Принимать решение на месте».

Пришлось лихорадочно соображать самому.

Мы здесь, чтобы перехватить караван, – рассудил я. Несколько человек, идущих налегке, которые нарушили правило «комендантского часа», по большому счёту, не являются целью присутствия здесь целого разведподразделения. К тому же они направлялись в сторону нашей «группы №1». Во главе её – куда более опытный офицер, чем я.

И я решил не стрелять.

Позднее, раз за разом прокручивая в голове те несколько минут, в течение которых афганцы шли под прицелом наших автоматов, я всякий раз приходил к выводу, что принял правильное решение, пропустив ту группу.

Убийство человека – противоестественно. Противозаконно. Противно сути человеческого существования.

Однако разве не обладает смерть какой-то притягательной силой?.. Разве не наблюдает человек за убийством с каким-то болезненным любопытством, словно надеется разглядеть момент, когда душа отлетает от бренной оболочки, которая ещё корчится в мучительных судорогах?..

Вот человек ещё жив… И вот его горло захлёстывает петля, на шею падает топор, в сердце впивается клинок… И ЧЕЛОВЕК превращается в ТЕЛО. Душа разделяется с прахом – ибо что есть тело без души?..

Да, убийство противоестественно. Оно – под строгим запретом общества. Во всяком случае, общества, которое мы называем цивилизованным.

Но существует на свете война – то есть период, когда убийство приветствуется, поощряется, признаётся правильным и даже похвальным. Война снимает с человека табу на убийство. И каждый человек к этому праву и возможности безнаказанно лишить жизни разумное существо, пусть даже принадлежащее к чужому идеологическому лагерю, относится по-разному.

Довелось мне быть свидетелем того, как афганца убили без насущной на то необходимости – впервые оказавшийся «на боевых» прапорщик счёл, что доказывает этим свою мужественность.

Убийство на войне не считается грехом!

Так ли это и в самом деле с точки зрения Мирозданья – не знаю. Но многие так считают!

…Из автомата я всегда стрелял превосходно. Что днём, что ночью. По неподвижной мишени или мишени движущейся.

По человеку я не выстрелил ни разу в жизни.

Однако не сомневаюсь, что в тот момент – не промахнулся бы.

Афганец шёл, а я, перекинув флажок прицела в положение «дальний огонь», сопровождал его сколотой мушкой своего укороченного «калашникова» с патроном в патроннике и со взведённым курком. Сопровождал со всем необходимыми поправками и упреждениями. Он был обречён.

Был?.. Был бы!..

Почему я не выстрелил?.. Почему не дал команду «Огонь!»?..

Позднее командир батальона разъяснил мне, что я поступил абсолютно правильно. Что шедшие могли оказаться лишь дозором от каравана, и уничтожение дозора послужило бы предостережением для остальных моджахедов.

То есть формально я проявил вроде как тактическую мудрость. Но так ли это на самом деле?

Не совсем.

Наверное, вернее, несомненно, невероятно трудно убивать, когда видишь глаза обречённого! Когда казнимому завязывали глаза, или надевали мешок на голову, считается, делали это для облегчения страданий именно его. Ох, не так это! Или по крайней мере, не совсем так. Это как раз делалось во благо палача. Убивать, видя живые глаза, очень трудно.

Хотя – кто его знает!.. Я не был палачом, я не могу представить себе его психологию. Я могу представить себе состояние человека, который убивает в бою. Но что чувствует палач, по воле закона или по приказу другого человека пресекая жизнь обречённого, – никак…

Впрочем, не о том я. Я о том, что стрелять в человека, когда он смотрит тебе в глаза, наверное, очень трудно.

А вот так, когда далеко движется фигурка… Да, умом понимаешь, что это человек. Но глаза видят лишь просто фигурку. Цель. Мишень ростовая. Нажмёшь спусковой крючок – она упадёт. Как фанерный щит на полигоне. Это не убийство – это выполнение зачётных стрельб.

Свободный ход спускового крючка автомата – пара миллиметров. И вот эти миллиметры определяют, жить человеку или не жить.

Я не выстрелил. Он остался в живых. Он даже не подозревал, насколько в тот момент ничего не стоила его жизнь.

Кем он был?.. Я не знаю. Быть может, и в самом деле моджахед, который на следующий день, или через месяц, равнодушно убивал наших ребят. И тогда кровь их – на моей совести. А быть может и иное – это был просто дехканин, невесть по какой причине спешивший до рассвета попасть в соседний кишлак… К мулле, к знахарю, к девушке… на свадьбу, на поминки, на обряд обрезания… И тогда душа моя остаётся незапятнанной грехом убийства.

Как же много в те минуты зависело от миллиметров свободного хода спускового крючка!

Опять же, если бы я начал бой, если бы у афганцев оказалось оружие, и они начали бы отстреливаться, кто знает, не пострадал бы в результате кто из наших ребят?.. И вот тогда его кровь точно навсегда забрызгала бы мою совесть.

Скажу даже больше! Нет сомнения, что если бы я открыл огонь, и мы бы уничтожили ту группу, формально были бы правы, и во всех сводках прошла бы информация об уничтожении бандгруппы…

На войне любое убийство объяснить и списать очень легко. Ну ладно: почти любое!

Каждое наше деяние – каждое без исключения – имеет последствия. Для непосвящённых напомню: в юридической науке понятие «деяние» предполагает как действие, так и бездействие. Так вот, нам далеко не всегда дано знать, как оно, каждое наше деяние, отзовётся в будущем.

И не только на войне.

И не только людям, к которым это деяние непосредственно имеет прямое отношение.

- Это чувство не описать… – делюсь я с Любимой. – Чуть повёл палец – и нет человека. Насколько трудно принять решение, когда только от тебя одного зависит – будут жить вон те люди, которые идут по тропинке, или через минуту их никого не станет…

Она оглаживает мою грудь своей ладошкой. Молчит.

Она умеет молчать. Редкое качество для женщины.

 

***

Убийство на войне не считается грехом.

Это фраза из предыдущего раздела моих записок. Только заключённая в неё мысль не совсем точна. Как и любая максима, она грешит однобокостью и категоричной непреклонностью. А в жизни так не бывает. Жизнь гибче и многообразнее любой максимы.

Да, тот прапорщик, которого я упомянул, и в самом деле убил афганца без особой нужды.

Впрочем, следует несколькими словами предварить рассуждения.

Итак, некое подразделение отправилось «на войну». Как нередко случается, с собственно подразделением следовало некоторое количество военнослужащих, к нему прикомандированных на период боевого выхода.

В том числе и прапорщик, о котором пойдёт речь. Он напросился на боевой выход, потому что до того ни разу в подобных не участвовал.

Как бы объяснить, почему человек, мужчина, военнослужащий, оказавшийся в Действующей армии, непременно желает побывать на передовой. Есть ли в этом насущная необходимость – другой вопрос. Главное – у большинства мужчин существует таковая внутренняя потребность!

Мне лично «на войне» доводилось бывать много раз. Ни разу я на неё не просился. Однако, получив приказ отправиться в зону боевых действий, считал для себя обязательным отправиться именно на передовую, туда, где солдат находится лицом к лицу с противником, где кончается «наша» земля, и право на каждый последующий шаг вперёд приходится завоёвывать.

Да, разумеется, в первую очередь я руководствовался принципом, что свои обязанности следует выполнять добросовестно. Но не только это…

Человеку военному побывать непосредственно в зоне боевых действий необходимо для самоутверждения. Для того, чтобы определиться: Солдат ли я, достойный носить это гордое звание, или, по Достоевскому, тварь дрожащая?

Пусть даже насчёт «твари дрожащей» – просто перехлёст для красного словца. Сейчас не в словах дело.

Сколько раз я становился свидетелем, когда солдаты, прапорщики, офицеры в Афганистане просились непосредственно на боевые выходы. Можно возразить, что так поступали не все. Согласен, не все. Но многие, абсолютное большинство! В том числе и рядовые солдаты – то есть молодые ребята, на которых, как на любой войне, приходится основная тяжесть этой кровавой мясорубки. Бой имеет свою противоестественную притягательность.

Подразделение, которое в приснопамятные времена занималось в дивизии выпуском многотиражной продукции, называлось «Редакция и типография газеты». То есть оно состояло из относительно творческого редакционного коллектива, состоящего из офицеров, а также типографии, которой командовал прапорщик и деятельность которой обеспечивали рядовые солдаты. Соответственно, выезд «на боевые» входил в обязанности сотрудников редакции, но никак не типографии.

Так вот, сколько раз солдаты из типографии просились со мной «на войну». Сколько обид было, что я никого и никогда не брал с собой, снова и снова отправляясь на боевые выходы!

Не брал! Для меня, офицера редакции, боевые выходы входили в обязанности. Для солдат – нет! Просто им очень хотелось – для того же самоутверждения, о котором говорилось выше.

Так и тот прапорщик, о котором зашла речь. Он напросился на боевой выход, хотя по должности необходимости в том не имелось вовсе. Его взяли – исключительно потому, что каждый начальник прекрасно понимал это стремление военного человека побывать на «передке».

Однако дальше произошло непредвиденное.

…В ходе выполнения боевой задачи случилась скоротечная стычка с группой моджахедов. Дело привычное. Благо, обошлось без потерь. Зато у нас в руках оказался пленный…

Следует отметить, что результативность боевого выхода оценивалась по нескольким показателям, в том числе: по захваченным трупам боевиков, по трофеям, ну и по пленным, коль об этом идёт речь. Причём, пленный – самый ценный результат боестолкновения.

Кем был тот афганец?.. Сознательный моджахед, прошедший подготовку в одном из специальных лагерей? Дурачина, примкнувший к банде, чтобы подзаработать на крови?.. А то и вовсе случайно оказавшийся в районе боя дехканин, ни сном, ни духом, как говорится, не относящийся к «врагам народной власти»?.. Ничего этого выяснить не удалось.

Невесть откуда появившийся прапорщик вскинул автомат…

И человека не стало.

Да, формально это был наш враг, пленённый на поле боя. Да, буквально десятью минутами ранее его могли убить во время перестрелки – и никто даже слова не сказал бы тому же прапорщику.

Но сейчас стрельба уже прекратилась. Этот человек уже перешёл в другую категорию: из комбатанта в военнопленного.

Почему прапорщик так поступил?.. Для того же самоутверждения. Чтобы приобщиться к числу людей, которые не только побывали на войне, но и убивали врага. Вряд ли он кому скажет, что застрелил человека уже безоружного и после боя. Но то, что довелось убивать, – скажет непременно! Потому что иначе не вскинул бы в тот миг автомат!

И знаете, что характерно?.. Боевые офицеры и прапорщики его за это осудили. Обматерили во много голосов – это ладно. Главное – больше его на боевые не брали. И в части вокруг него, рассказывали, вроде как завеса неприязни образовалась. А потом и вовсе его куда-то перевели.

Показательно ведь: люди, участвовавшие в стольких боях – осудили человека за убийство.

Не всякое убийство на войне не считается грехом!

Солдат и палач – не одно и то же. Хотя делают как будто бы одно и то же: убивают!

 

***

Затронул я ещё одну тему, к которой следует вернуться…

- Я никогда не брал своих солдат на боевые, – делюсь я с Любимой. – За себя я отвечаю сам. За других – не желаю…

Она – мать. Она сейчас рядом со мной одна, но олицетворяет сразу всех матерей, у которых подрастают сыновья.

Любой матери греет душу, что в армии есть офицеры, которые стараются оберегать солдат от опасности. По возможности, конечно.

Как-то мы с Любимой оказались на одном ветеранском мероприятии – если позволяют обстоятельства, нередко беру её с собой. Ко мне подошёл один довольно известный человек, удостоенный высоких государственных наград, в том числе, и Звезды Героя.

- Кто это? – спросила Любимая, когда мы с ним поговорили.

Я назвал его.

О том, что по прямой вине этого офицера погибло сколько-то его подчинённых, говорить не стал.

Надо отметить, что офицеры-ветераны по-разному переживают тот факт, что среди его подчинённых имелись потери. Кто-то помнит всех павших поимённо, и казнится, что не смог их уберечь.

- Благо бы, они пали за Родину, как в Отечественную! – делился со мной один из них своими переживаниями. – Я бы не так переживал – то святое. А там-то, в Афгане, – за что?!

Другие относятся к вопросу более философски:

- Там шла война. А она без жертв не бывает. Кому-то повезло, а кому-то – увы! – нет.

В принципе, и те, и другие правы. Но первый мой собеседник мне как-то духом ближе. Правда, приходится признать и иное. Сегодня все ветераны, которые любят выступать с трибуны, выучились риторике. Сегодня больше не говорят о неизбежности жертв, зато обязательно упомянут про боль в душе и что помнят каждого не вернувшегося поимённо…

Потому мне ближе ветераны, которые не лезут на трибуну. Они, как правило, говорят не так складно, зато куда как искреннее.

…На своём счету в Афганистане я имел более двух десятков реальных боевых выходов. И это – не считая рядовых выездов в другие гарнизоны. Однако, если поднять из архива все соответствующие документы, зафиксированных официально, скорее всего, наберётся едва с десяток, да и то навряд ли. Будучи журналистом, я свободно выезжал в части дивизии, и, если вдруг появлялась возможность, самостоятельно присоединялся к боевым подразделениям, отправляющимся «на войну». Оформлением своего участия в боестолкновениях никогда не заморачивался.

…Как-то в Герате меня увидел начальник политотдела дивизии подполковник Виталий Владимирович Юркин. Крайне удивился.

- А ты что тут делаешь?.. Я ж не подписывал распоряжения!..

Да нужны они мне – эти бумажки! Он, Виталий Владимирович, и о половине моих поездок не знал! Даже если сделать скидку на то, что система информирования руководства, именуемая на армейском юморном жаргоне «стук-стук – я твой друг!», действовала всегда и везде. Да и сейчас действует безотказно, и не только у нас, сколько бы ни утверждали либералы из числа западопоклонников. «За бугром» как раз «стучат» активнее!

Но это – только к слову.

Итак, о самостоятельных боевых выходах. Сам лично я мог поступать как самому заблагорассудится: поехать в другой гарнизон, отправиться «на караван» с разведчиками, пойти со своим другом Марселем Габитовым на переговоры с местным отрядом самообороны (на нашем жаргоне «дружественной бандой»)… А взять с собой солдата – значит взвалить на свою душу ответственность и за него. Причём, ответственность не столько перед командованием – хотя и это нельзя сбрасывать со счетов. Но ответственность перед его родителями, перед роднёй, перед девушкой, в конце концов, перед будущими его детьми!

Перед матерями, прекрасная представительница которых лежит сейчас рядом со мной!

Я не хотел брать на себя такую ответственность.

Со Смертью нельзя играть в дразнилки! Бывать в воюющих подразделениях мне полагалось по должности – если бы я взял с собой солдата, у которого такая поездка в обязанностях не значится, а просто любопытства ради… Нет, читай первое предложение абзаца!

Тут ведь вот что ещё следует учесть. Чтобы на законных основаниях взять «на войну» подчинённого, его следует провести особым приказом, внести в соответствующие списки. Что сказать ответственному офицеру штаба дивизии, по какой причине данный солдат отправляется «на боевые»?.. «Ему интересно… Ему приспичило пострелять… Ему захотелось нервишки пощекотать…». Угадайте, в какое место отправил бы меня тот офицер?.. Вот-вот, в то самое, в котором образовалось шило у бойца, за которого я бы взялся хлопотать, в котором у него детство играет и поиском приключений на которое боец озаботился!

И он был бы абсолютно прав – тот штабной офицер!

Вот и получается, что брать с собой подчинённого пришлось бы вообще без официального внесения в соответствующий приказ, просто так. Соответственно, и ответственность за него возрастала бы кратно. Ответственность какая угодно, в том числе и юридическая.

И оно мне надо-ть?..

Потому за все полтора года Афганистана взял я с собой солдата только один раз. И то, не на собственно боевой выход, а в маршрутную поездку по заставам, расположенным вдоль автотрассы Шинданд – Дилорам. Дилорам – это небольшой посёлок на полпути до Кандагара.

…- Ну а сам-то чего напрашивался! – пеняет Любимая. – С тобой ведь тоже могло что-то случиться…

- Судьба меня для тебя берегла, – нежничаю я. Потом поправляюсь: – Для того, чтобы я тебя встретил!

Тут нет с моей стороны особого кокетства. Разве что самую малость. Я и в самом деле считаю, что Любимая одарила меня большим счастьем, чем сам в силах осчастливить её.

Оно понятно, что нет такой сравнительной шкалы по определению, кто из двоих влюблённых счастливее сам и больше осчастливил другого. Но, на мой взгляд, двух мнений быть не может. Если мужчине за шестьдесят, а его возлюбленной значительно меньше – кого судьба одарила большим счастьем, то ответ попросту лежит на поверхности.

 

 

 

Тетрадка седьмая

 

Что в записках, что в разговоре, одна тема цепляется за другую, и неведомо, куда заведёт очередной поворот беседы.

Вот вспомнилось в предыдущем разделе записок, как нежданно-негаданно столкнулся я в Герате с начальником своим… И мысль послушно потекла по образовавшемуся руслу.

- Не рассказывай мне страшного! – не раз просила меня Любимая.

По возможности стараюсь беречь её, не рассказываю. Она у меня очень впечатлительная, всё принимает близко к своему нежному сердечку. Признаётся, что иной раз не может уснуть, посмотрев какой-нибудь сюжет по телевизору. Или прочитав какую страшилку…

Или вот когда я рассказал про замученную вдову лейтенанта – об этом жутком случае уже шла речь.

Потому мы вообще о войне говорим нечасто. Хотя, конечно, и проскакивает иногда…

Просто я в предлагаемых своих записках стараюсь останавливаться именно на тех случаях, когда речь заходила о моём боевом прошлом. Как ни редко такое случается, а за годы нашего общения поднабралось их сколько-то.

Вот и сейчас поведаю ещё одну историю, от которой по сей день мороз пробегает по коже.

Итак, оказался я как-то в Герате, в 101-м мотострелковом полку, уж и не вспомню, по какому поводу.

Так сложилось, что на боевые я чаще всего выходил именно с этим полком. Поначалу это произошло как в известной шутке: случился случайно случившийся случай. Ну а потом я уже целенаправленно старался отправиться на масштабные операции с хорошо знакомыми мне друзьями. Меня тут принимали за своего – а это на войне дорогого стоит!

Но в тот раз я находился в пункте постоянной дислокации полка, а именно на территории городка, расположенного чуть южнее Герата.

Так вот, иду я утром по территории полка, и сталкиваюсь со своим начальником политотдела – подполковником Виталием Юркиным. Встреча оказалась неожиданной для обоих.

- Ты что тут делаешь? – удивился он. – Я ж тебя сюда не отправлял!..

Удивление было вполне понятно. От штаба и, соответственно, политотдела, нашей 5-й гвардейской дивизии, при котором располагалась редакция, в которой я служил, до 101-го полка – километров под сто. На выезд туда требовалось не просто разрешение начальства, но и оформление особым приказом. Однако мы нечасто соблюдали подобные бюрократические формальности.

- Работаю… – уклончиво ответил я.

В своей журналистской практике я далеко не всегда выезжал «в войска» для разработки какой-то заблаговременно определённой темы. Случалось, конечно, такое, и не раз, но всё же я предпочитал «вольную охоту», когда общаешься со знакомыми, подсаживаешься в курилку, заходишь на занятия… И данная тактика меня никогда не подводила – интересная тема непременно отыскивалась сама! Главное – всегда иметь под рукой блокнот, и не забывать записывать слышанное-виденное!

Именно по таким записям я впоследствии написал книгу «Боевой дневник Афганской войны», которая уже выдержала несколько изданий, и которая пользуется немалой популярностью в интернете.

Именно по таким записям я подготовил серию публикаций о том, как в Чечне освобождали от сепаратистов Шатой – потрясающая душу история, о которой, быть может, при случае и расскажу.

Но это случилось уже много позже.

А сейчас я рассказываю, как столкнулся в 101-м полку с подполковником Юркиным.

- Поедешь со мной! – велел Виталий Владимирович.

- Но я… – попытался было я увернуться от такой чести.

- На бэтр!

Делать нечего, пришлось подчиниться.

Если бы я знал, куда и зачем он берёт меня с собой, право слово, не стал бы дёргаться….

Никогда не любил я ездить куда-то с начальством. Даже с самым лучшим. А Виталий Владимирович Юркин и в самом деле остаётся одним из самых лучших начальников, в команде которых мне довелось служить. Он, да Юрий Ильич Самарин, да Владимир Васильевич Нагорный, да Василий Иосифович Петраковский, да Александр Александрович Зданович, ну ещё Сергей Сергеевич Пашаев, быть может… Вот руководители, под началом которых служилось более комфортно, что ли… Понятно, что и они не идеальны – слава богу, безгрешных людей на земле не встречается. И всё же, названных я вспоминаю в основном добрым словом.

Требовательные, порой и жёсткие в своей требовательности, они никогда не опускались до хамства! Именно про таких говорили «строг, но справедлив», не вкладывая в эту затрёпанную фразу ни грана насмешливого оттенка. Поверьте мне, много повидавшему человеку: это – не такое уж распространённое качество среди руководителей. И не только среди военных.

Так вот, Герат и моя встреча с Юркиным…

Несмотря на моё искреннее уважение к Виталию Владимировичу, даже с ним старался ездить я в команде по возможности реже. Потому что ощущал себя творчески свободным художником. Да, по сути своей я – человек команды. Но и будучи человеком команды можно оставаться свободным в творческом плане.

Но делать нечего – приказ есть приказ. Вскарабкался я на бронетранспортёр, и мы поехали.

Не стану рассказывать всё подробно – только суть.

Оказалось, накануне того дня погиб губернатор провинции Герат. Его, последовательно проводившего официальную политику Кабула, убили душманы – насколько я помню, подорвали в автомобиле. И на похороны ожидался прилёт тогдашнего президента Афганистана Наджибуллы. Для обеспечения его безопасности привлекались и части нашей дивизии. Ответственным за эти масштабные мероприятия и назначили Юркина.

Мы приехали на аэродром.

Да какой там аэродром! В голой открытой всем ветрам полупустынной степи проложили взлётно-посадочную полосу, от неё вели две «рулёжки» к стоянке самолётов, да стоял диспетчерский домишко возле неё.

Наших несколько БТРов разъехались вокруг комплекса, взяли его в кольцо охранения. Здесь мы особых проблем не ожидали – когда вокруг чисто поле едва не до горизонта…

Забавно, но я там едва не попал под самолёт.

А получилось это так.

Ждали прилёта президента мы довольно долго. Чтобы запутать врага, время его прибытия держалось в тайне, и предварительно прилетело несколько «бортов» для отвлечения внимания. Забавно было наблюдать, как из современного транспортного самолёта выходят люди, облачённые в национальные афганские одёжи: мужчины в необъятных шароварах, собранных в мотне в многочисленные складки, и женщины в чадрах…

В общем, сидим мы и сидим… Ждём невесть чего.

И вот вздумалось мне прогуляться до бронетранспортёра охранения, который располагался по ту сторону взлётно-посадочной полосы. На нём, я знал, находился мой приятель.

Да-да, именно так, опытный читатель уже понял, что произошло дальше. Но я-то этого не предвидел!..

Иду себе, и иду, по сторонам особо не глазею. Там той полосы-то – метров двадцать пять ширины, навряд ли больше!

Что привлекло моё внимание, не знаю. Возможно, мне кричали, возможно, внутренний голос прорезался…

Только поворачиваю я голову – а на меня садится самолёт. Летит грузный, шасси выпустил, остеклением блестит, винты слились в едва различимые прозрачные диски… Это ж только издали снизу кажется, что он медленно скользит по глиссаде – на самом деле скорость его посадочная никак не меньше ста километров в час! А я стою точнёхонько на осевой линии.

Брюс Уиллис, естественно, отыскал бы люк, в котором можно спрятаться. В отличие от него, я бросился от самолёта убегать. В смысле, не от него, конечно, а с его дороги…

Наверное, настолько быстро в жизни я бегал нечасто. Едва под ногами захрустела ломкая степная трава, сзади с глухим рёвом пронеслась огромная сердитая туша. Тень от крыла самолёта стремительно мазнула по мне. Думаю, что если бы самолёт и его экипаж имели возможность эту тень материализовать, она бы от души влепила мне крепкий подзатыльник.

- Так что в забеге от самолёта я вышел победителем, – самокритично хвастаюсь перед Любимой.

Она смеётся:

- Представляю эту картину!

- Да уж, лучше представлять, чем бегать, – соглашаюсь.

Она ещё что-то говорит, пеняет…

- Знаешь, это, оказывается, происходит настолько быстро, – оправдываюсь я. – Я ж перед тем, как на «взлётку» выйти, посмотрел, как в школе учили, налево, направо… А до середины дошёл – а он уже вот он, летит!..

- Представляю, какие слова в твой адрес лётчики говорили, – продолжает подтрунивать Любимая.

- Да уж… Особенно если учесть, что этих лётчиков наши инструкторы учили, – соглашаюсь я.

- А твой начальник тебе что сказал?

- Ничего. Вот остальные посмеялись…

Насколько тесен этот мир!

Намного позже я узнал, что диспетчером на аэродромной «вышке» в тот день дежурил афганец – близкий родственник Саида Ахгара, известнейшего деятеля культуры Афганистана, писателя и переводчика, с которым я познакомился в 1993 году, и с которым дружу и сегодня.

Но вернусь к тому дню, о котором взялся рассказать.

Именно тогда я впервые воочию увидел Наджиба. Или Наджибуллу… Президента Афганистана называли и так, и этак…

Он нам верил. Он взвалил на себя неподъёмную ношу президентства в своей раздираемой междоусобицей стране именно потому, что чувствовал за собой поддержку Советского Союза.

А через несколько лет мы его предали. Не спасли. Бросили на произвол судьбы. Своим бездействием обрекли на такую мучительную смерть, которую не пожелаешь и злейшему врагу!..

Мой добрый товарищ, фотокорреспондент Вячеслав Киселёв, в период пребывания контингента Советской армии «за речкой» много общался с Наджибом, и не только на официальном уровне. В архиве Вячеслава есть такой снимок: Наджиб садился в пластмассовое кресло, ножки которого подломились под его грузным телом. Тут-то и щёлкнул затвор… Хохочущий жизнерадостный мужчина, а за ним – обломки непрочной мебели.

Но в тот день, как я его увидел, президент выглядел мрачным. Редели ряды его друзей и сторонников. Одних убивали, другие предавали, третьи, разуверившись, удалялись от дел… По родной стране он не имел возможности передвигаться без мощной охраны, которую обеспечивали шурави.

В тот день я видел Наджибуллу впервые. И организацию его охраны наблюдал в непосредственной близи. Основу её, охраны, составляли наши, советские, офицеры спецслужб.

В своих записках я уже писал, что мы, простые советские военные, искренне желали добра афганским гражданам, и не понимали, почему настолько стремительно множатся ряды моджахедов. Мы не понимали, что слова Киплинга о том, что «Восток есть Восток, а Запад есть Запад» – это не просто звонкая фраза, что это непреходящая мудрость, которая всего-то семью словами напрочь опровергает все многотомные теории научного коммунизма. Мы не понимали, почему это афганский дехканин не в силах усвоить настолько простые и очевидные истины, которые мы пытались привнести в его жизнь!

Мы этого не понимали – это вполне закономерно. Мы выросли и воспитывались в кардинально иных социальных, политических, исторических условиях. Но как этого не понимал Наджибулла?!. Это ж был его народ, это были его земляки, это была его этническая среда! Как же ему оказалось невдомёк, что дехканин не примет социально-экономической системы взаимоотношений, которые ему пытались навязать, что политика национального примирения обречена?..

А, может, Наджибулла это всё ж таки понимал?.. Быть может, в тот день, когда я его видел выходящим из самолёта в окружении многочисленной охраны (несколько этнических афганцев, а остальные – русские ребята из КГБ), он уже осознавал, что проигрывает борьбу против моджахедов?..

Может, он попросту не видел для себя иного пути, кроме как нести этот единожды взваленный на себя груз?

Не знаю.

 

***

Мы въехали в Герат с юга.

Вдоль дороги тут росли, да и сейчас, наверное, растут (куда ж они денутся?), высоченные кедры.

Рубить живые деревья, если они произрастают, понятно, не на твоём участке, настрого запрещали афганские законы. Между тем, потребность в досках и дровах у населения имелась… Потому местные жители приспособились закон обходить: они потихоньку подрезали кору у кедров, чтобы дерево засохло. Ну а мёртвый ствол уже можно и утилизировать – этого закон не запрещал.

А ещё вдоль дороги метров на полсотни по обе стороны были снесены все постройки. В первую очередь частного сектора.

Когда-то, рассказывали, когда наши войска в 79-м году только вошли в Герат, их встречали цветами и красными знамёнами. И отношения складывались вполне благожелательные. Особенно по части торговли – афганцы, как и большинство восточных народов, весьма расположены к коммерции…

Но постепенно обстановка менялась. С простыми людьми у шурави отношения поддерживались вроде как хорошие. Однако разница в менталитете всё же чувствовалась…

Ну а потом начались денежные вливания из-за границы – за убийства шурави, за диверсии, за неповиновение… Ну и пропаганда, конечно.

Местные жители не нуждались в социализме. Они вообще не понимали никаких «-измов». Они просто хотели жить по своим архаичным законам, и чтобы их не трогали. Их феодальная нищета оказалась тем миром, из которого вырываться в светлое будущее не хотелось.

Мы этого не понимали.

«За сколько мер риса в Москве можно купить ишака?».

«В Москве нет ишаков».

«Что ж это за нищий и крохотный городок, в котором нет ишаков?..».

Вот этого уже не могли понять они.

Мы не понимали друг друга.

Зато те же дехкане смекнули, что если убить шурави, то получишь денежку, причём, куда большую, чем за выращенные плоды земные. Тем более, что в годы нашего присутствия в Афганистане шла непримиримая борьба с выращиванием и производством всевозможной наркоты, чем традиционно занимались многие местные, и что извека приносило им немалый доход.

При случае, быть может, расскажу и об этом.

А пока вернусь к снесённым вдоль дороги домам и прочим постройкам, к вырубленным садам и виноградникам.

…Поначалу из придорожных дувалов начали пощёлкивать по проходящим советским машинам отдельные выстрелы. Потом гуще… Шурави постепенно начали сторожиться, перестали ездить отдельными машинами, а колоннами, в сопровождении «брони»… Тогда у душманов появились гранатомёты… Перестрелки становились всё более частым явлением…

Противоборство нарастало…

И в конце концов, по распоряжению местного руководства бульдозеры снесли все постройки вдоль трассы.

Что, конечно же, не добавило любви у местных жителей к нам, пришлым, да к тому же иноверцам.

…Мы мчались большой сильной колонной по трассе между расчищенными от «жилого сектора» полосами отчуждения. Пулемёты наших БТРов глядели «ёлочкой» в разные стороны. К приборам наблюдения боевых машин изнутри прильнули опытные – уж сколько раз ездили! – солдаты. КПВТ, калибр 12,7, прошивает глинобитные постройки, достанет тяжеленной пулей любого, кто попытается пальнуть по колонне. Душманы об этом хорошо знают. Потому просто так судьбу не искушают, а если и начинают обстрел, то только подготовленный, с заранее оборудованных позиций, и обязательно с намеченными путями отхода.

Патрон в патроннике, взведённый затвор, опытный глаз у окуляра прицела – гаранты безопасности движения.

Мы не могли победить той политикой! Точнее сказать, мы не могли победить, потому что у нас не сформировалась никакая политика! Мы просто отвечали на каждый шаг противоборствующей стороны, не имея долгосрочной продуманной программы действий. И мы это понимали, уже пришло прозрение.

…На наш БТР забрались журналисты-телевизионщики. Кто-то уселся на броне сверху, снимая всё подряд – вид отсюда открывался и в самом деле живописный: прямая, как полёт стрелы, трасса, обсаженная деревьями, руины по обочинам, а дальше дувалы, «зелёнка»… Другие тут же забились внутрь боевой машины и не высовывались на всём протяжении пути.

Мы, местные офицеры, в выгоревшем на солнце обмундировании и пижонских складывающихся солнечных очках (дефицит в СССР!), подтрунивали над вторыми, и снисходительно подсказывали, что снимать первым. Мы чувствовали себя опытными волками, и рисовались этим.

Рисовались?.. Наверное, и рисовались немного, не без этого. Но ведь показывали именно то, что надо! И рассказывали, опять же, именно то, что могло журналистам пригодиться.

А потом колонна повернула с трассы направо. Там мне до того дня бывать не доводилось.

И вот мы оказались на кладбище.

Исламское кладбище, мазар, отличается от привычных нам. Здесь просто густо теснятся холмики, холмики… Из некоторых, не из всех, торчат какие-то, так сказать, идентифицирующие приметы – столбики, палки с привязанными к ним ленточками… А на других нет и их.

Церемонию прощания и погребения я, понятно, не видел. Советское подразделение обеспечивало безопасность – наши боевые машины расположились вокруг мазара, по его окраине, в дальних углах.

Наш бронетранспортёр стоял у самой изгороди. Снаружи к ней подступали густые заросли зелени, дальше виднелась какая-то постройка… В вылепленной из глины изгороди имелся пролом, скорее даже просто лаз. За ним, по ту сторону, всё терялось в густом сумраке – и это несмотря на яркий солнечный день.

Мы страховали собравшихся на прощание афганцев, чтобы через этот лаз, или каким-то иным образом на мазар не пробрались диверсанты. Мы, пришлые, оберегали хозяев, однако сами оказались уязвимыми.

Такова диалектика жизни: оберегающий других нередко сам оказывается под огнём оппонентов – оппонентов даже не себя самого, а человека, которого защищаешь! И это не только на войне.

Панихида (или как эта траурная церемония называется у мусульман?) длилась долго, но в конце концов окончилась. Можно сказать, поставлена точка на жизненном пути погибшего.

По центральной аллее мазара к выезду потянулась нескончаемая вереница автомобилей. Казалось, им не будет конца.

- Снимаемся и уезжаем! – приказал начальник.

- А куда ехать-то? – растерянно спросил водитель.

Ситуация и в самом деле оказалась сложной.

Наш одинокий БТР оказался отрезанным!

Оставаться здесь и пережидать, пока афганцы разъедутся, представлялось смертельно опасным. Нет сомнения, что за происходившим на кладбище всё это время внимательно наблюдали десятки пар глаз – большинство недоброжелательных. И оставшийся в одиночестве бронетранспортёр, на броне которого разместились по меньшей мере два офицера – лакомая добыча для душманов. Нам возвращаться вдоль забора по всему абрису – только дразнить их, подставляться под вполне реальную опасность.

- Вперёд! – приказал Юркин. – К воротам!

- Но как же?..

- Вперёд!

И поехали мы вперёд. Прямо по могилам.

Я не уверен, слышал ли это на самом деле, или же память впоследствии допридумала ситуацию. В конце концов, двигатели БТРа – не самые бесшумные в мире. Но мне кажется, что я не слышал рёва «движков», зато из-под колёс боевой машины раздавался скребущий по душе хруст…

Конечно же, это хрустел гравий. Но меня по сей день не оставляет ощущение, что это крошились кости погребённых.

Набираю сейчас эти строки, и чувствую, как по коже пробежал озноб. Этот хруст под колёсами…

Мне его не забыть.

 

***

Но вернусь из афганского прошлого в день нынешний.

…Любимая и смотрит влюблено. Глаза у неё – изумительно красивые, будто сияют.

Помнится, у Ивана Ефремова в романе «Час Быка» описывалось, что женщины будущего принимают какие-то препараты, чтобы у них глаза по-особенному сияли. Зачем препараты, друзья мои, зачем эта химия, пусть и безопасно-фантастическая – очи любимой и влюблённой женщины смотрят и смотрятся сияющими безо всяких пилюль. И зачем, скажите на милость, им просто так сиять, вхолостую?.. Ведь если для всех – значит, ни для кого конкретно!.. Их прелесть должна оставаться только для единственного мужчины!

…Как-то в кабинете мой коллега… а кабинет у нас на тот период службы оказался такой большой, неправильной формы, весь замысловато перегороженный шкафами, и не всегда было видно всех сотрудников… Так вот, вхожу я, а коллега показывает мне большущий плакат, на котором изображены несколько женщин – идут шеренгой будто на тебя, совершенно обнажённые, в одних туфельках на высоких каблуках. Все красивые, с прекрасными фигурами, и все прелести при них, абсолютно ничем не прикрытые…

- Как тебе? – сально улыбаясь, спросил приятель.

- Никак, – честно ответил я. – Женщина прекрасна, когда раздевается только для тебя. А вот эта пошлая обнажёнка напоказ, – я довольно бестактно ткнул пальцем в картинку, – не возбуждает.

Из-за шкафа раздался одобрительный возглас нашей сотрудницы – о том, что она находится в кабинете, я не знал.

- Браво, Коля!.. Хоть один романтик в этом мире остался!..

 

***

Знаете, меня вот что давно интересует. А о чём между собой разговаривают люди, которые книг не читают, по телевизору смотрят только футбол (или «Дом-2»)?.. Ах да, я об этом уже писал.

Но всё равно, вернёмся к теме.

На мой взгляд, стремление чем-то заниматься помимо основной деятельности у каждого человека присутствует непременно. У кого-то хобби интеллектуальное, кто-то мастерит нечто в свободное время… Футбольными фанатами становятся мужчины, у которых головы предназначены, чтобы есть, а руки – подносить к ним ложку; ну а женщины подобного склада ума «подсаживаются» на телевизионные пустопорожние шоу.

Я излишне резок?.. Может быть, может быть… Но что поделать, если мне интересно с людьми, стремящихся познавать мир во всём его многообразии, не на уровне примитива!..

Как-то Любимая у меня спросила:

- Я вчера посмотрела очень интересную передачу про русские шахматы. Таврели… Ты знаешь, что это такое?..

Ох, и сел же я тогда в лужу! Не будучи хорошо образованным в шахматной терминологии, я на слух перепутал таврели с табией!

(Добавлю к слову, что затем ещё и с тавлеей спутал! Таврели, табия, тавлея… Это сейчас я их не перепутаю, а на момент разговора – особо не различал.)

Короче говоря, услышав вопрос о таврели, вполне искренне ответил:

- Конечно, знаю!

И какое-то время мы разговаривали, ориентируясь на разные понятия. Она – о таврели, я – о табии. Это всегда бывает забавно. Особенно со стороны. А вот когда беседуешь сам, не можешь никак понять, о чём, собственно речь… Разобравшись, посмеялись.

Я – смущённо.

Потому что на самом деле о таврели я до того разговора не имел ни малейшего представления. Даже не слышал!

Наверное, есть необходимость разъяснить, в чём тут дело.

Мы под шахматами понимаем ту самую игру, которую знают все. Однако это лишь одна, пусть и самая распространённая разновидность шахмат, т.н. индийская. Но существует ведь ещё и русская версия её, куда менее известная, но ничуть не менее древняя – она-то и называется таврели. Принадлежности этой игры обнаружены ещё в древних захоронениях на территории России.

Наши предки играли в таврели примерно до XVI века, то есть до периода, когда начали всё более активно развиваться контакты с другими странами – как Европы, так и Азии. Контакты экономические и политические закономерно сопровождались контактами культурными. Чиновники и купцы, встречаясь по делам, конечно же, коротали время за какими-то играми. Но ведь играть можно в те игры, которые знакомы всем участникам! В индийские шахматы играли все, в русские – только мы; в классические шашки играли все – в тавлею только мы… И сугубо русские игры закономерно вытеснялись играми интернациональными.

Тоже своего рода экспансия Запада образца Позднего Средневековья, только в области культуры!

Главное различие между означенными версиями шахмат состоит вот в чём. Количество ходов и количество позиций в индийских шахматах конечно. Эти числа поистине астрономические, просчитал их американский математик Клод Шеннон. Его последователи цифирь неоднократно уточняли, однако для нас важно не собственно количество, а тот факт, что здесь существует предел. В принципе, любая играемая партия индийских шахмат уже когда-то кем-то игралась, и вообще эту игру можно рассматривать, как чрезвычайно многообразный, но всё же ограниченный подбор комбинаций.

Подлинные шахматисты на меня ополчатся, однако всё же выскажу крамольную с их точки зрения мысль. Индийские шахматы – это всего лишь набор большого, но всё же конечного количества табий. Табия, по шахматной терминологии, это некая позиция, достигнутая в процессе игры, которую оба соперника хорошо знают, и после которой начинаются уже нестандартные ходы. Однако Шеннон уже доказал, а я с ним согласился, что любая кажущаяся новой комбинация уже предопределена тем самым числом Шеннона, равного 10 в 118-й степени.

Число Шеннона – своего рода иллюстрация к известнейшему выражению из Экклезиаста, которое в обиходе звучит, как «Ничто не ново под луной!»…

Шахматная партия – это процесс подбора каждым игроком табии, подходящей, по его мнению, для данного момента.

Теперь таврели. В древних русских шахматах фигуры соперника не «съедаются», не снимаются с доски. Их «берут в плен». Происходит это следующим образом. Фигура в таврели имеет плоскую форму, этакая круглая или многогранная плашка, обозначение её имеется на гурте, то есть на боковой грани, как правило, слегка для удобства скошенной. Так вот, плашка-фигура противника не съедается, а своя плашка-фигура ставится на неё, то есть пленяет. Получается «башня». Она, эта «башня», может состоять из нескольких фигур, как пленённых тобой, так и ранее пленённых соперником. И эта башня – вот что самое главное!!! – обретает способности каждой фигуры, которая составляет её. С каждым новым пленением боевая мощь «башни» возрастает. К тому же при желании игрок может эту «башню» разделить, увеличив свою группировку количественно.

Вот поэтому я и говорю, что, в отличие от шахмат индийских, в русском их аналоге никакой Шеннон вычислить количество вероятных ходов и позиций не в силах. Оно бесконечно!

- Ну и что? – спросите вы…

А ничего! Просто я узнал обо всём этом благодаря Любимой!

Ей, как и мне, просто интересно познавать что-то новое! Зачем?.. Вот этим-то вопросом мы и не задаёмся. Нам интересен процесс познания, нам интересен сам факт того, что наше сознание обогатилось новым битом информации. Пусть не имеющей практического применения, однако обогащающей эрудицию.

Мне интересен сам факт, что я узнаю что-то новое и для себя интересное именно от своей Любмиой!

Мы с ней разговариваем обо всём. О любви, о Москве, о западных санкциях, о живописи, о здоровье, о мистике, о Советском Союзе, о кино, о глупостях, о родне, о работе, о прошлом и будущем, о низменном и возвышенном, о прочитанном и обдумываемом…

Да здравствует образование и эрудиция! Да здравствует стремление к тому, чтобы познать ещё больше! Да здравствует жажда ума!

Да будет счастлива Любимая, у которой есть познания, которыми может поделиться со мной!

Нам никогда не бывает скучно! У нас всегда есть, о чём поговорить! У нас всегда есть, о чём послушать собеседника!

Согласен, что Любимую нужно прежде всего любить, а все разговоры уже вторичны. И не спорю с тем. Однако когда чувства подкреплены ещё и тем, что мы друг другу интересны не только душой и телом, но и разумом, – кто возьмётся утверждать, что это не укрепляет взаимную привязанность людей? Чем больше чувств связывают двоих, тем узы крепче. А кто скажет, что взаимная интересность – менее прочная, чем любовь, иная связующая души нить?

 Я не знаю, сколько семей распалось по причине того, что супруги перестали быть друг другу интересными. Но уверен, что немало. Высказывание «не сошлись характерами» у всех на слуху, а вот как насчёт «не сошлись умами»?.. Или «не сошлись представлениями о жизни»…

Немало распалось, немало… Или, что тоже не редкость, продолжают жить двое вместе, со штампиками в паспортах, да только без тепла взаимного, без нежности. Когда только постель общая, да совместные ужины. А то и их не остаётся, ни постели, ни ужинов совместных – всё врозь. Одна только квартира, дети общие, да бюджет совместный…

А это разве семья?.. Так, видимость одна.

Вновь возвращаюсь к уже сказанному в предыдущих разделах предлагаемых записок.

- С сексом у нас с супругом всё в порядке, – как-то, смущённо, призналась мне Любимая.

С сексом – порядок. А вот тепла нет. И потому она со мной, в съёмном номере с кирпичными неоштукатуренными стенами.

…О чём я мечтаю?

Нет-нет, о сексе – это наше, личное, интимное, и эту тему выносить на суд читателей не собираюсь. Но имею же я право на мечты, связанные с Любимой, но простирающиеся за рамки собственно интимной сферы!

Так вот, о чём я мечтаю?..

Я мечтаю о том, как мы будем вместе смотреть какой-то фильм, и обсуждать его. Потому что мы будем вместе смотреть один фильм, и будем вместе его воспринимать. Как мы будем смотреть вместе некую познавательную передачу, и тоже обсуждать. Мне этого так не хватает!..

Вот ведь что странно!

Почему-то принято считать, что офицеры – сплошь ограниченные и малообразованные люди. «Как надену портупею – так тупею и тупею». У них, мол, только одна извилина в голове – и та след от фуражки.

Между тем, мы в гарнизонах, в далёких Кара-кумах, с друзьями обсуждали самые разные вопросы: об истории, литературе, философии… Например, когда вышла великая книга Владимира Чивилихина «Память», сколько разговоров вели о ней! А о романе Орлова «Альтист Данилов»!.. А как обсуждали «За миллиард лет до конца света» братьев Стругацких!.. Ведь было же это, было!

А в Москве сегодняшней этого нет, не принято!

Говорят, время нынче такое. Может, и время… Только видно же, что и потребности такой у людей нет. Значит, не только время повинно?

Среди моего московского окружения людей читающих становится всё меньше. Читающих не склоки на «Одноклассниках», понятно, не чаты в гаджетах, а настоящую литературу!

Удивительно, но только с моей Любимой, оказавшейся в Москве тоже из провинции, мы находим общие интересные темы, не имеющие, в общем-то, практического значения. И не на один раз, поумничать, а уже сколько лет! У нас всегда есть тема для разговора.

Подчеркну: уже сколько лет!

Это ли не родство душ!

 

***

Заговариваем о детстве.

Я рассказываю о том, как впервые задумался об идентификации самого себя в этом мире.

Помню момент, как это произошло. Мне тогда было лет пять, наверное, а то и меньше…

Мой отец тогда служил в Германии, в Группе Советских войск, в городе Веймаре. Наша семья проживала в двух комнатах большой квартиры, переоборудованной в коммуналку… Кроватка, в которой я спал, стояла во второй комнате, у печки. Я лежал, повернувшись к стене, и думал.

Хорошо, что я русский, а не немец, – думал я. Но почему я русский?.. Потому что у меня родители русские… (Папа – донской казак, мама ­– белоруска, но в моём представлении они оставались русскими.) Но если бы у меня родители были немцами, то и я был бы немцем?.. Но где бы тогда был я – русский?..

И почему я – это я?.. Потому что родился у своих родителей… Но брат тоже родился у моих родителей, однако он – не я. Значит, я – это я, потому что родился 24 февраля 1956 года… Но если бы я родился 25 февраля – я был бы я?..

Мне очень хотелось с кем-то поговорить на эти вопросы. Однако не заговаривал, уж не знаю почему. Наверное, понимал, что не получу ответа, что попросту не буду понят. Или не с кем было.

А Любимая меня понимает!

- Я ведь тоже думала об этом же, – признаётся она. – И тоже ни с кем не говорила об этом… Потому что я как-то сразу поняла, что ответов на эти вопросы не существует вовсе…

Вот ведь как! Мы оба не поделились ни с кем своими мыслями. Только причины молчания у каждого оказались разные.

С другой стороны, на такие темы человек рассуждает вовсе не для того, чтобы получить ответ. А зачем же иначе?.. Да кто ж знает! Имеются в философии вопросы, которые обсуждаются, но ответы на которые навряд ли существуют. И все это прекрасно понимают.

А ещё я помню с детства, как мама привезла меня на экскурсию в какой-то дворец, и я вошёл в зеркальную комнату. Это было в Эрфурте или в Дрездене… Не помню. Напротив друг друга там были установлены два огромных зеркала – мне запомнилось, что едва не во всю стену. И я стоял между ними, крохотный, испуганный, – и в обе стороны уходили в бесконечность цепочки меня. Я видел, что за спиной отражённого меня стоит ещё я же, и мне очень хотелось его увидеть, и я старался заглянуть за него, однако мой взгляд видел перед собой только напряжённый, а может и испуганный взгляд моего же отражения. Каждое моё перемещение, каждая попытка заглянуть за спину этого отражения вызывали только его телодвижения, и перемещение всей бесконечной цепочки меня за его спиной…

Бесконечность!.. Я видел Бесконечность!

И мне стало жутко. Правда, не страшно-жутко, а восторженно-жутко.

- А я в зеркальце смотрелась, в маленькое, – рассказывает Любимая. – Становилась у трюмо и смотрелась в маленькое, и тоже пыталась заглянуть за спину изображению… Жутковато было…

 

***

Ещё Сенека наставлял:

«Хочешь быть любимым – люби!»

Что тут первично? Никто не ответит.

Но то, что это неразрывно связано – несомненно!

 

***

И при этом – вовсе уж чудо из чудес! – она у меня вовсе не «синий чулок»! На «синий чулок» я бы настолько по уши не запал.

Моя Любимая красива, обаятельна, она со вкусом одевается, немного разбирается в живописи и музыке, начитана… Она прекрасно танцует – и это едва ли не единственный пункт, в котором у нас нет точек соприкосновения. В смысле, я признаю, что кому-то нравится танцевать, и я любуюсь женщинами, обладающими пластикой танца, но сам к этому действу совершенно равнодушен.

Скажете, что такого совершенства, как я описываю, не бывает?.. Что я Любимую идеализирую?..

Тоже мне, Америку открыл, друг мой читатель! Конечно, идеализирую! А кого же ещё идеализировать, как не любимого человека?..

Но при этом я стараюсь оставаться объективным. Потому что идеализировать можно только кого-то и в самом деле совершенного, кто матушкой-природой создан близким к идеалу.

В твоих глазах, разумеется!

Но при этом если человек, которого ты и без того идеализируешь, дополнительно старается самосовершенствоваться, стремится соответствовать тому идеалу, который ты в нём видишь.

…Как-то я стоял у станции метро и ждал Любимую. Девушка ответственная и обязательная, в тот раз она задерживалась. Бывает.

Из дверей вестибюля потоком изливался люд. Вполне понятно, что половина выходящих – женщины. Что и говорить – на женщин смотреть всегда приятно. Только не на всех.

Я смотрел и, обращая внимание на некоторые наряды, думал: это ж надо настолько не иметь эстетического вкуса!.. Но потом, оттолкнувшись от этой, казавшейся столь наглядно-очевидной, родилась следующая мысль: но ведь это значит, что у этой, аляповато и вызывающе облачённой девицы, именно таким сформировалось представление о прекрасном! Одеваясь именно вот так, она же имела в виду какое-то своё личное соответствие некому идеалу – виденному где-то или же рождённому в воображении.

Эстетический вкус – понятие сугубо субъективное! Мы говорим о женщине «одета со вкусом» в том случае, если её облик соответствует нашим собственным представлениям о неком эталоне, который имеется в соответствующем секторе нашего сознания.

Вот и выходит: если я говорю, что моя возлюбленная одевается со вкусом, значит, просто наши представления о прекрасном совпадают.

Согласен и не спорю: каждый по-своему рисует в воображении облик и образ возлюбленной. Кому-то нужна девица разумом попроще, кому-то просто самка пофигуристей и пострастнее, кому-то – работящая женщина, чтобы деньги домой приносила и мужа обеспечивала…

А по мне идеальна вот такая: богатая душой, прекрасная телом, открытая для новых познаний, с которой интересно… И в постели тоже…

Часто – не часто, но случается, мы с Любимой вместе ходим на какие-то мероприятия. Чаще приглашаю её я. Так случилось, что я ввожу её в миры, в которых ей бывать не доводилось.

И всюду она производит впечатление. Именно теми своими качествами, что нравится и мне: красотой, вкусом, умением поддерживать разговор и быть интересным собеседником. Ну а если я оказываюсь на мероприятии, в котором участвует моя Любимая, я просто таю от того, насколько гармонично она вписывается в предлагаемое действо.

Ах, какое блаженство – обнимать совершенство!

Повторюсь: по моему мнению, это очень важно, чтобы представление о совершенстве у влюблённых совпадало!

Да, я понимаю, что она мне немного подыгрывает: зная, что интересно мне, заводит разговор именно об этом. И неприятных мне тем старается по возможности избегать.

Но о чём это свидетельствует?.. Как раз о том, что Любимая мной дорожит, хочет сделать мне приятное.

Человек так устроен, что чаще и больше говорит о себе и своих проблемах. Моя Любимая – редкое исключение: она в первую очередь интересуется вопросами, важными для меня.

Тут в чём опасность – не злоупотребить бы этим её вниманием, не начать бы перетягивать одеяло общения на себя! Находиться в центре внимания, конечно, приятно. Особенно если внимание исходит от дорогого тебе человека. А к хорошему легко привыкаешь.

Одно из проявлений любви, настоящей любви – внимание к любимой, к тому, чем она живёт. Искреннее внимание. Тогда и взаимность окажется полнее, ярче, насыщеннее…

Я в этом убеждён.

 

***

Есть и ещё один символ войны. Едва ли не самый трагический. Это пропавшие без вести. А также разыскивающие их матери.

Есть у меня добрый товарищ. Борис Подопригора – ветеран, военный переводчик, известный писатель. Один из соавторов сценария лучшего, на мой взгляд, художественного фильма о Чеченской войне – лучшего фильма с крайне неудачным названием «Честь имею!».

Мы с Борисом познакомились в феврале 1989 года в Кушке. Он сопровождал наблюдателей ООН, контролировавших вывод Советских войск из Афганистана, а я освещал это событие в качестве корреспондента газеты Туркестанского военного округа, которая называлась «Фрунзевец».

Так вот, Борис прислал мне книгу о восстании в лагере Бадабер, которую написал в соавторстве с известным писателем Андреем Константиновым. Книга называется «Если кто меня слышит!..». Роман мне понравился, хотя некоторые моменты покоробили, та же нецензурная лексика, например.

Но в данном случае, это не главное. Меня всегда волновала тема восстания в лагере Бадабер.

Конечно же, прочитав роман, я поспешил поделиться своими впечатлениями с Любимой.

- А что такое Бадабер? – спросила она.

В самом деле, откуда ж ей знать – она насколько моложе! И никогда раньше не общалась с «афганцами»… А наше государство старательно замалчивает многие свои постыдные поступки.

Мой рассказ её буквально потряс.

- Я ночью уснуть не могла… – призналась она впоследствии.

Итак, Бадабер.

Войны без пленных не бывает. И отношение к ним со стороны их пленивших всегда было и остаётся очень разным. Где-то пленных содержат в сносных условиях; где-то они подвергаются пыткам и издевательствам… А где-то их перед объективом видеокамеры казнят лютой смертью…

Но в любом случае, тяжкая это доля – попасть в плен!

В советские времена мы воспитывались на идеалах, прививаемых нами произведениями, созданными в стиле социалистического реализма. А идеи тогда культивировались исключительно правильные. В частности, мы абсолютно верили, что наше государство своих солдат в беде никогда не бросает.

И вдруг весной 1985 года – как гром среди ясного неба!

В лагере для военнопленных, разместившемся в пакистанской крепости Бадабер, произошло восстание советских военнопленных. Они каким-то образом обманули охрану, захватили склад с оружием и боеприпасами, в течение почти суток вели бой – как с отрядом афганских моджахедов, так и с подразделениями пакистанской регулярной армии, а потом, не дождавшись помощи, взорвали склад боеприпасов, уничтожив себя и массу врагов.

Шок! Наверное, это самое точное слово, которое отображает, что мы пережили при этом известии. Это что же получается: наши солдаты попадают в плен?.. Нет-нет, нас возмутило не то, что такое случается – война есть война. Но то, что попавших в плен наших военнослужащих вывозят за границу, что для них в Пакистане имеются целые лагеря, и никто попавших в беду наших ребят оттуда не вызволяет! И сколько тогда ещё существует подобных лагерей? И только ли в Пакистане?..

Вот этот факт вызывал оторопь. А где же все наши разведки, спецназы, которые должны пленных вызволять?..

Я пытался представить себе состояние тех ребят, что подняли восстание… Брошенные на произвол судьбы своей Родиной, которая отправила их на войну, а потом ничего не предприняла для их вызволения…

Мы не знаем, что конкретно и как там произошло. И можно только предполагать – пытались ли восставшие докричаться до своих в эфире, как это описано в книге «Если кто меня слышит!..», или прорваться в Карачи, или рвануть в сторону границы… В данный момент не так важны детали! Главное, что они пытались вырваться, они приняли в бой… И никто не пришёл к ним на помощь!

В силу своей молодости я тогда, 30 лет назад, считал, что следовало наплевать на все международные запреты, высадить десант на Бадабер, вывезти наших – и никто бы пикнуть не посмел выставить какой-то счёт Советскому Союзу! Скажу даже больше: я в этом уверен и сейчас!

То, что несчастных повстанцев не смогли спасти – трагедия! То, что не попытались – позор для государства!

- Представляешь, солнышко моё, как они бились, без помощи! – делился я с Любимой тем, что уже думал неоднократно. – И не понимая, зачем они гибнут!.. Они дрались в полнейшей безнадёге, и даже не знали, узнает ли об этом Родина! По сути, они ведь дрались, обречённые, за Родину, которая от них, если говорить прямо, отвернулась. Они не были уверены даже в том, что их родные узнают об их подвиге, о том, что они не покорились, что погибли как солдаты, в бою… Мы ведь и в самом деле, и сегодня имён не знаем тех героев…

- Кошмар какой! – она теснее прижималась ко мне, зябко натягивая на себя простынку.

А я продолжал – уже о Чечне.

По поводу подписания Хасавюртовского соглашения всегда шло и по-прежнему идёт много споров. Все обвиняют за это генерала Александра Лебедя. Главное, что ставят ему в вину, можно обобщить в три слова: за что воевали?..

А я его вину вижу в другом. В том, что мы выводили войска из жаждавшей отделения республики, и оставляли там своих людей – в частности, тех же пленных, что томились в местных зинданах. Мы не потребовали вернуть пленных, не потребовали вернуть тела убитых и замученных. А со своей стороны, выпустили всех пленных боевиков.

Уже позднее в Москве была образована специальная комиссия по розыску пропавших без вести ребят. И параллельно в горы на розыски потянулись матери не вернувшихся домой солдат… Это стало прямым следствием той самой подписи, которую поставил Лебедь.

…За тридцать лет службы в армии я понял очень неприятную вещь. Если рядовой гражданин нашей страны – что СССР, что России – попадёт в беду, это вовсе не значит, что за него поднимется вся мощь государства. Это очень хорошо показано в фильме «Война» Алексея Балабанова.

Довелось мне разговаривать с женщинами, которые ходили по чеченским аулам разыскивать своих сыновей.

- Мне лично они особенно ничего не рассказывали – я ж в их глазах был незнакомым им журналистом, и они не знали, что и как мне говорить, – рассказываю я Любимой. – Да и мне, признаться, казалось неловко выспрашивать у них подробности хождения по мукам… Но рассказов об их мытарствах довелось услышать немало – сколько жути им пришлось пережить!..

Как над ними издевались!..

Это ж только в кино и в книжках на преступников снисходит благородство при слове «мать». В жизни мерзавец остаётся мерзавцем – и национальность или идеологическая принадлежность не имеют в этом никакого значения. Случалось, конечно, что где-то матери, искавшие сыновей, находили понимание и помощь. Но нередко встречали они совсем иной приём – оскорбления, издевательства, избиения… Известны случаи, когда таких матерей насиловали, причём, на них обучали этому непотребству мальчишек…

Однако матери шли на всё, потому что знали: если она сама не отыщет сына, никто другой это не сделает.

- Они не верили государству – потому и шли!

- Ну не надо! – просила Любимая…

И на следующий день рассказала, что не могла ночью уснуть, настолько её потряс рассказ о той трагедии.

 

 

 

Тетрадка восьмая

 

Помню, в детстве ещё я прочитал такую юмореску, перескажу её своими словами, как помню.

Спрашивает мальчик у родителей: а почему люди ссорятся?

Папа отвечает: вот представь, говорит, что наш сосед дядя Петя пришёл домой поздно…

Мама тут же взвивается:

– Что, – язвит, – это Петя поздно возвращается?.. Да он, в отличие от тебя, всегда приходит вовремя…

– Да я только для примера… – попытался дать задний ход отец.

– Примеры нужно уместные приводить, – завелась уже мать.

Ну и дальше шёл поток взаимных выпадов и попрёков – когда забавных, а когда моему детскому разуму и недоступных.

Мальчик из юморески послушал перебранку, и говорит:

- Спасибо, я уже понял…

Мораль: ссоры чаще всего возникают на пустом месте – из-за неудачно сказанного слова, из-за неправильно понятой реплики, из-за невесть по какому поводу плохого настроения человека.

Ссоримся ли мы с Любимой? За те годы, что мы встречаемся, случалось несколько раз. Не так, конечно, мелочно, как в приведённом примере, но – что было, то было. Причина?.. Каждый раз повод проявлялся разный, но изначальная причина, как правило, только одна: невозможность жить совместно.

Мы регулярно встречаемся, мы довольно много времени проводим вдвоём. Нам хорошо вместе. Хорошо во всех отношениях. Однако, насколько бы чудесно ни провели мы время, в конце концов непременно приходится разъезжаться по домам – то есть, туда, где нам хуже. Или нам только представляется, что хуже – это в данный момент не принципиально.

Однако мы хотим, мы вместе мечтаем о том, чтобы встречаться не в съёмном номере с неоштукатуренными кирпичными стенами, а у себя дома. В нашей совместной квартире.

Сколько ж людей у нас в стране мучаются от того, что не могут просто жить вместе! Невозможность жить вместе – главная причина того, что у нас настолько много несчастных!

Мы вдвоём прекрасно провели время. А потом прощаемся и разъезжаемся. Каждый – в свою жизнь. И нет никакой реальной перспективы на то, чтобы хоть когда-то мы смогли вместе ехать в свою общую квартиру.

Это уже само по себе угнетает – отсутствие перспективы отношений. А тут ещё привмешивается и ревность! Ведь мы разъезжаемся не просто куда-то, а к своим семьям. Пусть давшим трещину, пусть уже далёким от былой гармонии, но в семьи, которые остаются нашей основной жизненной нишей обитания.

Где случаются (или во всяком случае, предполагается, что случаются) супружеские обязанности в их интимной форме. (Надо ж, какая ж мудрая голова придумала этот идиотский пассаж: «исполнить супружеский долг»!)

И ещё есть личная жизнь у каждого из нас, и в этой личной жизни существуют также мужчины и женщины, которые являются источником ревности… Или по крайней мере, могут представляться таковыми.

Вот это всё вместе и иной раз служит источниками наших с Любимой недоразумений.

Но если бы мы жили вместе, то ссорились бы? Нет сомнения, что такое случалось бы! Причина?.. Не знаю, не представляю. Но как-то жизнь подсказывает, что семейной жизни без ссор не существует. И вообще более или менее длительное общение людей без высекаемых искр невозможно. Даже если люди друг к другу прекрасно относятся. Такой вот парадокс межличностных отношений.

В первый раз серьёзная, едва не до разрыва размолвка у нас вышла, если мне не изменяет склероз, через полтора года нашей связи.

Связи… Некрасивое слово. Но общепринятое… Ладно, оставлю пока его, если придумаю что получше, заменю.

Мы сидели на открытой террасе в кафе на Театральной площади. Выбрав самый дальний столик в углу.

Я ещё заранее, едва мы встретились, и пока шли сюда, почувствовал напряжение в поведении и разговоре Любимой. И предполагал, что предстоит некий серьёзный разговор. Так оно и случилось. Правда, и подумать не мог, насколько этот разговор получился серьёзным и тягостным. И какие у него окажутся последствия.

В общем, Любимая предложила расстаться. Я не понимал причину. Вернее, причину, конечно же, я сразу предположил: разумеется, в её жизни появился счастливый соперник. Столь же понятно, я огорчился… Однако сцен, помнится, не устраивал, да и не уговаривал воздержаться от резких действий…

Прежде всего, я ведь отдаю себе отчёт, что если отношения разладились, словами или уговорами их не восстановишь. Отношения – это внешняя реализация внутренней в них потребности. Потребность существует – отношения сложатся и продолжатся, а в случае конфликта, сами же и восстановятся… Ну а нет таковой, так и никакая самая мудрая аргументация не поможет.

В том, что у Любимой потребность в отношениях вне семьи уже сформировалась, я хорошо понимал. Что-то разладилось у них с мужем. И не я в том виной, это случилось раньше. Просто я оказался на тот момент наиболее подходящим кандидатом на роль любовника.

Её душа жаждала любви. И она влюбилась!

Цинично?.. Наверное. Так я считал. И считаю.

Но кто сказал, что я – тот самый единственный, кто может претендовать на место в её душе?.. Да и не только в душе, если уж говорить ещё более цинично.

Потому во время того разговора я так и рассудил: у моей возлюбленной появился кто-то другой. В то, что она решила вернуться в лоно семьи и вновь стать верной женой, не верил.

А какого-то третьего варианта я попросту не видел.

Только много позднее я понял, насколько в своих рассуждениях оказался неправ. Примитивно прямолинеен. А с другой стороны, наверное, абсолютное большинство мужчин, получая отставку от любовницы, рассуждает именно так, как я в тот день. Разве не так?.. Ладно-ладно, не отвечайте, вопрос риторический.

Хочу повиниться: на момент того разговора моё отношение к сидевшей напротив меня женщине не стало ещё достаточно глубоким. Она была мне очень близка и симпатична.

Однако искренняя и глубокая любовь ко мне пришла позже. Она взрастала в душе постепенно, на протяжении довольно длительного времени. Более того, некоторое время я даже сопротивлялся нарастающему чувству!..

Это теперь моё солнышко для меня по-настоящему Любимая – на тот момент оставалась лишь любовницей. Прекрасной, замечательной, почти что идеальной – но только любовницей.

В чём разница?.. Отвечу.

Для меня любовница – женщина, с которой приятно проводить время. Любимая – та, с которой хотел бы прожить весь остаток жизни. На тот момент напротив меня сидела ещё только любовница.

…Говорят, что женщины более прозорливы, чем мужчины. Может, и так. Во всяком случае, основания так полагать имеются.

Как впоследствии выяснилось, моё солнышко уже на тот момент провидела, что чувства нас засасывают всё глубже. И она просто испугалась дальнейшего развития наших отношений. Равно как (или в первую очередь?) и бесперспективности этого развития.

И в этом тоже проявилась женскость её натуры. Она хотела любви, она её почувствовала – она её испугалась!

Ко мне понимание происходящего пришло позже. Мне для этого потребовалась дополнительная встряска, о которой умолчу – не хочется рассказывать. Очень личное и очень постыдное. Да и касается в первую очередь не меня. Это случилось позже, ещё года через полтора.

(«Через полгода», – прочитав эти записки, уточнила Любимая).

Но только в один прекрасный момент я вдруг понял, что по-настоящему люблю эту женщину, я хочу только её, и мечтаю прожить остаток своей жизни именно с ней. Она осталась для меня прекрасной любовницей, но при этом перешла в совершенно иное качество – она стала Любимой!

…Но вернёмся к той нашей попытке расстаться. Вернее, к её попытке расстаться со мной.

Меня тот разговор расстроил. Я сильно, искренне огорчился. Но не более того. Я ещё не прозрел. Любимая уже угнездилась в моей душе. Но ещё не завладела ею полностью.

Вернее, я так на тот момент думал, что ещё не завладела.

А потом она уехала. Мне стало без неё неуютно. Пройдёт – надеялся. А неуют не проходил.

А потом по электронной почте от неё пришло письмо. «Сказка» – так значилось в строке «Тема».

Привожу её.

Да, на всякий случай считаю нужным предупредить всех, кто знаком с кругом моего общения.

Среди моих знакомых есть известнейшая писательница, автор сотен написанных сказок. К данной истории она не имеет никакого отношения.

 

***

СКАЗКА,

написанная моей Любимой

 

В одном большом городе жила-была Девочка. Было ей .... неважно сколько лет, потому что у настоящих Девочек Душа вообще не имеет возраста.

Жила себе эта Девочка, и радовалась жизни.

Но в какой-то момент поняла она, что есть в её Душе место, где пусто и холодно. Не сказать, чтобы Девочка очень горевала по этому поводу, но и в то же время Душа просила чего-то и для этого уголка. И обратилась она куда-то наверх (то ли Душа, то ли сама Девочка) и робко так попросила для себя Подарок. Она очень любила подарки и принимала их с благодарностью, однако просить не умела, а тут взяла и попробовала. И Там ее услышали, наверное, потому что желание её было очень искренним и бескорыстным.

И услышали, что Девочка хотела, чтобы у этого Подарка было три свойства, самых важных для нее. И выбрали для нее Подарок, самый лучший. И три нужных качества не забыли и много еще других, о которых Девочка могла только мечтать. (Видимо, она была все-таки неплохой Девочкой, раз заслужила такой Подарок?) И прислали ей этот Подарок (или Дар?!).

Не сразу Девочка поняла, что это ответ на ее желание, хотя Душа её сразу потянулась к этому Дару. И приняла она его, и стала им наслаждаться. И чем больше она его узнавала, тем больше открывала в нём разных качеств, которые вызывали в ней восхищение, уважение...

Но некоторые качества она не понимала. Они казались неудобными для нее. Тогда она надувала губки, сердилась, капризничала, так что удовольствие от её Дара портилось. Постепенно Девочка научилась обращаться с некоторыми свойствами Дара и они уже не омрачали её радости.

А как Душа Девочки преобразилась! И сама она становилась мудрее.

Но что-то оставалась ей непонятным, и это мучило Девочку, и сама она себя мучила и корила за то, что не умеет обращаться со своим Подарком так, чтобы радоваться всем его свойствам.

Одним из таких свойств, например, было то, что Дар не мог принадлежать ей всецело (а Девочка наша, надо признать, была хоть и добрая, но большая эгоистка и собственница). Правда, понимала она также, что менять ей в этом Подарке ничего нельзя, это же Дар Свыше!.. Во-первых, потому что не получится, да и слишком он был ценный и уникальный, и нравился ей таким!

И так бывало иногда Девочке тяжело от этих переживаний, что в один ужасный день решила она от этого Дара отказаться. Подумалось ей, что лучше будет жить она, как раньше, пусть с пустотой в душе, зато без тревог. И забыла Девочка, что Дар был сделан ей, по просьбе её Души, а Душу-то она в этот момент и не спросила! И Душа начала плакать, а вслед за ней и Девочка.

И вдруг открылась ей одна простая истина: там, Наверху, выбрали Подарок именно для неё. И все свойства этого Дара должны были научить ее терпению, пониманию, безусловной любви, чтобы Девочка стала еще лучше, мудрее и счастливее. Заплакала Девочка еще горше, потому что ей было стыдно, досадно на свою глупость (а еще других Девочек учила!), жалко её Подарка и саму себя тоже очень жалко. И Душа её снова обратилась Наверх и попросила вернуть ей Подарок, если это еще возможно. Очень она надеется...

 

***

Вот такая, братцы, сказка. Написанная моей Любимой в период, когда она пыталась сбежать от меня.

И каково, думаете, ощущать себя в качестве такого Дара, ниспосланного Свыше твоей Любимой?!.

Ответственность-то какая!..

 

***

И она вернулась. И мы встретились. И мы вновь оказались в комнате с неоштукатуренными стенами. И всё вновь стало прекрасно.

- Мне стыдно! – воркует Любимая, когда по какой-то причине вспоминается та история.

Её попытка к бегству от собственного чувства не удалась. И она от этого счастлива, как ни самонадеянно с моей стороны так думать.

Я искренне верю в это. Потому что иначе мы бы не были вместе.

Повторю уже озвученную ранее мысль.

Есть женщины – шлюхи по натуре своей. Есть женщины – домашние и желающие семейного уюта. Моя Любимая – из числа домашних по сути своей, добропорядочных женщин. Ей не нужны просто пикантные приключения, она не нуждается в лёгких ни к чему не обязывающих связях на стороне – она нуждается в полном слиянии душ. Ну и тел, разумеется, как же без этого!

Я для неё – не расхожее приключение.

Оно понятно: как ручаться за женщину, раз ступившую на тропу порока?.. Да никак: в интимной сфере ни за кого ручаться нельзя. Но в данном случае не это сомнение главное! Главное я уже сказал: она по натуре своей не испытывает потребности в связях на стороне. Ей нужен только один-единственный любимый рядом.

 

***

…Но вернёмся к ссорам.

Их случилось всего несколько. За много лет – всего несколько. Опять же, повторюсь: поводы случались разные, центральная причина всегда одна. Невозможность жить вместе.

Вот скажите: может ли быть счастливой страна, когда в ней великое множество людей не имеет реальной возможности стать счастливыми?.. Возможно ли общегосударственное счастье, если у невероятно огромного количества людей нет даже гипотетической перспективы на обретение счастья личного?

Счастье невозможно, если любящие друг друга люди не могут жить вместе. Над Россией никогда не развеется несчастливая аура, пока значительная часть семей в ней состоит из несчастных людей.

 

***

И как, скажите на милость, нация, в которой настолько мало счастливых людей, может оказаться нацией долгожителей?.. Почему у наших людей настолько ранняя смертность?..

Учёные кивают на экологию, на алкоголь, на нездоровый образ жизни… Всё это тоже имеет место, кто бы спорил!..

Но не это всё же главное, други мои. Главное – это наши люди не знают, ради чего жить!

Так уж устроен наш человек – ему обязательно нужна цель!

Скажете, ради детей, ради внуков?.. Не то это, не то… Ведь в конце концов понимаешь, что не особо ты им и нужен – у каждого человека своя жизнь… А то и вовсе становишься в обузу…

В советские времена в школе нам внушали, что мы родились и живём в самой лучшей стране, что при активном участии каждого из нас Родине предстоит становиться всё лучше и краше… И мы верили, что подрастаем для того, чтобы стать полноценными согражданами той самой нашей Родины, которой суждено становиться лучше и краше, и нам самим предстоит делать её лучше и краше… Когда я поступал в военное училище, когда впоследствии кочевал по гарнизонам, продолжал верить, что, несмотря на все огрехи и недостатки, социалистическая система правильнее и справедливее какой иной формации, что дружба братских народов Советского Союза выше вековой между ними розни…

Мой папа умер вскоре после того, как развалили Советский Союз. Он, коренной донской казак, оказался на Украине, в которой вдруг вскипела мутная антироссийская волна.

С точки зрения медицины объяснение у папиной кончины вполне определённо. Но я-то понимаю, что папу убило крушение того мира, в котором он жил, которому он верил, которому он служил, что он просто не смог жить в том новом мире, в который нас всех впихнули без нашего на то согласия.

…В последнее время я всё чаще задумываюсь: а ради чего я сейчас живу и тружусь?.. Ведь всё, всё без исключения, что представлялось мне важным, даже непреложно необходимым, оказалось, по большому счёту, ничтожным!.. И мир вполне легко обходится без всего того, что не так давно ощущалось неотъемлемым атрибутом бытия.

Я служил Советскому Союзу и социалистической системе. Их объявили неправильными и разрушили. Я считал, что народам лучше жить в дружбе и согласии – а поглядите-ка, что творится на просторах России и по её абрису!.. Войны, конфликты, межнациональная рознь… И нынешние идеологи именно в них видят истинное проявление демократии и правильности современной жизни.

В советские времена я презирал молодых людей, которые уклонялись от службы в армии. А сейчас я их понимаю! Особенно понимал в период активных боевых действий на Северном Кавказе.

«Уклонистов» от Афгана – презирал, «уклонистов» от Чечни – пусть не приветствовал, но понимал. А ведь между этими войнами – всего-то пять лет!.. В Афганистане служили солдаты – выходцы из самых разных сословий, в Чечню ехали только сыновья рабочих и крестьян, в то время как сынки «новых русских», делавших на войне деньги, отсиживались за границей.

Ладно, бог с ними – с делами минувших дней, пусть и минувших совсем недавно! Я – о дне сегодняшнем!

Как я, человек, выросший на идеалах социалистической системы, могу благосклонно принимать нынешний строй оголтелого капитализма, в котором законы служат богатым?..

Уж хорошим я был журналистом или нет – не мне судить. Но я искренне верил, что делал правильное дело. А сегодня журналистика строится на совершенно иных принципах, чем те, которые считал (и считаю) правильными я. Сегодня даже боссы от журналистики не стесняются признавать, что поощряют создание «фэйковых» лже-новостей.

Я всегда считал, что образование, знания, эрудиция – это хорошо и правильно. А сегодня у меня просто не находится аргументов, чтобы эту свою точку зрения обосновать. Потому что безграмотные, ограниченные люди живут совершенно так же, как и эрудированные – уровень их интеллекта никак не влияет на материальный уровень их благосостояния. Благосостояние человека у нас зависит от умения «крутиться», но не от уровня интеллекта, не от честности и порядочности человека!

Я всегда читал, много читал, и продолжаю читать… А вокруг – сколько угодно людей, которые книгу в руки не брали ещё с советских времён.

- Зачем вы читаете? – спросила у меня сотрудница, с которой я случайно встретился в метро. – От этого глаза портятся…

И что тут ответишь?.. И в самом деле ведь портятся! И какие слова подобрать, чтобы объяснить, насколько это интересно – читать!.. Впрочем, чего уж тут подбирать – не поймёт она никаких слов! У неё, как и у огромного числа наших соотечественников, нет таковой потребности.

Происходит стремительная интеллектуальная деградация общества.

Чего ждать от выпускника школы, если он английский знает лучше, чем русский, а Гарри Поттер ему ближе, чем герои отечественных книг?..

Чего ждать от выпускника медицинского вуза, если он учится делать операции по телевизору и на манекенах, а оценки покупает?..

Чего ждать от государственного чиновничества, для которого понятие «государственные интересы» является абстрактным понятием, особенно относительно интересов личных?..

Я служил государству, которое, вопреки воле масс, в угоду группке заинтересованных лиц развалили, объявив его неправильным. Я служил в армии, которая, как нынче утверждается, несла другим народам одно лишь порабощение. Я служил идеологии проигравшей, а потому провозглашённой в корне неверной. Я служил ветеранскому движению, которое так и не добилось существенной поддержки со стороны государства.

Сегодня я работаю в Международном сообществе писательских союзов, которое пытается поддерживать связи между творческими структурами разных стран… А Российское государство не только не помогает нам в этом деле, а напротив, стремится закрыть МСПС. И закроет – в том нет сомнения! Потому что нашей Организацией занимается Следственный комитет – структура, которая по определению стоит на страже интересов государственной системы. И тут логика проста: коль Следственный комитет действует против международного писательского Сообщества, значит, нашему государству не нужны ни свои писатели, ни те писатели Зарубежья, которые стоят на пророссийских позициях.

…Все идеалы, на которых я взрос, которым я служил, которые считал основополагающими – всё рухнуло.

И разве это только у меня?.. Отсюда разочарование, отсюда упаднические настроения, отсюда нездоровый образ жизни… Отсюда столь ранняя смертность у людей, стоящих на патриотических позициях.

Ради чего живёт человек?.. Не для того ведь, чтобы есть и пить, а потом удобрять почву! Для чего-то ж я выделился из животного мира!

В советские времена я знал, ради чего. Сейчас – не знаю!

До какого-то момента я считал своей миссией в этом мире творчество. Но и тут потерпел фиаско. Я так и не сумел создать ту книгу-шедевр, о которой мечтает каждый писатель. А без этого…

Мог ведь создать – наделило же меня Мирозданье соответствующей толикой дарования. Но не использовал его. Почему?.. Бог весть… Главное – не использовал, не реализовал в должной степени.

…Так что же остаётся?..

Остаётся только личное счастье. Личное персональное счастье, которое пусть и пребывает в диалектической взаимосвязи со всем комплексом сказанного выше, но основывается всё же в первую очередь на отношениях между двумя любящими сердцами. И телами…

Не сложилось таковое у меня в семье. Не сложилось таковое в семье у моей Любимой…

И не вижу я какой-то перспективы, чтобы счастье сложилось у нас совместно с Любимой.

Ведь та любовная связь украдкой, которая у нас сложилась, не может длиться вечно! Вот в чём беда! В конце концов, меня подкосит возраст, в жизни Любимой появится кто-то, кто сможет сделать её счастливой, или, по меньшей мере, будет иметь таковую возможность…

Сегодня я – как личность, как персоналия, как конкретный индивидуум, а не как добытчик денег или функционер на рабочем месте, – нужен по-настоящему только Любимой.

Грустный вывод, друзья мои!

 

***

Люблю КВН. Понятно, что в этой игре раз на раз не приходится, и, что далеко не все шутки однозначно хороши… И всё же смотрю с удовольствием. Особенно выборки наиболее удачных номеров…

Так вот, команда «Кефир» из Нягани как-то пошутила – просто блеск!

- Спонсор команды – интим-салон… Не «Газпром», конечно, но мечты тоже сбываются!..

Зал просто взорвался хохотом.

Каждый человек в сексуальном отношении, наверное, мечтает о чём-то этаком. Каждому хочется чего-то большего, чего-то другого, чего-то выходящего за рамки обыденного!

Но вот ведь в чём загвоздка: мы с близкими зачастую стесняемся об этом заговорить!

Причём, именно любовь, как правило, и является главным препятствием в откровенности. Интимные вопросы потому и интимные, что упираются в нравственные барьеры.

Хотя… Не нравственные, скорее, а в понятие «принято – не принято». В постели, когда по согласию, всё нравственно!

Когда в былые времена одна подруга рассказала мне историю. Они с мужем поехали в гости, ну и заночевали там… И, будучи в подвыпившем состоянии, так сказать, «поменялись партнёрами». Рассказчица очень и искренне любила мужа, однако к воспоминаниям о том случае относилась вполне спокойно, философски, я бы сказал. Без ревности и покаяния. Да и со стороны мужа, как я понял, оценка произошедшего оказалась такой же.

- Мы хорошо провели ту ночь, – вспоминала моя знакомая.

Более того, добавила, что её подруги – а работала она в больнице, то есть в большом женском коллективе, – о подобных «обменах» нет-нет, да и рассказывали. То есть, по её словам, дело это пусть и не слишком распространённое, но всё же имеющее место в жизни.

Помнится, меня ещё озадачило то, на какие темы, оказывается, разговаривают женщины в своём кругу…

Но вот дальше было любопытнее.

Дальше подруга рассказала, что её муж предложил как-то пригласить в постель ещё одну женщину – ему хотелось попробовать секс втроём. Жена категорически отказалась от такого предложения, возмутилась им.

- А если б он предложил позвать второго мужчину? – полюбопытствовал я, подначивая её.

Моя собеседница только хмыкнула. То есть, тут она уже не возражала бы. Правда, мужу такой вариант не предложила. А вдруг тот согласился бы?.. Хотя вряд ли, конечно…

 К чему это я?..

А к тому, что я уверен, каждый человек в интимных вопросах мечтает о чём-то таком, выходящем за рамки того, что имеет.

О чём мечтает моя Любимая?.. Как-то я спросил у неё. Она ответила именно то, что следовало ожидать: мол, всё у нас прекрасно… Ну что ж, так тому и быть…

О чём мечтаю я?.. Банально: я мечтаю о том, чтобы Любимая от моих ласк получала максимум удовольствия. И уж конечно же, не о втором мужчине!

Право, мы слишком редко встречаемся, я ею не успеваю пресытиться… Я не хочу её ни с кем делить!

 

***

Каждый влюблённый эгоистичен. Это естественно. Потому я эту мысль уже приводил. Да и приведу ещё, наверное, не раз.

Мне очень хочется, чтобы в окружении моей Любимой не осталось никого, кто бы посмел бросить сальный взгляд на её изумительную фигурку, на кого она могла бы заглядеться своими прекрасными глазами. Любимой хочется, чтобы я принадлежал только ей, чтобы меня от неё никуда не влекли дела – выходящие за рамки служебных, разумеется.

Но мы принимаем жизнь такой как она есть. И возле неё всегда останутся мужчины, и моя работа предполагает встречи с представительницами прекрасного пола. Это объективно.

Но только после трудового дня мы хотим приходить в один дом, садиться за один стол, ложиться в одну постель. Вместе просыпаться по утрам. Мы лишены таковой возможности. В этом и кроется главная причина конфликтов.

Мы досадуем на ситуацию, а срываемся на близких.

Я старше. И я мужчина. Потому ссоры всегда провоцирует Любимая. Вполне понятно, что меня это задевает. И столь же закономерно, что я отношусь к этому с пониманием. Потому обычно конфликты только слегка рябят наши отношения, подобно ветру-верховке по водной глади.

Но однажды…

Если посмотреть на ту давнюю ситуацию объективно, то повода особого для душевного урагана не имелось. Но только где ж вы видели человека, который на конфликт смотрит объективно?.. Конфликт ведь случается между людьми, а потому непременно субъективен – с обеих сторон, между прочим.

Если бы человек умел посмотреть на ситуацию глазами второго участника конфликта, уверен, что чаще всего готовая разразиться эмоциональная гроза мгновенно и без последствий рассеивалась бы в душах.

…Я куда-то спешил, я не уделил должного внимания каким-то её словам, я что-то не то ответил… При этом я не проявил ни наплевательства, ни невнимания, ни какой бы то ни было словесной несдержанности… Поверьте – я просто куда-то спешил и, наверное, в свои слова недовложил души.

И в этом «куда-то» не оказалось места для моей Любимой. Потому что мы очень любим друг друга, но всё же живём каждый своей жизнью.

Изначальная ситуация не стоила выеденного яйца. Но буквально за несколько фраз она поставила наши отношения на грань краха. Какие резкости Любимая мне написала! По каким больным точкам ударила!..

Она дошла до самой грани. Кое-что из сказанного ею саднит в душе до сих пор. Но последнего шага, после которого уже не могло остаться шансов к примирению, она не совершила. В своих посланиях она не затронула интима.

И мы помирились. И мы вновь оказались всё в той же комнате с фривольными картинками на кирпичных стенах.

- Мне стыдно! – ластится Любимая.

Кто не допускал в общении с близкими ошибок, наверное, мог бы ей попенять. У меня язык не поворачивается.

- Что ты, родная!.. Это у меня чуткости не хватило…

Но это сейчас!

А тогда я сидел перед экраном монитора и тупо пялился в него, не в силах понять причину такой резкой отповеди. Равнодушные чёрные буковки сливались в слова-обличения, безжалостно попрекали меня, обвиняли меня, крушили всё самое дорогое, что имелось у меня.

Именно так: самое дорогое!

Я вдруг осознал своё одиночество. Я вдруг осознал, что никто и никогда не сможет мне заменить Любимую!

В постели – запросто! Довольно только номер набрать.

Но в душе – никому иному места просто нет!

Как потом рассказывала Любимая, она в тот день испытывала то же чувство. Вернее, не совсем то же. А если уж говорить ещё точнее, то совсем не то. Но очень внешне схожее.

Как женщина может больнее всего отомстить мужчине?.. Какая мысль ей приходит в голову первым делом, когда она сочтёт себя оскорблённой возлюбленным?.. Вот-вот, и я о том же!

Ей ведь тоже довольно было только ткнуть в кнопки своего «мобильника» и сказать только два слова: «Я согласна!».

Я ведь знаю своего соперника – это куда более богатый и успешный мужчина, чем я. Он давно домогается моей Любимой. На мой взгляд, не вполне достойными методами. Но все ли придерживаются в домогательствах строгой этики и джентльменского такта?.. Домогательство уже само по себе шаг за грань той самой строгой этики! Хотя, на мой взгляд, и в этом деле нормы должны существовать.

Данный мой соперник так не считает.

Быть может, как-нибудь я расскажу и о нём.

- Я не смогла, – продолжает откровенничать Любимая. – Мне никто не нужен кроме тебя!

Мы оба в тот недобрый день подумали об одном и том же. Но чувства нашим мыслям воспротивились.

И на следующее утро я получил письмо, в котором разглядел предложение к перемирию.

Длился конфликт дня три. Мне было очень плохо.

Однако я так и не позвонил никому из тех, которые бы меня с удовольствием утешили. Спеленала Любимая, стреножила, опутала сладкими клейкими путами!.. Мне никто уже не нужен кроме неё!

Такого у меня ещё не бывало!

Что это? Любовь?.. Или возраст?..

Какая, по большому счёту, разница?..

И хватит о ссорах. Во всяком случае, пока!

 

***

Страницей выше я написал, что найти замену Любимой в постель – это запросто. Ой ли?

В том-то и дело, что ведь не позвонил же! И даже не потому, что сознательно решил хранить ей верность! Вовсе нет! Просто потому, что не представляю кого-то другого рядом.

Верность любовнице! С ума сойти!..

А если верность Любимой?.. Совсем другое дело!

 

***

Символ учительства – пеликан. Почему так – не знаю.

- И я не знаю, – признаётся Любимая.

Мы пытаемся вместе придумать объяснение. Не получается. Но особо по этому поводу не заморачиваемся. Попутно мимоходом вспоминаем героя с таким именем из оперетты «Принцесса цирка» (или «Мистер Икс» – как правильно произведение называлось изначально?).

Переходим на символы вообще.

И на символы войны в частности.

Нет, война не занимает в наших разговорах центральное место. Но всё же возникает регулярно.

В моём представлении символов у неё – несколько. И ни одного из них нет патетически героического. Символ героизма, символ самопожертвования, символ стойкости, символ Солдата… По каждому пункту могу легко привести пример из своей боевой биографии.

Но в целом суть войны отображается в образах, бесконечно далёких от романтизма…

…Как-то под Орехово в Чечне мы прорвались на боевой машине к нашему подразделению, которое понесло потери. Требовалось вывезти из опасного района раненых.

Совсем неподалёку гремел бой, а тут, в низинке за пригорком, словно сформировался тихий микромирок, будто где-то рядом не рвались снаряды…

На земле лежал совсем молоденький мальчишка.

Я не люблю, когда солдат называют мальчиками. Они не мальчики, а именно солдаты. Однако в тот момент, когда я смотрел на того убитого, первое, что бросилось в глаза – это его молодость. Детскость!

На его щеках не проглядывалось столь привычной для мёртвых тел щетины – кто знает, начал ли он вообще бриться?.. Глаза мирно закрыты, верхняя губа приподнята, обнажая зубы… Вот и всё, что я запомнил.

Да, ещё руки, уже связанные, для удобства транспортировки, скрученным в лохматый жгут белым бинтом. Завязанным выглядевшим как-то не слишком уместно бантиком. Руки серые, со ссадинами на костяшках, с чёрным под ногтями… Уже неживые…

Рядом сложены вещи, которые достали из карманов мёртвого мальчишки. Да какие там вещи!.. Военный билет. Недописанное письмо. Недогрызенный чёрный солдатский сухарь… Ещё какая-то мелочь… Всё!

Вот этот убитый в бою молоденький солдат, в моём представлении, – один из самых ужасных символов войны. Недописанное письмо, недогрызенный сухарь… Всё недо- в его короткой, по сути, ещё несостоявшейся жизни.

Что он видел в свои девятнадцать лет?.. Что успел испытать настолько прекрасного, что некто там, Наверху, счёл, что эту жизнь можно пресечь?.. Что он познал, чтобы где-то в Кремле и на Арбатской площади решили, что его следует отправить на войну?!.

Я смотрел на это лежащее передо мной тело, и думал.

Успел ли он влюбиться, этот мальчишка?.. Успел ли он научиться целоваться – по-настоящему, чтобы у обоих голова кругом?.. Успел ли он побывать в постели с женщиной?..

Передо мной лежало мёртвое тело, и ему уже было всё равно, а меня почему-то занимал этот вопрос: хоть раз это холодеющее тело оказалось согретым женским теплом?..

По сути, у него ещё ничего не могло оказаться в прошлом. И вот уже ничего нет в будущем!

И опять мы упираемся в ту же геополитику. В далёком кремлёвском кабинете, в другом высоком кабинете на Арбатской площади новоявленные скоропалительные политики и министры приняли решение начать войнушку – и вот он лежит передо мной, результат того решения.

Рядовая щепка локального российского лесоповала. Статистическая единица безвозвратных потерь в одной сводке. Единичка в отчётности об использованных цинковых гробах. Единичка в отчётности о перевезённых ящиках «груза 200» в службе Военных сообщений…

И так – вплоть до диалога в военкомате:

- Слышь-ка, Пётр Петрович, сходи к Анне Ивановне, сообщи, что у неё сына в «цинке» привезли!..

- Да я в прошлый раз ходил, к Марье Семёновне!.. Пусть в этот раз Степан Степанович сходит, его очередь!

- Ну, пусть сходит он… Только поскорее, чтобы «двухсотый» за нами не числился… Ты не знаешь, как вчера наши сыграли?..

Кто смотрел фильм «Честь имею!», вспомните фрагмент, когда два офицера несут матери погибшего солдата «похоронку». Он длится, этот эпизод, всего пару минут. Но никогда ни в одной кинокартине я не видел более пронзительно отображённой подобной сцены.

…Он лежал передо мной на земле, этот мальчишка. И сколько их лежало вот так же, по всей территории Чечни!..

Скажу даже больше: этому пареньку ещё повезло! Как ни кощунственно это звучит. Он просто убит в бою, убит сразу и наповал, и тело его осталось у своих, и не обгорел он до неузнаваемости, и не разметало его фугасом, так что перед похоронами мать сможет в последний раз взглянуть на родные черты… И документы остались при нём, так что тело отправят родителям, а не заморозят в рефрижераторе на неопределённые времена, не зная, как поступить дальше… И на могилке его на родине установят привычную пирамидку с надписью «погиб, мол, при выполнении служебного долга», а не гранитную плитку на подмосковном Богородском кладбище «Неизвестный солдат»… И не оказался он в лютом плену, не подвергался жутким мукам, не принял смерть как избавление от них, и не закопан неведомо где, пополнив тем самым самый скорбный из списков войны – без вести пропавших…

Не всем в Чечне даровалась такая смерть.

Точного числа, сколько их погибло в той бойне, таких вот парнишек, не назовёт никто. Даже в совершенно засекреченных сводках, которые хранятся за семью печатями, – убеждён! – нет полной точности. В «небесной канцелярии» – может быть, но в грешном нашем мире не то что доподлинных списков погибших ребят не существует, даже просто количество нигде не указано!

Зато доподлинно известно, что на войне погибают непременно здоровые и сильные ребята.

Когда говорят, что в бою погибают лучшие, я с этим не согласен. Не совсем это так. Далеко не всегда так. Хотя бы потому, что если следовать такой прямолинейной логике, получается, что возвращаются с войны только те, кого к числу лучших не отнесёшь. Поверьте мне, повидавшему всякое: и гибнут далеко не всегда лучшие, и возвращаются без единой царапинки не всегда их антиподы. Тут скорее действует принцип «повезло – не повезло».

Но вот то, что на войну попадают чаще всего сильные и здоровые, и только те из них, кто от войны не уклонялся, – это факт.

Это наш генофонд! Звучит канцелярски казённо, но по сути-то это верно! От мужчин, способных пройти войну, рождаются самые жизнеспособные и жизнелюбивые дети. Могут родиться. А вот родятся ли – зависит от тех, по воле кого начинаются войны. И кто своих-то собственных детишек взращивает как раз для продления рода, какой бы тухлой ни выгнивала в них наследственность.

Политики и генералы, которые сначала развалили страну, а потом развязали ту войну, нанесли удар по русской нации. Мы и так не можем оправиться от великого истребления периода Великой Отечественной. А тут ещё и эта внутренняя кровопролитная война…

Тут не изящные ножнички богини Атропы обрезают нити судьбы – тут широко гуляет по живой ниве коса более привычного нам образа костлявой старухи в чёрном балахоне!

Передо мной лежало не просто тело солдата – несостоявшееся будущее моей страны, моего народа! Он лежал один, но тут же покоились все неродившиеся граждане нашей страны его оборванного пулей рода. И в этом отношении он стал символической точкой в протянувшейся из глубины веков одной только цепочки, совокупность которых составляет наш этнос.

И много ещё чего олицетворял он, этот убитый под Орехово простой парнишка, имени которого я не запомнил.

…Оплакивала того паренька и повариха батальона. Тоже своего рода символ войны.

Как мне рассказали, её никто не мобилизовал сюда, её даже пытались отговорить отправляться в зону боевых действий. А она уже давно добровольно следовала с подразделением. Работала бесплатно. Просто она хотела, чтобы эти мальчишки хорошо питались.

Женщина на войне… Это огромная тема. И очень непростая. И сами женщины на войне встречались разные, и отношение к ним неоднозначное… И вообще, я об этом если и поговорю, то позже.

Сейчас же – только об одном. Увиденная повариха в тот момент олицетворяла скорбь всех женщин не первой уже молодости, оплакивающих парнишку, который годится ей в сыновья.

Только женщина способна искренне оплакивать чужого сына, как своего собственного. Словно она оплакивает тем самым одно лишь предположение, что это мог бы быть её ребёнок.

…Между тем санитары сноровисто загрузили внутрь боевой машины несколько раненых. Носилки с убитым взгромоздили на броню сверху, прикрутили их проволокой к каким-то скобам…

И мы помчались обратно, к вертолётной площадке. Путь некоторое время пролегал по открытой местности, по тяжёлой густо напитанной водой почве – двигатели машины натужно выли, из-под гусениц летели ошмётки дёрна и жирного чернозёма.

Я написал «мчались»… Это не совсем верно. Действительно мчаться по такой почве не получится. Мы ехали на предельно возможной скорости. Однако, как ни говори, для эвакуации раненых, тем более, по пространству, хорошо просматривавшемуся со стороны противника, скорость желательна была бы повыше.

Так или иначе, но мы проскочили-таки простреливаемый участок местности и, укрывшись за кучкой деревьев, оказались перед высокой, метра под три, насыпью, по которой проходила дорога.

Механику-водителю предстояло совершить непростой манёвр. Требовалось на скорости вскарабкаться по высокому скату на ленту дороги и, оказавшись на гребне насыпи, тут же остановиться, чтобы сходу не проскочить её и не скатиться с насыпи с другой стороны. Тем более, что в случае ошибки механика-водителя скатиться можно было в самом прямом и трагическом понимании слова!

Слева по дороге ехала легковая машина. Район, где клокотал бой, покидала семья: за рулём сидел мужчина, рядом с ним женщина, а на заднем сиденье к стеклу прилип, глядя на нас, парнишка лет семи.

Мы приостановились, пропуская «легковушку».

Мужчину я не разглядел и не запомнил. Женщина, молодая и красивая, сидела вся напряжённая, глядя прямо перед собой. Мальчишка таращился на нас, показывая средний палец. Машина с бегущими от войны местными жителями проехала. Наш механик-водитель поддал газу… Боевая машина взлетела на дорогу, приостановилась, повернула, притормозив одной гусеницей, налево, и помчалась к видневшемуся вдалеке медленно вращавшему несущий винт вертолёту.

Да, когда наша машина, высоко задрав нос, карабкалась по откосу, лопнула одна из проволок, удерживавших носилки с убитым. Мы вцепились в них – в носилки и в убитого, чтобы они не слетели с брони. Осознание того, что и сам мог в тот момент свалиться под гусеницу, пришло уже позднее – в тот момент, судя по множеству вцепившихся в павшего рук, мы все подумали о том, чтобы не дать соскользнуть носилкам. Мне в кулак попала штанина убитого парнишки, и я сжимал материю, стараясь даже сквозь неё не касаться мёртвого тела.

Мы мчались в сторону трескотни боя. Я смотрел назад и видел удаляющийся автомобиль с беженцами.

Вряд ли я мог тогда предположить, что та мимолётная встреча двух машин – легковой и боевой – настолько западёт мне в память.

Идёт война, клокочет бой… По самому факту национальной принадлежности мы вроде как являемся врагами – солдаты федеральных сил и трое чеченцев в автомобиле. И они, убегающие, в принципе, могли ожидать от нас чего угодно. Нет, не в принципе – теоретически!

На войне, в бою законы суровые. Легковую машину могли остановить для выяснения, кто это разъезжает по тылам нашей группировки; мужчину могли и задержать «для выяснения». Машину могли расстрелять за тот же вызывающий жест мальчишки – и кто бы стал потом разбираться, кто и зачем это сделал?.. Ну а вариант «красивая молодая женщина из вражеского лагеря – и несколько голодных до баб молодых мужчин на войне» даже рассматривать не станем.

Нет сомнения, что эти, и десяток других самых ужасных предположений вертелись в голове у той чеченки, когда машина проезжала мимо нас. Она и взглянуть-то в нашу сторону боялась, опасаясь спровоцировать тем самым реализацию какого-то из своих страхов.

При этом она ведь не знала, не могла знать, что мы везём тело убитого нашего товарища, и несколько раненых! Если бы знала, наверное, паниковала бы куда сильнее! Ибо потребность отомстить – страшное в своей жестокости чувство.

Человек на войне – в нашем представлении человек прежде всего воюющий. Но вот есть же и такие, как та семья, то есть люди, которые не хотят воевать! Они не хотят ни убивать, ни умирать. Они хотят просто нормально жить. Спастись самим и спасти своего ребёнка.

Та убегающая от войны машина – тоже символ войны.

Но ведь в их глазах именно мы в тот момент олицетворяли силу, которая пришла в их аул разрушать и убивать! В тот момент они не думали о том, кто первый начал, и о глобальных закономерностях возникновения и развития военных конфликтов они тоже не размышляли. Они просто знали, что по населённому пункту, в котором они до того дня проживали, сейчас лупят «грады». И они проезжают мимо боевой машины, на броне которой разместились несколько вооружённых людей, перед которыми эти беглецы полностью беззащитны. Они, убегающие, понимали, что полностью в нашей власти, что мы сейчас можем с ними сделать всё что угодно.

Вооружённая сила с одной стороны – и полнейшая беззащитность с другой. Разве и это не символ войны?..

Но и это ещё не всё!

Попытаемся представить себе диаметрально противоположную ситуацию! Русская семья – мужчина, молодая красивая светлокожая женщина, мальчишка с вызывающе оттопыренным пальцем – проезжают на машине мимо группы вооружённых боевиков лагеря сепаратистов… Я не националист, я не расист, я не ксенофоб… Но почему-то сильно сомневаюсь, что в описанной гипотетической ситуации боевики лишь проводили бы машину с беглецами взглядами.

…Когда мы подъехали к вертолёту, на котором предстояло лететь в Ханкалу, неподалёку я увидел знакомую к тому времени фигуру. Историю этого человека мне уже рассказали. Она тоже весьма показательна, та история.

В составе федеральных сил в Чечне воевали несколько казачьих добровольческих подразделений. Одно из них действовало под Орехово, как раз в районе, где я оказался в той командировке.

Так случилось, что один казак чем-то крупно провинился. Не то украл что, не то ещё как-то запятнал себя… В общем, совершил поступок, который ему не простили его же товарищи-одностаничники.

Его осудили судом казачьей чести. Отобрали оружие. И прогнали на все четыре стороны. Ещё и оповестили всех вокруг, кто это такой и за что осуждён.

И куда деваться человеку?.. Ни в вертолёт, ни в какой иной транспорт его без соответствующих документов не брали, так что и выбраться из района боевых действий он не мог. А здесь от него все шарахались как от чумного… А уйти просто так – куда ж идти-то?!.

Вот и болтался он, неприкаянный, поблизости от отвернувшихся от него своих. Как-то питался… Наш человек ведь добр по сути своей, даже к отверженному. Особенно к отверженному!

В мирной жизни человек, от которого все отвернулись, как-то может прожить. В конце концов, перебраться в другое место и попытаться наладить жизнь по-новому. А вот каково стать изгоем на войне?!.

Я не знаю, не помню, что совершил тот расказаченный человек. И судьбу его дальнейшую не знаю. Но мне его по сей день жалко. Допускаю, что наказание было адекватным преступлению. И всё же изгойство – жуткий приговор.

…А ещё я помню самого первого увиденного убитого.

Это было ещё в Афганистане, под Гератом.

Афганец лежал посреди улицы, зажатой между глинобитными дувалами. Серые стены обочь, серая дорожная пыль, коричнево-серая рубаха, светло-серые нелепые складчатые шаровары… Серое закинутое к небу лицо. Засохшая лужица серой крови на земле…

И большущая зелёная муха, которая ползала по заросшему чёрным волосом рту убитого. Было жутко видеть, как она, эта летучая зелёная тварь беспрепятственно семенит лапками по серым губам и перебирается на белеющие между ними зубы.

…У войны много символов.

И ни одного нет возвышенно романтического.

- Какая прекрасная смерть! – сказал Наполеон, глядя на лежащего князя Андрея со знаменем в руке.

Не знаю, не знаю… Я на войнах видел немало смертей. И ни об одной не могу сказать, что она прекрасна.

 

***

Каждое живое существо проживает в своём мире.

Этот мир требует от его обитателя соблюдения некоторого количества функций. При этом имеется минимальный комплект этих самых функций, обязательная, так сказать, программа; и существует комплект расширенный – в принципе, это можно и не делать, но очень даже желательно бы.

Но главное заключается в том, что границы этого мира у каждого существа не очерчены наглухо, они абсолютно открытые, они легко проницаемые. Причём, в обе стороны.

Закавыка состоит в том, пожелает ли данное конкретное живое существо выходить за пределы обозначенных лично для него границ или нет. А равно, чьё постороннее присутствие на этой суверенной территории собственного мирка желательно, с чьим можно как-то смириться, ну а от кого очень хочется избавиться.

Всё сказанное выше относится ко всем живым существам. Начиная от наипростейшего вируса и вплоть до homo, понимаешь ли, sapiens. Только в животном мире пределы такого персонального мирка определяют законы биологические, а в мире людей главенствуют законы социальные.

Да-да, я понимаю и принимаю возражение, что у высших животных имеются зачатки общественного устройства, в то время как на жизнь человека в немалой степени влияет и природа… Всё так, но я сейчас о доминанте, а частности оставим пока за скобками.

Итак, человек в свете затронутого вопроса.

Вот границы моего персонального мира в минимальном обозрении. Я – член семьи, и на мне в этой связи лежат некоторые обязанности перед домашними, которые требуется выполнять. В частности, я обязан пополнять семейный бюджет. В связи с этим я являюсь членом трудового коллектива и участником трудовых взаимоотношений, и в данном контексте также выполняю некий минимум обязанностей. Ну и плюс некоторые взаимоотношения с государством и различными государственными и муниципальными структурами.

Всё, минимальный круг обозначен. Манкировать своими функциями внутри его уже не получится, во всяком случае, без возникновения неприятностей – в семье и на работе.

Теперь рассмотрим круг расширенный. Обязанности в котором выполнять уже не обязательно, но всё ж таки желательно.

Например, на работе я могу проявлять инициативу в выполнении своих обязанностей. Как участник боевых действий я могу принимать участие в деятельности ветеранских структур. Как писатель могу посещать некое творческое объёдинение или творческие мероприятия… Что-то делать в этой расширенной сфере или же напрочь её игнорировать – зависит исключительно от каких-то внутренних потребностей человека. Даже не потребностей, нет. Тут скорее можно вести речь о том, что внутреннее «Я» человека считает, что ТАК БУДЕТ ПРАВИЛЬНО.

Вот, к слову, для чего не мешало бы придумать определение! Ведь нередко случается, что каждый из нас испытывает это чувство, образующееся на границе потребности и желания: совершить что-то, что представляется, по моим личным представлениям, правильным, но почему требуется поступить именно так, объяснить кому-то постороннему уже не сможешь. То есть, каким словом обозначить это самое понятие ТАК БУДЕТ ПРАВИЛЬНО?..

Вот и я пока не придумал.

Но вернёмся к расширенному кругу совершаемых нами действий. Он есть у каждого человека. Абсолютно у каждого! По большому счёту, именно наличие его и выделяет человека из животной среды.

Что, друг мой, не поймёшь, куда это меня занесло?.. Да нет, всё по делу тут, сейчас объясню, о чём я.

Итак: у живого существа существует минимально необходимый круг обязанностей. Существует расширенный, когда человек испытывает потребность в выполнении неких функций помимо минимума.

Но есть ещё круг третий – самый непостижимый, самый непонятный, самый необъяснимый. Это стремление совершать некие поступки, которые абсолютно не нужны человеку с точки зрения здравого смысла.

Лев Гумилёв назвал это свойство человека пассионарностью. Только он вёл речь о ней с точки зрения этногенеза.

Я же веду речь о поступках, совершаемых ради любви!

К нему мы ещё вернёмся. А пока – ещё немножко о том, о чём речь шла чуточку выше.

Моя Любимая, во исполнение функций по первому, так сказать, списку, работает в некой организации. Во исполнение списка расширенного она организует и проводит там мероприятия, которые, по большому счёту, не входят в список её прямых функциональных обязанностей – просто она считает, что проводить их нужно, ибо это ПРАВИЛЬНО.

В этом мы с ней тоже совпадаем.

Иной раз начинаем выговариваться друг другу: мол, и зачем нам это нужно! За перевыполнение плана уже давно никто не платит. И начальство нынешнего поколения не больно-то торопится поощрить исполнителя за качественную работу – в идеальном случае старается отделаться грамотой.

Но вот нужно же зачем-то! Почему-то ведь хочется не просто выполнить свою оплачиваемую по трудовому соглашению работу, а сделать это качественно, творчески, с максимальной пользой! Зачем?!

Однако мы оба считаем, что миссия человека на земле состоит не только в том, чтобы обеспечить необходимым себя и своих близких, но хоть немного нужно тратить себя и на остальное человечество. Тратить не за деньги, не по обязанности, прописанной в трудовом договоре, а уже потому, что мы живём в мире людей, а не просто биологических особей.

Когда по линии писательского сообщества я езжу в какие-то командировки, всегда получаю много книг в подарок. Я обязательно все привожу их с собой. И обязательно помещаю информацию на служебном сайте о каждой.

В подобные командировки ездят многие мои коллеги по писательскому цеху. И книги им дарят, так же, как и мне. А то и побольше, потому что должности, которые они занимают, звучат более звонко. Однако мало кто из них привозит с собой такие провинциальные издания – как правило, оставляют за ненадобностью в гостиничном номере.

В определённой степени человека можно понять. Тащить такую тяжесть, да ещё и платить в самолёте за провоз лишних килограммов.

Но с другой…

Психология московского (да и не только московского) чиновника – штука всё же специфическая!

Я сам приехал в столицу из провинции. Не имею литературного образования. Если чего и добился на литературной ниве, так только своей головой, своей усидчивостью, но никак не за счёт административного ресурса.

Я прекрасно понимаю, что это такое – в какой-нибудь Тьмутаракани ждать ответа на отправленное произведение, и долго не получать ответа. А потом, дождавшись, вскрыть конверт и увидеть в нём формальную отписку. Я представляю, каково это – из глубинки пробиваться к публикации в центральном издании! Даже не представляю – на собственной шкуре испытал!

Когда доводится в каком-то селе, или в небольшом городке разговаривать с местными авторами, я представляю на их месте себя!.. И просто не могу выбросить книги, подаренные мне с искренней надеждой, какими бы слабыми я их ни считал. Потому что это было бы неправильно. Это было бы не по-человечески, а по-чиновничьему. Чиновником я становиться не хочу.

Такое моё трепетное отношение к творчеству провинциалов понимают не все. Далеко не все!

А Любимая – поддерживает!

Впрочем, я ведь не о том собирался писать, не о себе, сколь это ни приятно. Весь разговор я затеял для того, чтобы поговорить о том, что мы совершаем ради любви. Нет, не о подвигах пойдёт речь, не о самопожертвовании, не о чём-то киношно-возвышенном… О повседневности!

Моя Любимая с удовольствием ходит на мероприятия, на которые я её приглашаю с собой. Ей это интересно. Для неё это – тот самый третий круг жизненных потребностей, которые человек выполняет исключительно ради насыщения внутренней духовной неудовлетворённости.

Творческие вечера, вручение премий, встречи ветеранов, какие-то литературные чтения… Ей интересно всё, чем живу я, куда я хожу, чем занимаюсь.

Я её знакомлю со своими друзьями-приятелями, творческими людьми и знакомыми чиновниками, рассказываю, кто из них чем известен, или же просто кто чем мне импонирует…

А потом мы живо обсуждаем виденное-слышанное.

Её внутреннему «я» было тесно и душно в том окружении, в котором она пребывала до нашей встречи. Её потребности выше, шире, богаче, чем возможности для их реализации, которыми она обладала раньше.

Так сложилось, что я кардинально обогатил жизнь Любимой, когда ввёл её в свой мир.

А мне в этом мире без неё не хватало кого-то рядом.

Это ж счастье, когда в твоём мире рядом кто-то есть!

 

***

Как-то Любимая произнесла фразу, которая проняла меня до того, что я почувствовал, как в глазу защемила слёзная железа.

- А вдруг мы с тобой на том свете не сможем встретиться!..

Как расценить эти слова, как не высшее признание в любви?!.

 

***

Люди влюбляются не в реальных людей. Скорее – в образы, которые создают сами и сами же проецируют на конкретные личности. Разумеется, не создают искусственно – образы идеального спутника формируются в душе каждого из нас сами собой. Процесс знакомства с человеком – по сути, это примерка на него того самого сформировавшегося в душе образа.

Реальность с эталоном совпадает нечасто – если вообще такое случается. Разница только в том, что кто-то несовпадение того, о чём мечталось и что есть в реальности, воспринимает с пониманием, и корректирует собственное воображение. Другие же досадуют, что спутник не соответствует придумке.

 

***

Мы с Любимой много говорим о себе. В смысле, не каждый о себе лично, а о нас двоих. О нас двоих, как двуединой паре. О том, что нам хорошо вдвоём, что мы чувствуем и понимаем друг друга, взаимодополняем, что для нас обоих интересно…

Это только кажется, что разговор об этом может наскучить. Напротив, если людям интересно друг с другом, говорить об этом можно бесконечно.

В частности, мы делимся самым сокровенным – признаёмся друг другу в поступках, которых стыдимся, в ошибочных решениях, в нанесённых кому-то обидах… Исповедь священнику, конечно, хорошее дело, правильное, однако исповедь человеку, который желает облегчить твою душу не по обязанности, а по велению сердца – совсем иное.

Это ж счастье, когда есть кто-то, кому ты не боишься открыться в постыдном поступке!

Ведь куда проще и беспроблемнее поведать о своих грехах стороннему священнику и получить от него гарантированное прощение, чем повиниться перед близким и вымолить прощение у него!

Нет-нет, конечно, у каждого из нас, конечно же, имеется в душе уголок, закрытый даже для любящего взгляда. Полагаю, что у меня там складировано всякого больше, чем у Любимой – эту тему я уже затрагивал… Но это не принципиально – речь идёт не о количестве, а о самом факте. Я сейчас говорю о том, что мы между собой делимся многим сокровенным, о чём не рассказали бы никому другому.

Хотя бы уже потому, что редко встретишь человека, который тебя терпеливо выслушает, да к тому же ещё и постарается понять. Говорить легче, чем слушать – вне зависимости от того, имеется ли что сказать каждому!

Признаюсь: я очень дорожу таким доверием со стороны Любимой. Стараюсь сохранить его. Не обмануть её. И когда чувствую, что Любимая что-то недоговаривает, предпочитаю не давить. Хотя – чего уж там! – ох как царапает. Но – сдерживаюсь. Старательно помню про тот самый чуланчик в душе, закрытый для всех. Хотя и думаю, что у моей Любимой это не чуланчик, а всего лишь крохотная полочка, запертая даже не на замочек, а только на крючок.

Самообольщаюсь? Идеализирую? А хоть бы и так! Человек должен идеализировать Любимую. Не в смысле кому-то должен, не в смысле обязан, а просто это свойство любви, её проявление. Любить – значит идеализировать!

Сейчас я каждый свой поступок анализирую с точки зрения, а как его оценит Любимая?.. Едва не постоянно я ощущаю рядом её незримое присутствие. И когда чувствую, что мои мысли и действия ей не понравятся, ощущаю неловкость. И неважно при этом, узнает Любимая о них или нет.

- Я смотрю теперь на всё окружающее твоими глазами, – словно вторит моим мыслям Любимая.

Побывав в Третьяковке, делится:

- Раньше как-то не обращала внимания на картину «Всё в прошлом». А прочитала у тебя впечатления о картине – и остановилась возле неё… В самом деле, насколько художник глубоко передал образы!.. И вообще, насколько ощущается это запустение, это действительное настроение – всё, всё у них в прошлом: и у старух, и у дома, и у садика, и даже у собаки…

Надо ж, а я и забыл, что на полотне есть ещё и собака!..

 

***

…Как-то мы нежились всё в той же комнате, в которой уже провели немало счастливых часов. У Любимой заиграл телефон. Взглянув на определившийся номер, она отвечать не стала. И не сказала, кто звонил, как это делает обычно. Вполне понятна причина молчания: Любимая знала, что услышать имя звонившего мне будет неприятно, и при этом не захотела меня обманывать.

Звонок по мобильному телефону сейчас – обычное дело. Часто или нет – всё относительно, но каждому из нас приходится отвечать на звонки в присутствии друг друга. Случается, звонят и домашние, и приходится как-то выкручиваться из ситуации. Мы оба относимся к таким ситуациям с пониманием, и неловкость пытаемся сгладить ласками.

А тут…

За долгие годы наших отношений я уже неплохо научился её понимать. Я понял, кто звонил.

Думаю, что понял.

Я уже неоднократно писал о достоинствах моей Любимой. Самое главное следует подчеркнуть в данный момент – эти достоинства истинные, а не мнимые. Красивая и обаятельная, с тонким вкусом, умеет себя прекрасно вести в компании, может поддержать разговор о литературе, живописи, кино…

И что же: я – первый, кто оценил эти достоинства женщины?!. Да не смешите! Я ж прекрасно понимаю, что к ней не раз и не два подкатывали мужчины с пикантными предложениями. Иного просто быть не может!!

По моему мнению, просто не существует красивой женщины, к которой не пытались бы приставать мужчины. Разница состоит лишь в том, что каждая на подобные поползновения реагирует по-разному! Одна более или менее легко соглашается на постель, другая ограничивается кокетством, третья отсекает ухажёров напрочь… Понятно, что это только типовые характеристики – реально в этом деле сколько женщин, столько и моделей поведения.

Так вот, о том, который звонил…

В моём представлении, если мужчина напрашивается на интимные отношения к женщине, в том особого греха нет. Для мужчины это естественно. Принимать предложение или нет – женщина решает добровольно.

И вот ситуация. Довелось моей Любимой работать в некой организации. Тогдашний руководитель ей нравился. Как-то она даже проговорилась, что не исключает вероятности того, что у них с ним могло бы что-то сложиться.

Что, читатель, это противоречит всему, что я писал о Любимой раньше?.. Не совсем.

Приходится отвлечься от собственно рассказа о собственно ситуации и о своём сопернике.

Приходится повторяться и повторяться. Причин, по которым мужняя жена оказывается в постели с посторонним мужчиной, можно назвать не одну и не две. Но в данном случае проведём разделительную черту исключительно по единственному критерию: женщина изначально предрасположена к неверности, или же семейные отношения подвели её к таковой потребности. Заметьте: я не анализирую причины семейных проблем, не разбираю, кто в них повинен. Просто берём факт.

Итак, семейные отношения зашли в тупик. У женщины вызревает потребность иметь рядом мужчину, который её поймёт, который утешит, с которым хорошо в первую очередь душой, и только потом телом. Не просто самца в постель, а именно мужчину – рядом!

Любимая как-то призналась мне… И вот скажите, как можно не дорожить таким доверием к себе!..

Так вот, Любимая как-то призналась:

- Я очень любила смотреть по телевизору авторские программы… – она назвала фамилию ведущего – человека очень эрудированного и блестящего рассказчика. – У нас в семье случился очередной разлад… И я тогда подумала, что смогла бы влюбиться в такого человека, как тот ведущий – пусть он и некрасивый и старше…

Ей в повседневной жизни не хватало спутника, с которым ей было бы интересно! Ей было душно, её разум задыхался, её душе не хватало общения…

Она жаждала любить и быть любимой!

Именно в такой момент моя Любимая встретила меня.

Но при другом развитии ситуации, на моём месте мог оказаться и кто-то другой. Лучше или хуже – не принципиально. Главное, чтобы он более или менее подходил под сложившийся в её душе образ мужчины… Пусть не идеального, но отвечающего её потребностям.

Например, мог на моём месте оказаться тот самый её бывший начальник. Наверное, в нём она тоже разглядела черты, которые ей импонировали. Предполагаю, какие именно, но не стану останавливаться на них. Не хочется.

Не сомневаюсь, что какая-то другая на её месте вполне могла бы нас совмещать – технически сделать так было бы нетрудно. Однако Любимая – не из таких. Она – только моя.

И мужа, конечно, только сейчас не о нём речь.

Интимная связь между начальником и сотрудницей!.. Фу, как банально и пошло! Однако встречается постоянно. Вся разница только в том, связь эта искренняя с обеих сторон или же по расчёту. Или же вовсе по принуждению!.. Что, не бывает такого?.. Да сколько угодно!

Доводилось мне выслушивать такие истории, когда начальники похоти ради принуждали подчинённых к интиму. Кто-то соглашался на это… Ну почему же «кто-то»?.. Наверное, многие. Только статистики такой не имеется.

Тут – случай иной. Просто констатируем: при некотором развитии ситуации «служебный роман» вполне мог бы развиться. Но не случилось.

Возможно, лишь потому, что в жизни Любимой уже появился я. Слишком самонадеянно?.. По форме – да, но по сути так оно и есть.

А потом в той организации прошла волна сокращения, и моя Любимая подпала под этот маховик. Вполне возможно, в этом сыграла роль большая начальница из головного офиса, которая нежно патронировала моего соперника. И этот самый соперник подобострастно не отважился за подчинённую вступиться.

В принципе, до этого момента ситуация видится более или менее пристойной. Но дальше!..

Дальше бывший начальник начал доставать мою Любимую своими ухаживаниями… М-м-м… Не ухаживаниями, конечно! Домогательствами телефонными – вот точнее определение!

Человек, который не вступился за женщину в трудную минуту, который не помог ей в поисках работы, хотя вроде как имел таковую возможность, позднее, когда она самореализовалась на другом поприще без малейшей его помощи, воспылал к ней похотью! Как такое назвать?.. М-м-м… Поведение, не слишком красящее представителя мужского племени.

Об этом мне рассказала сама Любимая. Не рассказала – рассказывала! А потом заметила, что мне тема неприятна. И перестала говорить на эту тему. Некоторое время я этого не замечал.

А потом случился тот самый звонок, о котором я поведал чуть выше.

Отвечать она не стала. Смутилась. Кто звонил, не сказала…

Вывод я сделал закономерный.

Можно, конечно, предположить, что возле Любимой возник ещё кто-то, о ком я не знаю. Однако, как советовал Вильгельм Оккамский, о котором писал недавно умерший Умберто Эко в любимом моём романе «Имя розы», не следует без нужды умножать сущностей! Да и средневековый мудрец поэт Джон Донн (тот самый, который советовал философски относиться к вопросу, по ком звонит колокол) наставлял, по сути, о том же… Ну и последуем этим мудрым советам!

В конце концов, разве я веду речь исключительно о персоналии? Нет, конечно, именно о сущности – безликой (или бесконечно многоликой, что, в принципе, одно и то же), но столь для меня опасной!

Когда в семье у женщины разладилось, скорее всего, в постели у неё кто-то окажется. Вопрос только – кто.

В данном конкретном случае, какое счастье, что мы встретились с Любимой настолько своевременно!

Нет-нет, боже упаси, я не говорю о том, что у неё случился семейный разлад к счастью для меня – такой беды я не желаю никому и никогда! Но коль уж такое в её жизни произошло, я благодарен судьбе, что именно меня избрала Любимая из сонма мужчин, населяющих нашу планету!

Просто я признаю вероятность наличия у меня соперника. Пусть и потенциального. Пусть и гипотетического… Неважно.

Я люблю. И потому ревную. Это слишком взаимосвязано!

 

***

Показательный штришок…

Когда тот самый бывший начальник домогался Любимой, она рассказала об этом своей подруге.

- Да что тебе, жалко, что ли? – прагматично заметила подруга. – Если поможет устроиться на хорошую работу…

Ох уж эти мне подруги!..

 

***

…Вот ведь что поразительно! Насколько одни и те же факты разные люди трактуют по-разному!

Анализируя свою предыдущую жизнь, я в последнее время стал задумываться о том, что мне судьба в разное время выдала сколько-то существенных авансов. Но в какой сфере я могу сказать, что сумел воспользоваться полученными средствами достаточно рачительно?..

Вспомним библейскую притчу о том, кто как распорядился своим талантом!.. Пусть там шла речь о таланте финансовом, а в моём случае – в варианте жизненного потенциала.

Сегодня, на склоне лет, приходится признать, что, пожалуй, ни в одной. Практически во всех сферах я оставался просто середнячком. А на большее, выходит, оказался неспособным?..

Чего-то для полной самореализации мне не хватало везде.

Это я сам себе такой выношу вердикт.

А Любимая считает иначе.

- У тебя папа – простой армейский офицер. Без связей, без блата, без родни в Министерстве обороны… Сам ты в гарнизонах служил…

Что верно, то верно. Да, мой отец служил в Германии, в Белоруссии, на Украине… Ну, Германия есть Германия, там каждый городок являлся замечательным местом службы. А Веймар никак захолустьем не назовёшь. И украинский Житомир – далеко не самое худшее место в Союзе: в советские времена в нём насчитывалось тысяч 300 жителей.

В целом у папы служба складывалась более или менее благополучно и протекала в нормальных местах.

Вывод из этого следует соответствующий: пользовался Стародымов Александр Васильевич авторитетом у командования. Однако это можно утверждать на уровне дивизии, армии, гарнизона. Но никак не Министерства обороны или Вооружённых сил в целом. Таких просто добросовестных служак в Советской армии имелось превеликое множество.

По большому счёту, объективно говоря, по служебной лестнице мой отец поднялся довольно высоко – окончив обыкновенную сельскую школу и среднее военное училище (на армейской жаргоне «вроде учился»), он уволился в запас в звании подполковника с должности начальника связи артиллерийской бригады.

В принципе, я мог рассчитывать приблизительно на такую же карьеру – прокочевав по гарнизонам, осесть в конце концов на старости лет в каком-нибудь провинциальном городке.

Так оно поначалу и складывалось. Стройбат в Дальнем Подмосковье, мотострелковая дивизия в Каракумах, Афган, Ашхабад… Обычная служба рядового офицера, не имеющего некой протекции.

- И сколького сам достиг! – продолжает смазывать бальзамом нежности моё самолюбие Любимая. – Живёшь в Москве, член Союза писателей, три десятка изданных книг…

- Повезло… – не соглашаюсь. – Люди хорошие помогали…

- Хорошие люди плохим не помогают…

Конечно, от Любимой слушать такие слова приятно. Но на оценку, выставляемому самому себе, они кардинально не влияют.

Что и говорить: в какие-то моменты жизни мне и в самом деле встречались на пути люди, которые подсказывали верный поворот в судьбе. И если где-то там, в горней вышине, ведётся подсчёт добрых дел каждого человека, я лично ходатайствую, чтобы в соответствующие графы внесли отметки о них. Многих, довольно многих своих учителей, сослуживцев, даже просто знакомых я могу назвать со словами благодарности. Кого-то даже и не помню – но даже им благодарен!

Не могу удержаться от того, чтобы совершенно не к месту вспомнить одну историю.

По окончании военной академии я остался служить в Москве. И обязан был сдать служебную квартиру. Но самому-то где жить?!. Шли «лихие 90-е», и в законах царила полнейшая перепутаница старого и нового.

Академия подала на меня в суд – на выселение. И вдруг я получаю извещение, что суд состоялся в моё отсутствие, и постановил: иск удовлетворить, и меня выселить! Вполне естественно, я тут же отправился к судье с намерением устроить если не скандал, то серьёзное разбирательство. Во-первых, как посмели проводить заседание в моё отсутствие, а во-вторых, куда мне теперь деваться?..

Судья – грубоватая женщина по фамилии, если не ошибаюсь, Мишина – тут же пресекла мой повышенный тон. Довольно резко она разъяснила, что всё сделано для моего же блага: постановление о выселении вынесено, но дана отсрочка на год; зато теперь с этой бумажкой я могу идти к своему командованию и куда с большими основаниями требовать решения своей жилищной проблемы. По большому счёту, так оно и получилось: данное судебное решение и в самом деле активизировало процесс получения жилья.

Я не помню ни лица той судьи, ни её имени-отчества, ни, как видите, даже в фамилии сомневаюсь. Но благодарен ей по сей день – несмотря на неласковость её со мной обращения. Говорили, что впоследствии у неё как будто бы образовались серьёзные проблемы, что к ней возникли неприятные вопросы – нет-нет, никак не связанные со мной. Даже если это правда, пусть в число свидетелей защиты её на Высшем суде попадёт мой голос!

И таких людей, которые бескорыстно делали для меня добрые дела, встречалось немало.

Я не знаю, насколько моя теория, о которой хочу рассказать, имеет право на существование. Но считаю, что каждому человеку на период пребывания в нашем грешном мире даётся какой-то урок. Урок в стародавнем понимании этого слова – в смысле задание, миссия, потенциальная функция. В этом вроде как присутствует предопределённость судьбы. Однако в реализации этого урока человек обладает полной свободой выбора. Более того: поскольку изначально он не знает, в чём состоит его миссия, ему предстоит её найти.

Найти свою тропу в этой жизни – в этом состоит первая, изначальная задача человека. Нашёл свою тропу – жизнь состоялась. Нет – ничего в жизни не добьёшься, и виноват в том будешь только сам.

В этих поисках человеку непременно даётся множество подсказок, ставятся соответствующие указатели, встречаются регулировщики… Правда, тут же, рядом, оказываются и люди и силы, которые отвлекают человека на второстепенное, как говорят в народе, сбивают с пути истинного.

Спросите, а каков механизм этого всего запутанного целеуказания? Не знаю, поинтересуйтесь чем полегче. Но то, что единственная своя тропа у человека имеется, в том не сомневаюсь.

Нашёл свою тропу – и пойдёт у тебя жизнь, сложится. Нет – не будет у тебя в жизни пути.

И сказали мне: эта прямая дорога приведёт тебя к океану страданий. И свернул я с неё. И с тех пор тянутся передо мной кривые глухие тропки.

Это из какой-то книги братьев Стругацких. Цитата по памяти, потому и не закавычил. Я так понял это высказывание, что ключевое понятие тут не «океан страданий», а «прямая дорога». Человек, отвергший прямую дорогу, обречён на глухие тропы. Это – по мнению Стругацких (и автора цитаты, если мысль высказал кто-то до них). Я не уверен в абсолютной верности данной максимы, но что-то в ней есть, согласитесь!

Для меня такой жизненной дорогой стало писательство.

Жизненная дорога прямая да гладкая стелется только в сказке, да в воображаемом представлении о философском устройстве мира. На практике, и на самом правильном и праведном пути постоянно встречаются и ухабы, и рытвины, и соблазны на обочинах, и яркие «заманухи» на уводящих в неведомое ответвлениях…

И всегда ли определишь – верный путь перед тобой, или мираж?

…Как-то разговаривал я с одним большим военным начальником.

- В жизни не нужно сомневаться, – безапелляционно высказал он своё кредо. – Нужно взвесить все исходные данные, принять правильное решение – и всё будет в порядке.

Он так и сказал – «принять правильное решение»! И мне стало очень жаль его подчинённых, ибо у таких начальников имеется только единственное правильное решение: его собственное. Несчастный человек тот из находящихся в зависимости от него, кто осмелится иметь собственное мнение, отличное от барского… Пардон, от руководящего…

С другой стороны, если человек обладает силой не следовать послушно по дороге, предписанной судьбой, а прокладывать свою собственную – быть может, это не так и плохо?.. Послушно следовать предписанным кем-то путём, конечно, спокойнее и комфортнее, но добьёшься ли в жизни чего-то значимого?..

По дороге ещё можно добраться до перевала; но чтобы вскарабкаться на вершину, нужно с дороги свернуть!

Я много спотыкался на своём жизненном пути, увязал на заболоченных участках, покупался на «заманухи», соблазнялся аппетитно выглядевшими соблазнами, расслаблялся на спокойных участках… В какие-то моменты оказывался вроде как в тупике, в безвыходной ситуации…

Но каждый раз рядом оказывался кто-то, кто протягивал руку, и подсказывал верную дорогу.

Кто знает, по всей видимости, этими подсказками я воспользовался не в должной мере.

Вот начал сейчас набирать текст: первым, мол, на этом пути мне встретился Толик Королёв… А потом запнулся. Неправильно это.

Где начало того конца, которым оканчивается начало? – спросил некогда триединый Козьма Прутков. И в этом кажущемся нагромождении слов – глубочайший смысл!

Я не беру сейчас родителей, которые дали мне самое главное – жизнь! Они заложили в меня (или это провидение вложило через их посредство) само стремление к писательству, изначальную способность к нему! Пусть не талант, пусть предрасположенность! И низкий им поклон за то.

А бабушка моя, Лобач Елена Игнатьевна, которая словно бы подталкивала меня к творчеству! А дядья мои – Алик и Валерий, которые поддерживали мои первые попытки писать! А учителя мои, в том числе Кацман Исай Иосифович, благодаря которому я поверил, что и в самом деле имеется у меня в этом деле некоторый потенциал!.. А Саша Головченко, друг мой училищный, жёсткий и благожелательный (или благожелательный, но жёсткий) критик моих первых творческих потуг?..

А Толик…

Если бы я вдруг надумал писать что-то мистическое или фэнтезийное на данную тему…

Погоди, а почему бы и не попробовать?!.

 

***

И вот сидит моя Судьба перед экраном судьбовизора, и досадует.

Наблюдает, как я, будучи ещё совсем юным курсантом военного училища, пишу свои первые заметки, которые охотно публикуют в нашей многотиражке, в газете Киевского военного округа, в донецких изданиях…

- Ну же! – старается разбудоражить меня Судьба. – Это ж твой урок – писательство, пробивайся по этому пути!..

Нет, не понимаю я намёков! Никак не пытаюсь решить вопрос, чтобы меня направили служить не замполитом роты, как полагается по распределению, а по линии военных СМИ. Нельзя сказать, что это было распространено, однако прецеденты случались. Но я и не пытаюсь!

Я-то учусь в Донецком высшем военно-политическом училище на факультете инженерных войск. А для подготовки военных журналистов существует Львовское училище! И «львовяне» всегда не особо жаловали своих коллег, пришедших в профессию, как они выражались, «от сохи».

…А вот служу я уже в стройбате, строю санаторий «Русь» – ныне это Центр восстановительной терапии ветеранов войн им. Михаила Лиходея. Так, изредка пописываю в местные газеты, но не активно – рутина засасывает. Да и смысла особого в том не вижу – служба в глухом лесу, быть может, ещё располагает к писательству, но никак не к журналистике!

Опять же, квартиру дали, сын родился… До того ль в тихой заштатной Рузе-городке?..

- Нет, выдёргивать его нужно! – решает, наконец, вмешаться Судьба, убедившись, что её подопечный, сиречь я, не чешется. – Совсем закиснет он в среде военных строителей!..

- А что ты имеешь против военных строителей? – обиженно отзывается её коллега – Судьба кого-нибудь из моих сослуживцев. Того же Виктора Торенника, например, просто рождённого для стези офицера строительных войск. – Посмотри, какое важное дело делают!..

- Да не спорю я, – благодушно соглашается моя покровительница. – Только у моего подшефного урок иной.

С этим аргументом никто не спорит. Судьба каждого человека озабочена тем, чтобы максимально реализовать заложенный в её носителе потенциал. Нереализованная Судьба попросту закисает – а кому это приятно, живьём киснуть?..

И вот получаю я приказ оставить строительные войска и ехать в Туркестан, и далее в Афган. И поехал бы я «за речку», в славную 201-ю дивизию, замполитом ремроты, если не ошибаюсь…

- Хватит! – решает более активно вмешаться моя Судьба. И спрашивает у коллег: – Девочки, кто поможет?..

Откликается добрая, всегда готовая посодействовать благому делу Судьба Толика Королёва.

Мы с Толиком учились в училище вместе. Он был спортсмен, борец, за сборную училища выступал – с изломанными ушами и неизменной благожелательной улыбкой на лице. Во всяком случае, именно таким я его помню.

И вот уже идёт Анатолий по коридору отдела кадров Политуправления Туркестанского военного округа. И случайно становится свидетелем разговора двух кадровиков – такие случайности может подстроить только очень нацеленная на результат судьба. Один другому жалуется, что не может закрыть вакансию корреспондента дивизионной газеты – ни один пишущий профессионал не желает ехать в забытый всеми богами отдалённый гарнизон.

- Ну же!.. – восклицает моя Судьба, заглядывая в экран из-за плеча своей подруги. – Ну!..

И услышал Анатолий этот возглас!

Сколько угодно людей, услышав подобный разговор, просто продолжили бы свой путь. И только Анатолий поступил иначе.

- Вы ищете журналиста, а он вон он – в ремроту направляют! – сообщил старший лейтенант Королёв двум полковникам из отдела кадров.

И провернулись где-то шестерёнки, переводя рельсы прохождения моей службы на иной магистральный путь. Некий служитель богини Лахесы переложил папку с моим личным делом из одной стопки в другую, исправив по пути шифр на обложке и поставив галочку в соответствующей клеточке пустографки – мол, вакансия заполнена… Да и думать забыл об этом.

- Спасибо, подруга! – моя Судьба благодарно потрепала по плечу Судьбу Анатолия.

- Сочтёмся! – отозвалась та.

Однако и над Судьбами есть начальство!

И развели их в разных направлениях, и не довелось нам встретиться больше так, чтобы я смог его отблагодарить, никогда!

А я уже ехал в разбитом и разболтанном поезде «Ташкент–Красноводск» вместе с группой других офицеров, получивших распределение в Туркмению: кто в Кушку, кто в Мары, а кто, как я, в Кизыл-Арват.

Помню, ох как сильно задела меня тогда реплика одного из таких же офицеров, как я: мол, согласился ехать в каракумскую Тьмутаракань потому, что побоялся отправиться в Афганистан! Никогда не боялся я ехать «на войну», никогда! И на журналистику я согласился по единственной причине: видел именно в ней свою судьбу!

Тем более, отпущенные на мой век войны я всё равно в конце концов прошёл, никуда от них не делся!

В редакции многотиражной газеты «Красное знамя» 58-й мотострелковой дивизии, дислоцировавшейся в Кизыл-Арвате, мне довелось прослужить почти пять лет. Всё там было – и хорошее, и плохое…

Но именно там я прошёл первичное становление журналиста. Именно там я понял, что именно для писательства я пришёл в этот мир.

Однако моя Судьба, по всей видимости, в какой-то момент засомневалась: а на правильный ли путь меня вывела?.. Или там, в сферах, где сучится нить нашей жизни, полагается время от времени устраивать такие проверки?.. А то мои покровители отвлеклись куда-то, и вмешался кто-то посторонний… Наверное ж и в высших сферах существуют свои нестыковки, плетутся некие интриги…

Только как-то вдруг определяют меня на повышение – замполитом отдельного артиллерийского дивизиона. Сначала месяца на три, а потом и насовсем оставляют… Серьёзное повышение!

Замерла у своего судьбовизора моя Судьба. Открылись перед ней две равнозначные дороги. И уже не от неё, не от Судьбы в тот миг зависел я – она в полной мере зависела от моего решения!

Когда говорят о предрешённости протекания жизни человека, о том, что всё в жизни предначертано в момент рождения каждого из нас, я вспоминаю те несколько дней, в течение которых колебался в выборе в далёком 83-м году. Скажи я «Согласен!» – и покатилась бы моя жизнь по другой колее. Где был бы я сейчас, чем бы занимался? – никто не ответит!.. Но я сказал «Не хочу!» – и тем самым сам окончательно определил дальнейший путь, путь журналистики.

В жизни нередко случается, что каждое последующее наше действие является в значительной степени результатом сложившейся к тому времени обстановки. Эффект домино в реальной жизни играет огромную роль!.. Просто мы далеко не всегда в силах разглядеть закономерности в окружающем нас кажущемся броуновском движении неисчислимого количества факторов. Между тем, судьба некими внешними сторонними воздействиями подталкивает нас к тому или иному решению.

Однако случается, хотя и редко, и так, как я рассказал: когда решение зависит исключительно от тебя.

Ох, как же давили на меня домашние, родители!.. Все считали, что я допускаю ошибку.

Но я принял решение. Там, Наверху, перевели стрелку… И всё – обратного пути больше не стало.

Потом в какие-то моменты мне подсказывали верный поворот Олег Бедула, Олег Исмагилов, Вершинин (запамятовал его имя)…

А потом случился 94-й год. Мой выпуск из академии. И поступок покойного ныне уже Геннадия Петровича Лисенкова. Папы Лиса, как мы его называли за глаза. Вечная и добрая тебе память, дорогой Геннадий! Я и мои близкие никогда не забудем то добро, которое ты для нас сделал!

Что есть выпуск из академии, по тому варианту изложения, который я избрал для данной главы? Это хаотичное нагромождение путей, стрелок, разбегающихся в разные стороны рельсов. Мы сидим в классе, или пьём пиво, или общаемся с людьми, которые обещают нам устроить судьбу… А кое-кто из нас просиживал в казино… Однако это только видимая часть жизни физических тел. На самом деле, наша дальнейшая судьба вершилась в совершенно иных отсеках человеческого бытия.

Кто-то из нас заблаговременно сделал верный выбор, и последовательно и целенаправленно двигался в однажды избранном направлении. Кто-то исходил из установки «коль довелось оказаться в Москве, то хоть оторвусь по полной!». Кто-то чисто по-нашему полагался на «авось». Ну а кто-то, подобно мне, сделал ошибочную ставку, поставил не на тех людей…

И теперь – без юмора.

Я не знаю, каким образом там, Наверху, выстраивается наша дальнейшая судьба. Но без вмешательства некой могущественной силы в моей Судьбе не обошлось. И спасибо за то Мирозданью!

Я заранее сделал всё, что от меня зависело, чтобы по окончании академии оказаться в новорождённой на тот момент газете «Граница России». Однако для того, чтобы дело выгорело, требовалось написать бумагу, что жильё у меня имеется, и я, соответственно, в дальнейшем претендовать на таковое не стану. Расчёт был на то, что потом, когда я закреплюсь в столице, истинное положение дел вскроется, и никуда начальство не денется – матюкнётся, но квартиру выделит.

И надо же, Судьбе моей такой вариант не приглянулся. Она пожелала, чтобы всё у меня сложилось честно и по закону. Судьба зачеркнула «левый вариант». Автоматически из списка распределяющихся в Москву моя фамилия исчезла.

- Выручай! – попросила моя Судьба Судьбу Гены Лисенкова.

Поморщилась та, но просьбу выполнила.

И вот уже «папа Лис» уговаривает тогдашнего своего начальника, Главкома Военно-воздушных сил генерала Петра Дейнекина отправиться к Министру обороны России генералу Павлу Грачёву, чтобы тот подписал приказ о том, чтобы я таки служил в Москве.

Именно так, а не иначе! С подачи Геннадия Петровича мою судьбу решили лично генералы Дейнекин и Грачёв!

Скажите, друзья мои, быть может, существуют ещё какие слова благодарности человеку, которых я не знаю?.. Если есть, сообщите их мне, чтобы я добавил к тем, которые лелею по отношению к Геннадию Лисенкову в своей душе.

По мере возможности я со временем помог ему, воздал добром… Но это совсем другая история, и к данной теме не относится.

Покойся с миром, дорогой Геннадий Петрович! Пока я жив, в этом мире будет человек, помнящий сделанное тобой добро!

…- Это он тебя для меня оставил, – воркует Любимая.

А что? Выходит, что так!

 

***

И всё же: в чём заключается секрет жизненного успеха?

И с другой стороны: а что есть собственно жизненный успех? Ведь все мы в конечном итоге упокоимся, и не всё ли тогда будет равно, ваганьковская или митинская земля с глухим стуком просыплется на оргалит гробовой крышки, и какие слова выгравируют на памятнике…

Рассказывают, что на Николо-Архангельском кладбище в 90-е годы похоронили какого-то «авторитета» прямо в шикарном «мерседесе» со всеми на тот момент атрибутами «успешного человека». Пусть это всего лишь легенда – не в этом суть! Вопрос в другом: в чём принципиальная разница для человека, будет ли он покоиться в простой домовине или же, как вот в приведённом случае, дорогом авто?.. Является ли именно этот показатель критерием оценки успешности человека? И вспоминают ли сегодня «братки» того своего «коллегу»?..

Наверное, по данному вопросу ответов может оказаться бесконечно много. Их, эти ответы, без сомнения, можно систематизировать, обобщить, объединить в некие группы… Но всё же ответ – у каждого свой, персональный, уникальный и сугубо индивидуально-неповторимый.

Более того! Когда мы знакомимся с биографией успешного человека, то легко может вывести формулу его успеха. Правда, она, эта формула, существует в единственном экземпляре, она применима только один раз, и только к одной судьбе! Универсальной формулы успеха нет!

А вот почему другой человек этого успеха не достигает?.. Тут, думается, вариантов ответа куда меньше.

Чтобы достичь успеха, мало обладать некими объективными исходными данными для него. Мало даже их реализовать! Недостаточно даже какого-то исключительного везения! Даже совокупности этих трёх составляющих для достижения успеха недостаточно!

Для достижения успеха непременно необходимо уметь обратить на себя внимание, сосредоточить на себе внимание окружающих, суметь сделать так, чтобы ты оказался в самом эпицентре этого самого внимания! Ты ли это сам сделаешь, или же другие за тебя – это не так и важно. Главное – чтобы именно так случилось!

Ты можешь оказаться самым выдающимся человеком в любой сфере деятельности. Но если ты останешься прозябать на периферии общественного интереса, шанс на то, что на тебя кто-то обратит внимание, ничтожно мал.

Ладно, чуть смягчу категоричность. Если ты гений, быть может, кто-то и обратит. Но если просто талант, однако станешь сиднем сидеть и ждать признания – не дождёшься! Кто за удачу борется, к тому она и клонится! Это я у Владимира Даля вычитал. И ведь правда это!

Для успеха не так важен собственно талант, не играет ключевой роли даже его реализация – ему больше по душе напористость, с которой талант (или по крайней мере способность) к нему стремится.

Одним из величайших художников современности я считаю недавно ушедшего из жизни Павла Рыженко. Однако для подлинного успеха ему чего-то не хватило. И под этим «чего-то» я подразумеваю вовсе не талант – тут-то как раз всё в порядке! Но пробивной силы, умения покрасоваться на экране, скандалезности, эпатажности – в общем, той самой способности привлечь к себе внимание, оказаться в точке пересечения лучей «юпитеров» общественного внимания, не хватило. И кто сегодня помнит это имя – Павел Рыженко?.. Только подлинные ценители исторического изобразительного искусства! А успех без внимания обывателя, увы, невозможен!

Вот ведь «раскрутили» в шедевр «Чёрный квадрат» – бессмысленный и бесталанный!

Талант нуждается в самореализации, это бесспорно. Но куда больше он нуждается в «раскрутке»!

Возьмём то же писательство – оно мне всё же ближе.

Что, я хуже пишу, чем многие из более известных коллег?.. Нет, не хуже. Но почему же у кого-то книги выходят, и часто, и немалыми тиражами, и известны они (и писатели, и книги)… А у меня же с этим как-то не очень… Что публикуется, проходит незаметно, ну а что-то из написанного так и лежит невостребованным грузом… В чём проблема?..

- Ты не такой наглый, – успокаивает Любимая. – Надо уметь пробиваться, расталкивать других… А ты не умеешь… За то и люблю…

Но, наверное, если бы я был более известен, нашей любви это не помешало бы?.. Известность порождает гордость за любимого, а любовь жаждет гордиться объектом, так сказать, своего обожания.

Между тем, Любимая приводит примеры из числа наших общих знакомых писателей. Кто успешности добился наглостью, пробивной способностью, умением решать литературные вопрос за счёт других качеств, за счёт использования административного ресурса.

Что тут скажешь?.. Любимая, несомненно, права. Когда чувствуешь свою в чём-то слабину, подобные увещевания слушать утешительно.

Однако потом мысли возвращаются на круги своя.

В другой раз, когда разговор опять заходит о том же, Любимая у меня осторожно спрашивает:

- Ну а выводы-то ты для себя какие делаешь?..

Я-то понимаю, на что она намекает! Любимая уже давно говорит, что мне нужно с моими темами, в первую очередь историческими, выходить на более высокий уровень. Например, принять участие в интернет-проекте «Универсариум». Или решить вопрос о выступлениях в каком-то вузе с лекциями по той же Смуте, например.

Наверное, она права. Даже не наверное, а совершенно определённо права. Но почему-то ж я этого не делаю! Почему?..

Например, потому, что не умею решать вопросы. Работать – сколько угодно! Выполнять поручения – запросто! Даже ставить задачи и руководить более или менее получается, хоть по духу я не руководитель. А вот та сфера деятельности, которая называется «решать вопросы» – тут у меня сплошная пробуксовка.

Я не умею просить. Я не умею раз за разом стучаться в дверь, которую не открывают. Я не умею возвращаться к двери, за которой мне уже раз отказали… Я не люблю напоминать о себе людям, которые что-то обещали сделать, но раз за разом отбрехиваются от выполнения взятых обязательств…

Чтобы пробиться на тот же «Универсариум», нужно выйти на организаторов проекта, нужно им доказывать, что предлагаемая мною тема заслуживает внимания, нужно специально готовить читабельный текст, нужно учить его, нужно подгонять под проект своё время… И ради чего?.. Что в результате на выходе?.. Стоят ли силы и время, которые пришлось бы затратить на реализацию моего выступления, полученных дивидендов?..

Не уверен.

Вспоминается такой эпизод года примерно 1993-го. Дело шло к окончанию академии, и все мы, выпускники, лихорадочно искали места службы, на котором хотели бы закрепиться.

В тот период я по делам регулярно встречался с Маратом Сыртлановым, моим добрым товарищем, с которым знакомы ещё с Туркестана, и который уже имел вес в журналистском мире столицы.

- А почему ты не просишь меня помочь тебе остаться в Москве? – как-то спросил он. – Знаешь, сколько людей ко мне обращались с такой просьбой?.. Уж тебе-то я бы помог!..

Ну, помог бы, или нет… Он всё же не всесилен… Попытался бы помочь – вот в этом я не сомневаюсь.

Но не это главное. Речь сейчас о том, что даже к друзьям я стараюсь не обращаться с просьбами без крайней на то нужды. Кто-то считает, что на то и существуют друзья, чтобы помогать решать проблемы. Я же считаю, что просьбы как раз разрушают дружбу, преобразуют их в деловые отношения, что с просьбами к друзьям следует обращаться как можно реже, в самом крайнем случае, когда иного варианта решения проблемы просто не существует. И то лишь если полагаю, что другу эта задача по силам, что для её выполнения ему не придётся сильно напрягаться.

Нет-нет, конечно, я понимаю, когда возникает некий форс-мажор, когда человека нужно спасать, тут всё понятно. Но я речь веду о простых жизненных ситуациях. Здесь я к друзьям обращаюсь только в крайнем случае.

…Я хороший исполнитель. Я неважный руководитель. И я совершенно не пробивной человек.

Итожу свою точку зрения: в творчестве необходимо быть пробивным. Понятно, что я имею в виду не собственно создание произведений, а его продвижение в массы. Тезис о том, что талант увидят и оценят вне зависимости от умения автора организовывать этот процесс, ошибочен. Как добро должно быть с кулаками, так и творчеству приходится быть пробивным. Добро без кулаков бессильно, творчество, не умеющее проторить себе путь к читателю (зрителю), обречено на забвенье!

Потомки оценят?.. Ну что ж, пусть оптимисты в это верят. Я к таковым не отношусь.

 

***

Ох, как же мне хочется подробнее рассказать о своей Любимой!

С какой нежностью я бы описал её внешность! А имею право лишь на то, чтобы отметить: она прекрасна. Она и в самом деле по-настоящему красива и обаятельна, и не только потому, что я на неё смотрю влюблёнными глазами.

Я люблю лохматить её волосы, люблю смотреться в её сияющие глаза, люблю её мягкие ласковые податливые губки… У неё всё прекрасно!

- Ты просто выточена под меня! – упоённо шепчу я ей в мгновения самой-самой ласки.

И ведь ни на йоту не грешу против истины!

Как бы я хотел рассказать, насколько мы близки интересами!

Как бы я хотел рассказать, насколько у нас схожи представления о том, что правильно в нашей жизни, а что нет!

Как бы я хотел рассказать, насколько упорна и целеустремлённа моя Любимая в реализации поставленных целей!

Как бы я хотел рассказать, насколько она бывает неуверенной, растерянной, подавленной, когда в какие-то моменты кажется, что всё идёт неправильно. Насколько она нуждается в поддержке, когда прижимается своим чудесным телом ко мне, и делится наболевшим…

Как бы я хотел рассказать, как именно и благодаря кому персонально мы с Любимой познакомились! Потому что это история действительно заслуживает того, чтобы о ней поведать!

Много чего я бы хотел рассказать о ней. Даже чуточку подбавить эротики в своих рассказах – потому она великолепна и как Любимая, и как любовница. И даже диву даёшься, что она до меня знала только одного мужчину.

Но вот именно поэтому я и не имею права на излишнюю откровенность. Даже не на излишнюю – на любую.

Любовь – не только ласки и нежность. Любовь – это к тому же ещё и забота. Прежде всего забота!

Забота и ответственность за того, кого любишь.

У Любимой есть муж. Есть дети. Есть родственники, друзья, знакомые… В глазах всех их она должна оставаться с незапятнанной репутацией. Потому и сдерживаю своё перо.

- Ты единственный, кто меня понимает, кому я могу поплакаться, кто меня поддержит…

И ограничимся этим.

И порассуждаем на отвлечённые темы.

 

 

Тетрадка девятая

 

Посмотрел фильм «Любовник» (наш, отечественный, с Янковским и Гармашем в главных ролях, режиссёр Валерий Тодоровский). Уже само название фильма заинтриговало. Ситуация-то, в общем-то, вроде как довольно распространённая, однако у каждого «треугольника» – неповторимая. Вот и любопытно: как там у других дело складывается?..

Что, читатель, не видел фильма?.. Рекомендую, рекомендую… Тогда для начала – предельно кратко сюжет.

Умирает (скоропостижно, мгновенно, на кухне, у плиты) относительно молодая ещё женщина. Остаётся её безутешный супруг (Олег Янковский) с сыном-юношей. Спустя несколько дней муж случайно находит письмо, которое его жена писала кому-то, да не успела закончить и, соответственно, отправить. Письмо, как нетрудно догадаться, любовнику.

Муж буквально в шоке. Он просто раздавлен, растоптан, шокирован… Он абсолютно верил жене, а оказалось, что у неё уже много лет имеется любовник. Имелся, уже имелся!..

И вот волею создателей фильма они встречаются – любовник (Сергей Гармаш) приходит к мужу (вдовцу!). Фильм – о запутанных взаимоотношениях этих двух мужчин. Они то дерутся, то вместе напиваются, люто ненавидят друг друга, но их тянет к общению…

Что обращает на себя внимание? Оказалось, что любовник гораздо больше и лучше осведомлён обо всём, что связано с умершей. Он в курсе её дел, знает, кто в коллективе симпатизировал ей, с кем у неё сложились непростые отношения. Он для неё совершал поступки, порой на грани разумного (а по некоторым намёкам догадываешься, что и переходящие за грань). Что же касается мужа, для него многое из повседневной жизни умершей становилось откровением.

Любовник знал о личной жизни возлюбленной почти всё – муж не знал почти ничего!

Любовник и в самом деле в полной мере жил жизнью и интересами своей Любимой. А муж не то чтобы оставался в стороне – но как-то слишком самоуглублён, что ли, больше занят своими делами… Они оба любят это женщину – любят искренне, всей душой. Но насколько разной она оказывается – это любовь! Для одного это смысл жизни, для другого – привычная составляющая повседневности. Для одного Любимая – та, ради которой надо жить, для другого – та, что всегда рядом. И что правильнее?.. Не возьмусь судить.

Я ведь сам одновременно и муж и любовник, а потому искренне понимаю обоих героев фильма!

За первым на мужа обрушивается новый сотрясающий удар. Вдруг выяснилось, что о наличии у неё связи на стороне знали абсолютно все окружающие. Друзья, подруги, родственники – все вокруг!.. Это потрясает мужа почти настолько же сильно, как и собственно факт её неверности.

Это ж общеизвестно: если мужчина узнает о неверности супруги, испытывает сильнейший удар по его самолюбию. Но если при этом выясняется, что о связи жены знают и окружающие – это удар куда более болезненный.

Рогатость – сама по себе штука препоганая. Но если о ней известно всем вокруг – трудно придумать что-то больнее для мужского Я.

Я далёк от намерения морализаторствовать. Жизнь – штука сложная, в ней не бывает двух одинаковых ситуаций. Схожих – сколько угодно, однако это лишь внешняя схожесть, ибо как неповторим внутренний мир каждого человека, так неповторимы взаимоотношения между ними. И чем больше личностей участвуют в данном конфликте, тем его уникальность усложняется.

Форма снежинки определяется всего лишь взаимным расположением в молекуле воды трёх элементов (один кислород плюс два водорода). Но сколько же возможно комбинаций на основе этого простейшего триединства. Так что уж говорить о мире людей, где взаимоотношения трёх человек определяются не простыми межатомарными валентными, а куда более сложными связями душевного влечения. И если добавить, что отношения между мужчиной и женщиной предполагают не только душевное, но и духовное, интеллектуальное, да и физиологическое влечение, то ситуация в мире людей становится ещё сложнее.

Так вот, не станем говорить о морали. Вернее, будем, конечно, но не сейчас. Сейчас – только о фильме.

Полнейшую растерянность мужа, который, узнав о неверности жены, мечется и совершает нелепые поступки, можно понять. То, что он опускается внешне, заговаривается на лекциях, оскорбляет женщин и вообще неврастенит (да позволится мне такой новояз), всё это также вполне можно понять и даже оправдать. Даже душевный мазохизм его пусть и вызывает некоторую брезгливость или, точнее, досадливость, но всё же по-человечески объясним.

В конце концов, можно понять и визит любовника к своему сопернику – он вроде как оправдывается желанием мужчины забрать предназначенное ему письмо. Хотя, думаю, тут причина глубже. У мужчины из-за этой любви к покойной не сложилась личная жизнь, не задалась служебная карьера, у него вся судьба из-за этой многолетней связи пошла наперекосяк… И вдруг любимая умерла – и теперь вся жизнь его потеряла смысл. Нет, не так, не жизнь сама по себе (тут я не берусь судить). Но оказалось, что все шаги, когда он от чего-то ранее отказывался, всё, что у него из-за этого не сложилось, все жертвы, которые он ради любимой приносил, – всё это оказалось напрасным. Многие годы его грело представление, что он отказался от чего-то в своей жизни ради того, чтобы оставаться где-то рядом с любимой, и он лелеял надежду, что в конце концов они окажутся вместе. Он всю свою жизнь ломал под эту мечту!

И вдруг – крах!!! Не будет этой замечательной жизни с любимой, жизни, ради которой он отрёкся от жизни иной!

Согласимся, что один и тот же поступок выглядит совершенно по-разному в зависимости от того, к каким он привёл результатам. В зависимости от последствий он может вызывать уважение, а может обратиться в фарс. Смерть любимой все предыдущие поступки Любовника обращает… нет, сказать, что в фарс, лишает их внутреннего наполнения – тоже нельзя… Он всё же был с ней счастлив, вернее, бывал – хотя бы иногда.

Нет, как бы сформулировать-то…

У каждого человека впереди много потенциальных целей. Он определяет для себя: вот та цель для меня самая дорогая. И я буду стремиться к ней. Сделав первый шаг к той цели, он закрывает перед собой некоторое количество других. Второй шаг – ещё сколько-то закрылось… Третий – потенциальных возможностей для самореализации в своей единственной и неповторимой жизни становится ещё меньше…

Раз за разом отказываясь и отказываясь от других вариантов своей жизни, человек движется (старается двигаться) по тому пути, который, как он считает, ведёт его к счастью (коль уж мы говорим о данном фильме). А этот путь вдруг раз – и завёл в тупик. Но другие-то пути, на которые можно было повернуть – уже позади! И что теперь впереди?.. Просто пустота: разом исчезла цель, к которой можно стремиться, осталась не полноценная жизнь, а тусклое доживание.

Нет-нет, я понимаю, что герой Гармаша – сильный человек, что у него есть дочка, что у него, быть может, ещё что-то сложится впереди. Но именно в этот момент, когда умерла его любовь, и его путь к Счастью упёрся в могильный холмик…

У него, по всей видимости, ещё есть будущее. Но это будущее стареющего мужчины, упустившего реальность ради мечты.

Ему очень хочется увидеться с человеком, которого он считает виновным в том, что его жизнь прошла не так, как мечталось, а теперь и вовсе утратила всякий смысл. Я не говорю, что, заявившись к мужу любимой, он поступил правильно – я говорю, что можно понять.

Но вот что я считаю совершенно неправильным и недопустимым.

Любовник считает, что сын, который всю жизнь прожил в семье его соперника – его сын. И сообщает мальчишке об этом.

Вот это уже никуда не годится. Это совершеннейшее свинство с его стороны – подлость, которую ничем и никак оправдать невозможно. До этого поступка я как-то относился к нему с вполне понятными пониманием и сочувствием, что ли… Его выходка по отношению к сыну любимой женщины по моему сочувствию нанесла сокрушительный удар, она не подлежит никакому оправданию. Мужчина опорочил память о матери в душе её сына. Неужто он, взрослый неглупый человек, не мог понять, что юноша ему этого никогда не простит?!.

И ради чего?.. Не мог же он полагать, что, узнав о грешности матери, юноша бросится к нему в объятья?..

Безобразная сцена.

…Любовный треугольник. Сколько произведений литературы и кино ему посвящено!

И вот что характерно! В абсолютном большинстве таких произведений обязательно кто-то в ситуации виноват, и кто-то идёт «налево» в ответ на какие-то поступки своего супруга(ги). Есть положительные участники сложившейся ситуации, а есть виновные в ней…

В фильме, о котором идёт речь, такой прямолинейности нет. Здесь мы видим только жертв любовного узелка. Даже женщина, из-за которой разгорелась драма, умерла именно потому, что слишком долго жила в раздвоенности, и не смогла (или не захотела) своевременно сделать окончательный выбор. Даже если её в принципе такая ситуация (муж плюс любовник) устраивала – мы ведь её совершенно не знаем! – даже в этом случае заплатила она за неё слишком дорогую цену.

В своём письме женщина написала, что, мол, ситуация как-то да разрешится сама собой. Она и разрешилась. Только совершенно не так, как хотелось бы ей, – она разрешилась плохо для всех.

…О фильме «Любовник» можно много говорить. Но не буду. Тема слишком интимная, и у каждого своё видение её.

Потому просто завершу: над фильмом думается!

Особенно мужьям и любовникам.

А сколько раз мы его обсуждали с Любимой!.. Не счесть!

 

***

Любовь в кино вообще смотрится совершенно иначе, чем в жизни. Как ни говори, а кино – это внешние проявления тех же чувств. А что кипит, или, напротив, заморозилось у героя в душе?..

Нам показывают крупным планом глаза, или, скажем, руки с нервно сцеплёнными пальцами – и мы понимаем, что творится в душе человека. Но в жизни всегда ли чувства проявляются настолько же наглядно?..

И даже не это главное! Главное состоит в том, что в отношениях мужчины и женщины должна присутствовать обоюдная гармония. Максимальная гармония! В кино по глазам можно определить всё – в жизни всё сложнее.

 

***

Между искусством и жизнью прямых параллелей не бывает. Какой бы схожей с твоей ни виделась ситуация на экране, в жизни всё иначе. Искусство, один в один отражающее действительность, примитивно – оно должно хотя бы чуть-чуть приподниматься над обыденностью, хотя бы чуть-чуть обобщать, анализировать, препарировать её… Чем талантливее сделает это автор, тем большему числу людей станет интереснее произведение – показанный один-разъединственный частный случай и интересен только его непосредственным участникам.

Как данные мои записки – интересны ли они кому другому?.. Не знаю, ох, не знаю…

В фильме, о котором шла речь, героиня стремилась к любовнику, потому что находила в его объятиях душевное тепло и внимание. Однако ведь и не уходила к нему! Много-много лет тянулась у них связь – а вот держалась покойная семьи, своего нелюбимого мужа…

Впрочем, а кто сказал, что нелюбимого?.. Это вроде как сквозит из контекста. Однако ситуацию-то мы видим только в той степени, в которой нам её показывают! Что мы вообще знаем о той умершей женщине?.. Что у неё имелись муж и любовник. Всё! Но это ведь только внешнее!.. О её внутреннем мире мы больше не знаем ничего. Но что-то же её устраивало в этом треугольнике! Или скажем иначе: пусть не устраивало в самой ситуации, однако и разрушать её она не торопилась – хотя зависело это исключительно от неё.

То, что с мужем у женщины не сложилось благополучно, явствует уже из наличия связи на стороне. Но ведь не ушла она всё же. Почему?

Наверное, потому, что и у любовника чего-то всё же не хватало очень важного, такого, ради чего стоило ломать устоявшуюся жизнь. Например, того же достатка, который ей обеспечивал муж; или жилья... Или, скажем, гарантированно обеспеченной старости…Или… как бы сказать-то… Отсутствия в нём возвышенности, что ли… Когда-то он был офицером, и срывался к ней из разных точек Советского Союза… А сейчас он клерк в тесной коморке домоуправления. От внезапного появления офицера, примчавшегося ради неё из Тьмутаракани, голова и впрямь может пойти кругом. В новой ипостаси у него этот романтический ореол отсутствует.

Не это ли обстоятельство удерживало её в такой раздвоенности? Всякая ли женщина согласится ради любви сменить статус жены профессора на роль супруги счетовода?..

Впрочем, в данном разделе своих записок я хотел поговорить совершенно о другом.

Свою Любимую я тоже одариваю теплом и вниманием – во всяком случае, стремлюсь к этому. Но есть и ещё кое-что, что я имею возможность ей обеспечить сверх того.

Например, ввожу её в миры, в которых она не бывала. И в которых ей интересно оказаться.

У каждого человека – свои потребности. Моей Любимой тесно и душно в том мире, в котором она жила. Она не из тех, кто довольствуется тем, что у неё имеется, ей хочется большего.

Насколько такая ситуация распространена вообще в семьях?.. Не знаю. Но думаю, что весьма и весьма. Думаю, что как раз другая картина, когда супруги понимают и принимают духовные запросы друг друга, живут ими, встречается куда реже. В лучшем случае один из супругов, чаще жена, полностью замыкается на семье; ну а обычно каждый просто живёт своей жизнью, своими запросами, своими потребностями… В духовном плане я имею в виду, в данном случае только в духовном.

 

***

Один из моих родственников расстался с женой и ушёл к другой женщине. Отставленная жена – обаятельная красавица, его новая спутница, рассказывают, внешностью не блещет; первая умеет быть яркой и привлекающей внимание, вторая предпочитает оставаться в тени; первая обаяла родителей мужа, вторая старается держаться от них подальше…

Казалось бы, все козыри на руках у отставной жены. Ан нет же – родственник от неё ушёл. От броской и эффектной – к скромной и незаметной. У неё, второй, имеется (если судить о ситуации со стороны, разумеется) единственное преимущество: она разделяет увлечение мужчины, которому он предаётся за рамками службы. Не подстраивается, а искренне разделяет.

Повторю, повторю и повторю: я могу о ситуации судить только со стороны, и по собственному разумению на основании той информации, которой располагаю в изложении третьих лиц. Получается, что родственник, о котором я завёл речь, не нуждается (приведём образ из области астрономии) в яркой звезде – ему необходим верный спутник.

Как известно, психологи определяют три основных психотипа человека: лидер, ведомый и попутчик. Когда двое образуют семью, непременно должна образоваться совместимость психотипов! Конечно, какое-то время семья может продержаться и без неё, без совместимости, однако на первом же ухабе взаимоотношения дадут трещину, и пройдёт эта трещина именно по непрочной связке психотипов.

Разве редко, наблюдая аналогичную картинку из чьей-то семейной жизни, кто-нибудь да скажет: какого, мол, рожна ему нужно?.. На кого ты жену променял?.. Или на кого ты мужа променяла?..

Однако то, что мы видим со стороны, далеко не всегда соответствует личным взаимоотношениям между людьми.

…Или вот ещё.

Отмечается какая-то дата – день рождения ли, годовщина ли семейной жизни… И непременно найдётся тостующий, который заговорит, что вот, мол, имярек – прекрасная супруга (или супруг – неважно)…

Так и хочется спросить у оратора: а ты-то откуда знаешь, друг мой, каким на самом деле является человек, которого ты возносишь как семьянина, оставаясь в кругу близких?.. По большому счёту, это даже бестактность – постороннему обсуждать качества другого как семьянина!..

Между тем, как человек выглядит в глазах окружающих, и тем, как он ведёт себя по отношению к близким, пролегает иногда дистанция огромного размера.

…Если говорить абстрактно, то любая любовная связь вне семьи аморальна. Если вникать в каждую конкретную ситуацию, она, эта связь, как правило, вполне объяснима и даже нравственна – если, конечно, это подлинная любовь, а не похотливая интрижка. Если встречаются два любящих сердца (ну и тела, конечно, и тела тоже) – это ж прекрасно!

Что, скажете, что это демагогия?.. Нет, истина!

…У каждой семьи есть друзья – это естественно. Как правило – тоже одна или несколько семейных пар. Имеются таковые и у семьи моей Любимой.

И вот я думаю… Если бы те неведомые мне люди узнали, что у супруги их друга есть связь на стороне, они несомненно осудили бы её, однозначно приняв сторону мужа. Это тоже вполне естественно – ситуация обязывает. Потому что они видят только внешнюю оболочку дружественной, так сказать, семьи.

На кого ты размениваешь своего мужа? – спросили бы её. Муж – молодой, интеллигентный, не пьёт, «налево» не отлучается… А любовник – немолодой отставной офицер, выбравшийся в Москву из гарнизона, нахлебавшийся в жизни грехов и теперь жалующийся на подсевшее здоровье!..

Кого на кого меняешь?..

И ведь с точки зрения логики – правы они были бы!

Так что же определяет взаимоотношения между людьми?!.

Ну, уж не логика – это однозначно!

Человек «на стороне» ищет то, чего не имеет от близких.

Впрочем, «ищет» – не совсем точное слово. Оно вроде как предполагает, что человек заранее определяет для себя, чего он желает, и сканирует окружающих, подбирая оптимальный объект. На деле, как правило, всё случается иначе: вдруг рядом кто-то появляется как реакция на твою же потребность, и тебя пронзает – вот оно, именно то, чего мне настолько не хватает!

Только растворившись в Любимой, я понял, что до этого времени даже не знал, что такое истинная любовь, что такое подлинное счастье!

 

***

…Мы идём с Любимой к моим друзьям. Нет, не в гости – на организованное мероприятие. А с другой стороны – почему бы и не сказать, что в гости?.. Потому что хоть и на мероприятия, но всё же к друзьям.

Наверное, нам можно было бы вместе бывать где-то почаще. Однако мы живём в реальном мире: у каждого своя работа, у каждого личные семейные обязательства, которыми нельзя манкировать. Потому вместе мы где-то бываем только когда есть возможность выкроить для этого время и возможность.

И всё же где только мы уже ни побывали!..

В посольствах, в музеях, в картинных галереях, на творческих вечерах, в огромных особняках и кулуарных зальчиках, на официальных приёмах и на скромных междусобойчиках, на скучных пресс-конференциях и в многокрасочной круговерти вручения литературных премий…

И вот сейчас идём в Дом Высоцкого, что за Театром на Таганке. Улица, на которой располагается этот Дом, тоже носит имя Владимира Семёновича, и в её конфигурации можно найти аналогии с жизнью великого автора и исполнителя, и не менее блестящего актёра. Мы подходим к Дому со стороны станции метро «Таганская», то есть, со стороны, где улица его имени вырывается в свет и суету современной Москвы. Здесь кафе, здесь вход в театр, здесь всегда стоят и о чём-то разговаривают за сигаретой и чашкой кофе юные парни и девушки. Это – окончание улицы, это финал жизни! Но вот крутой поворот и мы оказываемся в тёмном проезде, стиснутом домами с одной стороны и забором, а затем пустырём с другой; к тому же здесь улица довольно круто спускается вниз, и теряется вдали, куда и идти не тянет. Но напомню: мы-то движемся навстречу течению жизни Высоцкого!.. И выходит, что вон там, в начале жизни, куда мы не пойдём, зародился необыкновенный талант, который карабкался вверх, к театру и признанию, и было ему тесно и неуютно в этом мире… И вот он – крутой поворот к свету, к густому течению действительности по оживлённой магистрали… Да только безжалостно короток он, этот завершающий отрезочек улицы-жизни…

Показательно, что эту улочку сформировали из двух тупиков. Большой Таганский тупик, и, соответственно, Малый. Какой-то символизм проглядывает, применимый к жизни Высоцкого.

…Есть улицы, по которым люди просто идут, и там всегда многолюдно. А есть такие вот – куда сворачивают исключительно потому, что здесь расположено некое учреждение, некое строение, в которое требуется войти. Такова, в частности, улица Владимира Высоцкого. Сюда зеваки не заглядывают. Сюда идут люди с единой целью: посетить Дом Высоцкого. Здесь есть музейчик Владимира Семёновича, есть зальчик, в котором идут спектакли о нём, о его жизни, о его любви…

В Доме Высоцкого мне уже доводилось бывать и раньше.

Ну а вот в этот раз Сергей Сальников организует свою очередную фотовыставку. В связи с этим сюда собираются ветераны. Я – в числе приглашённых. У Любимой сегодня есть возможность прийти со мной. Когда у солнышка моего имеется возможность, она непременно ходит со мной на самые различные встречи.

Соответственно, она уже многих знает в этой компании. В какой-то степени уже сопричастна к этому мирку.

Фотографии, которые принёс Сергей, вывешены на втором этаже, в холле. Мы переходим от снимка к снимку, рассматриваем их… Для меня они не новы. Однако существует ведь какое-то стремление рассматривать запечатлённые мгновения давно канувшего в Лету прошлого!

Сергей Сальников был фотографом нашей 5-й гвардейской мотострелковой дивизии, как раз в тот же период, что в ней служил и я. В Афганистане. Соответственно, на снимках часто встречаются знакомые лица, а в подписях под ними – знакомые географические названия.

Мы с Сергеем служили вместе, однако на боевых пересекались нечасто. Он всегда находился при начальнике политотдела, а я, как уже писал, старался пребывать подальше от начальства.

А сегодня Сергей – самый активный фотохроникёр ветеранского движения, среди тех, кого я знаю, разумеется. Он желанный гость на самых разных мероприятиях, в том числе и тех, куда я его приглашаю. После каждого из них Сергей бескорыстно делится со всеми нами фотогалереями.

…Мы с Любимой переходим от снимка к снимку. Я ей показываю своих знакомых, рассказываю о ком-то, разъясняю то, что непонятно. Кто такой Саша-«Демьян», что такое противоминный трал, где располагается населённый пункт Адраскан, и какие воспоминания у меня с ним связаны…

- Смотришь – фото и фото, – говорит Любимая. – А с твоими пояснениями они как будто оживают…

Что ж удивительного – для меня те люди, на снимках, живые. Хотя многих уже нет на этом свете. А о судьбе других мне лично ничего неизвестно…

Потом мы идём в зрительный зал. Там идёт концерт. Выступают ребята, которых принято называть военными бардами. Хотя сами они предпочитают определение авторы-исполнители военной песни.

Сергей Кузнецов… Мы с ним дружим уже давно. Познакомились году, наверное, в 2002-м… Они тогда выступали в паре со знаменитым Василием Денисовым, ныне, увы, покойным уже…

Мы живём в эпоху, когда всё развивается по каким-то странным, несуразным законам. Сегодня все хотят получать деньги, все стремятся иметь максимальную доходную часть бюджета… Но при этом слишком часто случается, что такие любители легкодоступной дармовщины совершенно не умеют, да и не стремятся, организовать процесс наполнения финансовой кубышки. Начиная с высшего руководства страны, и заканчивая самым мелким клерком на местах. Со всех сторон слышится требовательное «Дай!», и куда реже услышишь «Давай вместе организуем доходный проект, а потом поделимся доходами честно!».

И вот наглядный тому пример.

Василий и Сергей писали и исполняли песни. И вот некоторые руководители ветеранской организации решили, что все доходы от их выступлений должны поступать в казну, а исполнителям надлежит выплачивать твёрдый оклад.

Я хорошо помню, как со мной делился своим возмущением Василий, только вышедший из кабинета соответствующего начальника.

- Мы пишем песни, занимаемся аранжировкой, репетируем, записываем их на своей аппаратуре, – всегда спокойный и выдержанный, в этот раз он горячился. – Мы договариваемся насчёт концертов, выступаем в вечернее время и в выходные дни… А эти, – он кивком за спину показывал, что имеет в виду некоторых функционеров ветеранского движения, – работают от звонка до звонка, но хотят, чтобы мы им приносили в клювике денежку!.. Мы же не отказываемся отчислять процент от выступлений, но не отдавать же всё!..

С покойным Василием моя Любимая познакомиться не успела – он ушёл из жизни до нашей с ней встречи.

- Замечательный был человек! – искренне говорю я. – И совсем не потому, что он уже умер… Он был на полгода моложе меня, однако производил впечатление куда более жизненно умудренного человека…

Василий прошёл через много войн и боёв. По сравнению с тем, что довелось пережить и испытать на боевых ему, я – просто кутёнок! Он был снайпером. И позывной имел – «Артист»!

Как-то с очередной боевой операции он приехал и вдруг обратил внимание, что висевший на шее крестик весь почернел. Ему объясняли, что это нормальная реакция серебра на пот, что это естественный процесс, что стоит промыть крестик в соответствующем растворе, ему вернётся натуральный цвет… Однако Василий расценил тот случай как знак Свыше, что свою миссию Солдата на земле уже выполнил. И он уволился… Посвятив себя полностью творчеству.

Его песня «Молюсь, Россия, за тебя!..» – поистине шедевр! Послушайте её – она есть в интернете!

Ну а с его другом Сергеем Кузнецовым моя Любимая знакома. И знает, что если на мероприятии присутствую я, Сергей всегда исполняет мою любимую песню «Не грусти, ветеран!». Кузнецов уже много лет возглавляет творческий коллектив, название которого говорит само за себя – «Музыкальный десант», хорошо известный в ветеранских кругах России. Да и других бывших братских стран.

Валерий Монастырёв, Владимир Май, Александр Карпухин, Влад Исмагилов, Слава Калинкин – это ж целый творческий мир, к которому прикоснулась моя Любимая! Каждый из этих людей – это целый мир!

И тут же Владимир Счепицкий – «просто Ильич»! Он создал целую портретную галерею. Сотни образов наших замечательных современников запечатлели художники по его инициативе. Здесь лики павших и уже после войны ушедших в мир иной героев, здесь портреты ныне здравствующих ветеранов и людей, имеющих непосредственное отношение к ветеранскому движению…

Те же самые ветеранские чиновники пытались наложить лапу и на эту портретную галерею, объявить её своей собственностью. Счепицкому тоже стоило немалых трудов и нервов отстоять своё право на неё.

Он тоже организует выставки, и мы с Любимой бывали на них. И вновь я рассказываю, кто есть кто на полотнах…

И о непростых взаимоотношениях внутри ветеранского движения я ей тоже рассказываю.

Мы с ней много где бываем!

Например, когда накануне 9 Мая 2015 года мы возжигали лучину – частичку Вечного огня, что у Кремлёвской стены, чтобы переправить её в воюющий Донбасс, Любимая присутствовала с нами в Александровском саду, и помогала нам. Когда презентовали 15-й том сборника «От солдата до генерала», в котором помещены мои воспоминания, Любимая сидела со мной в зале. На награждении победителей конкурса «Золотое перо Руси» мы присутствовали вместе уже не раз… И на ежегодный праздник Дня дивизии, который проходит на Поклонной горе, регулярно ходим вместе… И это – далеко не полный список!

Свою Любимую я знакомил с недавно ушедшим из жизни легендарным десантником Сашей Маргеловым, мы сидели в ресторанчике за одним столиком с Героем России Вячеславом Бочаровым, который буквально чудом выжил после ранения в Беслане, мы не раз общались с Михаилом Ножкиным… А сколько ещё известных и замечательных людей узнала моя Любимая на всех мероприятиях, на которых мы бывали вместе…

Ей это интересно!

Как-то мы возвращались в машине с одного мероприятия – сажали деревья в Саду Дружбы. Разговаривали с другими ветеранами, обсуждали всё подряд: политику, творчество, слегка касались вопросов спорта…

- Я с таким удовольствием слушала ваши мужские разговоры! – призналась мне позднее Любимая.

Вот так… А кого-то они раздражают…

Если я могу помочь Любимой побывать в кругах, в которых ей бывать не доводилось, – я делаю это с радостью!

Иногда я жалею, что не умею пользоваться связями, чтобы число интересных людей в нашем с Любимой окружении ещё больше увеличилось.

…Как бы я хотел сейчас рассказать, где я бываю по инициативе моей Любимой! Но нельзя – нельзя раскрывать её инкогнито!

 

***

Когда мы говорим о войне, всегда в первую очередь речь заходит о боях-пожарищах…

- Как-то приезжаю я на «точку»… – уж и не вспомню, с чего это я заговорил о том случае.

- Только не надо о страшном…

- А о скучном можно?

- А разве на войне бывает скучно?..

Ну, скучно, быть может, и нет, неточно я выразился… Тоскливо – вот сказать точнее.

Та «точка», которую я вспомнил, контролировала перевал на подходе к аэропорту Шинданд. Мне много застав довелось повидать в Афганистане, но эта – одна из самых тоскливых.

…Когда наши войска на излёте 1979 года входили в Афганистан, считалось, что они только обеспечат безопасность новорождённых органов народной власти, об участии их в боевых действиях и речи не шло! А потом, когда начались нападения на колонны, в первую очередь с народнохозяйственными грузами, пришлось организовывать цепочку застав и выносных постов по всей трансафганской трассе, которая дугой протянулась по всей стране. В боевых действиях, по сути, участвовали только по одному батальону от каждого полка, остальные силы охраняли трассу.

Как правило, застава – это взвод, реже – рота. Впрочем, у заставы не имелось чёткого статуса, так что и штатной структуры – тоже. Их состав постоянно варьировался в зависимости от ситуации и необходимости.

Так вот, на перевале, который я упомянул, располагался взвод. Он разместился на самой верхотуре горы, и его продували все ветра, которые только рождались в окрестностях. В обязанности подразделения входило сделать так, чтобы здесь не прошли враги. Изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц военнослужащие несли тоскливую службу на вершине горы, наблюдая за окрестностями, да время от времени отрабатывая действия по боевой тревоге.

Скала, открытый на многие километры простор в две стороны и уходящие в горизонт горы в две другие, непредсказуемо задувающий одновременно отовсюду ветер… Электричество – от «движка», телевизора нет, кино привозят изредка, несколько книжек в библиотечке зачитаны до дыр, газеты и почту доставляют машиной раз в неделю с продуктами…

- Если не забудут, – добавил кто-то из встречавших.

К слову!.. Примерно в тот же период в ЦК комсомола приняли решение направить в Афганистан библиотечки, укомплектованные как раз для таких вот разбросанных по «точкам» подразделений. Комплекты книг присылали из всех союзных республик СССР…

Но вернёмся на перевал.

Особенно меня поразил туалет. Впрочем, слово «нужник» тут подходило куда больше.

Будочка соответствующего назначения зависала над пропастью на вмурованных в скалу балках. В вырезанное в деревянном полу отверстие где-то бесконечно далеко внизу виднелся покрытый острыми выступами горный склон. Осознание, что тебя от пропасти отделяет всего пара сантиметров древесины, повергало в трепет.

Но и это ещё не всё!

Мне приспичило посетить будочку по малой нужде. Пардон, дамы, если таковые читают данный текст, следующий абзац вы можете пропустить – сам терпеть не могу встречающийся в художественных произведениях описательный натурализм в вопросе отправления естественных потребностей. Однако без данного фрагмента картина посещения заставы останется неполной.

Выводимая из организма физиологическая струя устремилась к отверстию в полу… Однако не тут-то было! Встречный поток воздуха снизу игриво подхватил её, принялся забавляться с пахучей влагой, то закручивая её в вихревой хоровод, то весело разбрызгивая во все стороны. Я не уверен, что хоть что-нибудь оказалось-таки снаружи – складывалось ощущение, что воздушный барьер не сумела преодолеть ни единая капля из выделений, всё развеялось внутри будочки.

Но как же тут происходит решение более сложных физиологических процессов? – размышлял я, и не хотел экспериментировать!

…На «точке» служило два молодых офицера. Пределом их мечтаний было, чтобы прислали третьего – чтобы иметь возможность играть в преферанс.

- Какой кошмар! – искренне говорит Любимая.

- Любой солдат, даже самый трусливый и лениво-пассивный, послужив на такой «точке», – подтверждаю я, – был бы счастлив сбежать оттуда и оказаться в третьем батальоне…

- А почему в третьем?

- В любом полку третий батальон был самый воюющий… Во всяком случае, в нашей дивизии…

…Для мужчины, тем более, для военного, это нормально: лучше воевать, чем прозябать! Для женщины, тем более, матери, ответ не столь очевиден.

 

***

Боевая судьба дивизий порой схожа с судьбой человека.

Скажем, есть человек, который всегда в центре внимания, всегда в президиуме, и при составлении наградных списков о нём вспоминают в первую очередь. Впрочем, когда требуется кого-то направить для решения сложной задачи, тоже вспоминают именно о нём.

А есть люди, которые всегда в тени, который если и совершит подвиг, то о нём или забудут, наградные документы затеряются, или плоды его и вовсе присвоят другому. Да и вообще – не умеют они совершать подвиги – просто добросовестно делают свою работу. А если в результате получается подвиг, то это не нарочно.

Капитан Тушин – самый наглядный тому пример.

То же можно сказать и о дивизиях.

В течение почти пяти лет мне довелось служить в 58-й мотострелковой Рославльской дивизии, штаб которой дислоцировался в туркменском городке Кизыл-Арват. А полтора года – в Афганистане, в 5-й гвардейской Зимовниковской дивизии со штабом в Шинданде.

Насколько по-разному у них, у этих воинских соединений, сложилась фронтовая судьба!

Так случилось, что 344-я стрелковая дивизия (после войны – 58-я мотострелковая) в годы Великой Отечественной ни разу не оказалась на направлении главного удара. Ни сама не наступала на острие вырисованной на карте стрелы, ни в неё не втыкалась стрела вражеская. Дивизия всегда оказывалась на второстепенных направлениях, на флангах основных группировок. Умаляет ли это её заслуги?.. Да нет, конечно! В бою у каждого – свой манёвр!.. В этом воинском соединении точно также воевали, умирали, терпели лишения, совершали подвиги солдаты. Эта дивизия – рядовой пахарь войны! И после войны она оказалась в том же всеми богами забытом Кизыл-Арвате, на границе между необозримой пустыней Каракумы и самым южным горным хребтом Советского Союза, который назывался Копетдаг.

Кто сегодня вспоминает про ту дивизию?.. Да мало таких… Только служившие в ней ветераны.

Осенью 1979 года они стояли рядом – 58-я и 5-я гвардейская. Стояли под Кушкой, в готовности перейти границу и отправиться «за речку». В Афганистан. Из Москвы поступила команда перейти границу гвардейцам, а 58-й отправиться обратно, в Кизыл-Арват.

Во время Великой Отечественной соединение, которое сегодня известно, как 5-я гвардейская мотострелковая дивизия, неоднократно преобразовывалось, переформировывалось. Оно не раз оказывалось в эпицентре важнейших сражений – в Белоруссии, под Сталинградом, под Курском, под Прагой… Служившие в ней ветераны Афганистана образовали Совет, и сейчас собираются ежегодно…

Их обеих уже не существует. Одну расформировали через какое-то время после вывода из Афганистана, другая преобразована в дивизию им. Туркменбаши Туркменской армии – а точнее сказать, на её базе создано совершенно другое соединение. Соответственно, память об одной живёт, а о другой всего лишь тлеет.

- Тебе обидно за 58-ю дивизию? – интересуется Любимая.

- Ну, не то чтобы обидно… – немного смущаюсь я. – А впрочем, можно, наверное, и так сказать…

На моём личном сайте страницы, посвящённые службе в 58-й дивизии, – самые посещаемые.

- Ну вот, а ты сомневаешься… – говорит она. – Кто ж кроме тебя будет память о твоей дивизии поддерживать?..

Это она намекнула на тему, которую я нет-нет, да и затрагиваю в наших разговорах.

Вот есть у меня свой личный сайт – starodymov.ru.

И меня в самом деле порой раздирает сомнение: веду я его – а нужен ли он кому?.. Сколько времени он отнимает, сколько приходится готовить специально для него публикаций!.. А зачем? Смысл его?..

Ведь и не отвечу же!

Но если хочется поделиться своими мыслями по тому или иному поводу. И куда мне с ними?

Конечно, в интернете сколько угодно информационных площадок, на которые закинь любую мысль – и заполучишь обсуждение её в самых нелицеприятных выражениях!

Но только на чужой площадке и играть приходится по чужим правилам. Да и со своими персональными рассуждениями забираться на разбитый кем-то другим огород не хочется. Зато на своём сайте – я хозяин! Здесь действуют мои правила! Например: ни слова нецензурной брани! Никаких оскорблений!..

Только ведь не бывает, как известно, палки только об одном конце. Да, я отсекаю хамство. Однако, коль как раз хамство стало языком интернета, посторонние у меня на сайте отклики оставляют нечасто. Потому и гложут сомнения, насколько он интересен для интернет-читателей.

Поделился я сомнениями с Любимой.

Ну а она, лапонька, всегда найдёт слова, чтобы ободрить.

Так и тут. Сколько прошло времени после нашего разговора, а вот вспомнила она при случае.

- Если у тебя такая посещаемая площадка ветеранов твоей родной дивизии – это уже само по себе здорово! А у тебя ведь есть и ещё интересные страницы, особенно исторические…

Как же это здорово, когда рядом есть человек, готовый всегда рассеять твои сомнения!

 

***

- Чем в выходные занимался? – спрашивает в понедельник Любимая.

У неё в первый день недели, как правило, не самое лучшее настроение. И если происходят у нас размолвки, то чаще всего именно по понедельникам.

Мы хотели бы проводить выходные вместе. А вот не имеем для того возможности. Даже по телефону поговорить не можем. Именно в эти дни нас особенно одолевает осознание безнадёги в наших отношениях.

В понедельник я искренне радуюсь, что у нас начинается целая неделя, когда мы сможем общаться. Любимую одолевает тоска, что время жизни утекает, и впереди в наших отношениях не предвидится решительных перемен к лучшему. К лучшему – значит, к вероятности совместной жизни.

- Так чем занимался? – спрашивает она.

Она ревнует меня. Даже не столько к жене – хотя и это имеет место. Но в первую очередь ревнует к тому, что я своё время и энергию растрачиваю на нечто, находящееся за пределами наших с ней отношений.

- Над нашей с тобой книгой работал…

«Наша» книга – это данные записки. Она их ждёт с нетерпением. Я буду ей их отдавать с опаской: вдруг не понравится?.. Ведь я, по сути, препарирую наши отношения… Выставляю на всеобщее обозрение и обсуждение – пусть и не раскрывая инкогнито Любимой.

Но мы-то знаем, что это о нас идёт речь!

Мне представляется, что делаю это правильно. Но ведь у неё, Любимой, может быть совершенно иной взгляд на то, как и что я описываю.

- И что писал? – любопытствует она.

- Страшилки…

- Жалости у тебя нет… – хмурится Любимая.

Есть у меня жалость, солнышко моё, есть.

Только война – это такая погань, что о ней нужно рассказывать и рассказывать! Быть может, хоть кого-то такие рассказы удержат от того, чтобы развязывать очередную кровавую драму!

Хоть не верю я в это.

Но а вдруг!

 

***

Афган… Чечня…

Воспоминания об этих войнах всё прочнее уходят в прошлое. Их оттесняют боевых конфликты новейшего времени. У этих свежезажжённых «горячих точек» – свои особенности, свои проблемы и свои победы… Грузия, Донбасс, Сирия… Я их уже не понимаю.

Да и о каких победах я упомянул!.. Какие могут быть победы в войнах с людьми, которых ещё вчера считал своими?.. И опять глупость сморозил! Я и сегодня их всех считаю своими – и грузин, и «укров», и прибалтов… Не приписывайте мне шовинизма – я просто привык мыслить категориями своей молодости.

Новая эпоха – новые реалии. Однако мне уже под них не перевоспитаться. Я понимаю, что это уже данность, но в душе я остаюсь гражданином Советского Союза и субъектом социалистической системы ценностей.

Для меня наглядным примером перелома эпох стала разница между войнами Афганской и Первой Чеченской. Между ними – всего пять лет! Но насколько успели новые власти напрочь разложить Советские Вооружённые силы за столь невероятно короткий период!

В феврале 1989 года из Афганистана выходила 40-я Армия – прекрасно подготовленная, имеющая богатейший боевой опыт, укомплектованная умелыми кадрами. В 94-м году в Чечню бросили с бору по сосенке собранные подразделения абсолютно неподготовленных солдат под командой столь же неготовых к войне офицеров, и при этом на них московские прозападные СМИ обрушили потоки грязи!..

В нашей 5-й гвардейской дивизии в Афганистане большой начальник как-то провёл неудачную боевую операцию, в результате которой погибло около 50 солдат, – за что имел серьёзные неприятности. А о трагическом начале Чеченской кампании и вспоминать не хочется – пресловутая фраза министра о «двух десантных полках», которые могут взять столицу Чечни, и последовавшая за этим заявлением массовая гибель военнослужащих федеральных сил на улицах и площадях Грозного кровавыми буквами вписаны в историю российского военного искусства – в разделе «Так нельзя поступать ни в коем случае!».

На штабных картах стрелы наступательных операций рисуются и красиво оттеняются карандашами. На местности эти стрелы раскрашиваются кровью и огнём, а оттеняются дымами и отлетающими в Вечность душами.

Летом 85-го я стал первым российским журналистом, который побывал в самом южном населённом пункте Чечни, до которого дошли наши войска – в Шатое. В советские времена этот населённый пункт и назывался Советск.

Как же тяжко приходится расхлёбываться за ошибки стране, в которой на руководящие посты назначают людей не по профессионализму, а по факту личной преданности вождю!

Генералы, оккупировавшие Министерство обороны и Генеральный штаб России под залпы, расстреливавшие Верховный совет в октябре 93-го, в июне 95-го решили преподнести своему благодетелю-президенту подарок ко Дню России. А именно: взять Шатой.

Для этого прямо по горной дороге, тянущейся по карнизу под густо заросшим склоном слева и над срывающейся к бурному Тереку пропасти справа, бросили 245-й мотострелковый полк.

Я был там через несколько суток после трагедии!

Колонна боевой техники рванула вперёд без должной разведки, без флангового прикрытия, надеясь проскочить на ту сторону хребта беспрепятственно. Ан не тут-то было! Я не знаю, случались ли в России времена подлее, чем в период Первой Чеченской кампании!.. Предательство расцветало махровым цветом!..

Был случай, когда по одному из самых популярных в стране телеканалов показали оперативную карту штаба Объединённой группировки федеральных сил – с нанесённой на ней реальной обстановкой на всей территории Чечни. Смотрите, враги, изучайте, и делайте выводы, как сподручнее бить военнослужащих Российской армии!..

Наш прорыв ждали!

Полк влетел в классическую засаду. Если бы у боевиков удалось задуманное, жертв среди наших ребят вообще было бы не сосчитать! Сепаратисты хотели пропустить побольше техники за хребет, расстрелять середину колонны и закупорить подбитой и подожжённой техникой узкую горловину дороги, лишая тем самым полк возможности манёвра – после чего отрезанные от своих головные подразделения оказались бы обречёнными.

Тут не место и не время расписывать тот кровавый бой. Но если предельно кратко…

Один из военнослужащих с мчавшейся впереди боевой машины разведчиков что-то разглядел в густом кустарнике, вплотную подступавшем к дороге. И успел открыть огонь из автомата. В ответ из зарослей на передовой дозор обрушился огненный шквал. Тот солдат погиб едва ли не самым первым – но сколько же жизней он спас, вызвав, по сути, огонь на себя!..

Этот удар предназначался для основных сил полка. Однако пришёлся по головному дозору…

Повторюсь: я был на том месте, своими глазами видел местность, на которой клокотал тот бой. На горном склоне имелись прекрасно оборудованные огневые точки, из-за брустверов которых как ладони просматривалась походящая чуть ниже дорога. Секторы обстрела, как положено, перекрывали друг друга. А нашим ребятам просто некуда было деваться!.. Они приняли бой, конечно же… Только слишком уж неравные сложились условия!

Потом мне рассказывали о подвигах, которые совершали наши парни. О том, как раненых, чтобы не оставлять здесь, попросту на наскоро собранных плотах сплавляли по Тереку вниз… Как один солдат, прорываясь к своим, заблудился в лесу и выбрался только через неделю… Как офицер, пытаясь спасти хоть кого-то из подчинённых, отвлекал на себя огонь сепаратистов…

А параллельно на вершину горы на другой стороне Терека высадили малочисленный десант… Опять же, без должной разведки. А там оказался целый лагерь сепаратистов! Оказавшаяся в окружении горстка «голубых беретов» отчаянно отбивалась, взывая о помощи! А им не верили… Благо, в конце концов, разобрались в ситуации, и спасли остатки десанта!..

Это вляпывалась в трагичные нелепости та самая армия, которая буквально пятью годами ранее в Афгане проводила блестящие операции!

Только одно-единственное подразделение федеральной группировки, во главе которого шёл офицер, имевший богатый афганский опыт, выполнило поставленную задачу практически без потерь. Оно по лесной тропе преодолело гору и вышло в тыл обороняющимся сепаратистам…

- Я шёл по дороге… – рассказывал я Любимой. – Она вся была в отметинах от взрывов и от пуль… И пятна чёрные, где что-то горело… Там стояло несколько наших взорванных и сожжённых боевых машин, их ещё не убрали… Настоящая подбитая техника, не бутафория для кино, и на них ехали наши ребята, а их жгли и расстреливали… Уже несколько суток прошло, а запах гари ещё стоял, хотя там и лес, и река, и ветер продувает по ущелью…

- Может, это тебе только казалось… – Любимую едва не колотило в нервном ознобе.

- Может, и казалось…

И я свернул разговор.

 

***

Начал рассказывать другую историю про горы.

Рассказал об одной из самых прекрасных картин, которую я наблюдал в жизни своими глазами… Происходило на полигоне Келята, что в полусотне километров западнее Ашхабада.

Как-то так случилось, что рассвет я встречал, стоя на вершине горы. На север до горизонта простиралась великая пустыня Каракумы. А южнее протянулись с востока на запад цепочки не слишком высоких горных хребтов.

Я стоял под высоким южным небом, на котором одна за другой растворялись звёзды в свете нарождающегося дня. Слева разгорался рассвет. А внизу между горных хребтов долины скрывались в густом непроглядном тумане.

И вот приподнявшееся над горизонтом солнышко осветило серую пелену, заливавшую первую, ближайшую ко мне долину.

И началось чудо!

Туманная масса от солнечных лучей пришла в движение. Она словно ожила, взбаламутилась, всклубилась, а потом сначала едва заметно, а потом всё явственнее начала втягиваться, даже, я бы сказал, вроде как всасываться сквозь горный проход в следующую долину. Серая пелена словно густела, стягиваясь к проходу, её клубы как будто теснились, толкались, сливались, обнажая саму долину – и сквозь по-утреннему прозрачный воздух отчётливо становились видны дороги, дома, автомобили, деревья… И по этой яркой картинке быстро перемещалась граница света и тени – призрачный след убегающего края истекающего тумана.

Восхитительное зрелище – и у меня не хватает слов, чтобы передать виденное великолепие!

Вот он, внизу, горный хребет. Ближе от него совершенно очистившаяся от водной взвеси умытая долина. А следующая точно такая же долина ещё утопает в серой клубящейся мгле.

Но вот солнышко поднимается ещё чуточку выше. И его первые лучи касаются этой мглы… И она тоже приходит в движение…

- Как же много ты повидал! – говорит Любимая.

- Ну, ты, милая, повидала не меньше… Где бывала – я и мечтать не смею там оказаться!..

- Так то – туризм. А ты жил в той жизни, о которой рассказываешь…

Что ж, что-то резонное в этих словах есть. Надо ж, насколько изящно сформулировала! Глазами туриста ведь и в самом деле действительность воспринимаешь совершенно иначе, чем местный житель!

 

***

Насколько же это сложный вопрос – любовная связь на стороне!

Помню, я был ещё курсантом родного Донецкого военного училища. И одну из стажировок проходил в инженерно-сапёрном полку, который дислоцировался в городке Самбор, что близ Львова. Помнится, меня подкармливала буфетчица – уж какие чувства она ко мне испытывала, материнские ли, какие иные, не скажу, не знаю. Но подхарчиться было приятно.

И вот как-то, когда я уплетал вкусные домашние булочки с чаем, сказала она слова, которые я по молодости не понял тогда в должной степени. Но, судя по всему, тогда ещё распознал в них некую мудрость, коль запомнил на всю жизнь.

- Всяко у тебя будет случаться в жизни, – примерно так говорила женщина. – И семейная жизнь не всегда будет складываться ровно да гладко. Так вот, если когда на стороне тебе вдруг улыбнётся солнышко, постарайся сделать так, чтобы тепло от него всё же попало в твою семью.

По всей видимости, она, напрочь забытая мною за сорок лет женщина, говорила о чём-то наболевшем, о чём-то очень личном. И на протяжении жизни я нет-нет, да и вспоминаю то её откровение. Надо сказать, в разные возрастные периоды оценивал эту фразу по-разному.

Сегодня я убеждён, что она была неправа. Вернее, это я только так считаю, что она ошибалась. Потому скажу иначе: у меня иная точка зрения на данный вопрос. Мы ведь оцениваем правоту воззрений другого человека в той степени, в какой она совпадает с нашей позицией. Ну а себе, вполне понятно, автоматически присваиваем непогрешимость оракула.

Но я сейчас не о том. Я – о том, может ли солнышко, одарившее тебя теплом на стороне, обогреть тем самым и твою семью.

На мой взгляд, ответить на данный вопрос можно только решительным и однозначным «нет».

Сторонняя связь может нарушить семейные отношения, может никак на них не отразиться… Но чтобы полученное где-то тепло нести в постель к супруге!.. Не знаю, не знаю… Просто не представляю себе, как это может быть.

- Я себя иногда чувствую такой дрянью! – как-то с болью сказала Любимая. – Муж мне верит, а я…

Что тут скажешь?.. Я её понимаю. Перед её мужем и мне совестно.

Только каждый человек стремится заполучить в этой жизни свой кусочек счастья. Если мы расстанемся, её муж от этого ничего не выиграет, зато мы с Любимой потеряем друг друга… Потому я не желаю отступаться от неё, единственной, ради неведомого мне мужчины. Увести её с собой – не могу, оставить в покое – тоже не могу. Да и она не хочет этого!

Но вот мучается совестью!

Такая вот жизненная коллизия. Мы хотим жить в честности и любви, а возможности для того не имеем.

…Насколько ж сложная это тема!

Где в любви, в любовных связях на стороне грань, которую нельзя переступать, коль уж эта связь случилась?..

До какого предела это всего лишь супружеская измена, а с какого – предательство?..

Прежде всего, мы уже договорились разграничивать любовь и похоть, истинные чувства и стремление потешить плоть… На мой взгляд, это ключевое различие в вопросе – что в адюльтере есть простительный грех, а что грех непрощаемый.

За свою жизнь я ведь разного насмотрелся, многое повидал.

Когда из-за любовных похождений супруги у мужа случались проблемы по службе.

И наоборот, когда своими интимными похождениями жёны способствовали карьере мужей.

Как мужья от жён уходили к профессиональным проституткам.

Как жёны по тем или иным причинам уступали мужей своей подруге на ночку-другую.

Как супружеские пары после вечеринок менялись, так сказать, партнёрами, предаваясь совместному сексу.

Как мужья уговаривали жён впустить в постель любовницу.

Как жёны бахвалились между собой, у кого любовник богаче.

Как жёны с любовниками, не скрывая того, совместно откровенно летали на курорт.

Как мужние учительницы школьников соблазняли.

Как мужние, опять же, матери не считали нужным скрывать от своих детей любовные, так сказать, приключения.

А уж сколько историй о том, как эти любовные связи вскрывались!..

Так вот и чрезвычайно актуальный вопрос: где в связи на стороне та грань, за которую переходить нельзя?

Казалось бы, всё просто: истинная любовь, пусть и на стороне, не должна никому причинять боль. Но мы ведь живём в реальном мире! Любовь украдкой причиняет боль уже самим же людям, у кого она поселилась у душе.

Моя Любимая после нашего свидания отправляется домой. К мужу. И у них случаются интимные отношения. Он засыпает, обнимая её, привычно положив руку на её грудь – и теребит пальцами её сладенькую вишенку, которую я так люблю ласкать!.. И что же, у меня при этих мыслях не жжёт душу ревность?..

Или вот та самая фраза моей Любимой, о том, что она испытывает стыд перед любящим её мужем. Это что же – не терзает её сердечко?..

Любовь на стороне не может не причинять боль тем людям, в душах которых она поселилась!

Солнышко, обогревающее любовников, не в силах тем самым обогреть их семьи. Это абсурд!

Так каков же выход?.. Как быть влюблённым, у которых нет возможности соединить свои жизни?

Я не знаю. И вряд ли кто сможет ответить на этот вопрос.

Вот и получается, что рецепт может быть лишь один.

Нужно просто жить. И любить.

И пусть будет что будет.

Потому что это будет завтра. А мы живём сегодня. Живём и любим.

 

 

 

Эпилог

 

И снова мы лежим, нежно обнявшись, на широкой кровати всё в той же полуподвальной комнате с окрашенными кирпичными нештукатуреными стенами… Полумрак… Неаккуратно гнутые жалюзи на окнах… Картинки, вроде как фривольные, но, в общем-то, довольно невыразительные…

Насколько же нам тут хорошо и уютно.

Нештукатуреные стены представляются надёжной огородой от всех внешних недобрых поползновений, которыми полнится сегодняшний мир. Полумрак сейчас – наш верный союзник, нам сейчас не нужен яркий свет, мы нуждаемся именно в интимной ласковой полутьме. А то, что жалюзи гнуты, так это пусть – главное, что сквозь них струится свежий вечерний воздух тихого московского дворика… Картинки не впечатляют?.. Ну что ж… Мы оба любим картинки на стенах. И великодушно признаём, что представление о том, что есть красота в творчестве – у каждого своё. Нам не до того, чтобы ими любоваться!

Нам хорошо. И потому мы благодушны.

Мы тут уже старожилы! Мы помним, как попервости, когда гостиница только открылась, в номерах имелись махровые халаты и удобные тапки, что выдавалось по два комплекта полотенец, что на полочке перед рукомойником лежали дорожные гигиенические комплекты…

Сейчас всё это минимизировано. Экономика должна быть экономной, – наставлял дорогой Леонид Ильич… Потому постепенно исчезли халаты, вторые полотенца, зубные щётки…

Впрочем, в других подобных гостиницах нет и этого. У нас уже имеется некоторый опыт для того, чтобы сравнивать.

Но нам-то, нам разве эта минимизация может помешать оставаться счастливыми?.. Два часа счастья – оно наше!

И сколько у нас впереди таких пунктиров счастья в уходящей в бесконечность череде грядущего?.. Нам этого знать не дано.

И ладно! Сколько есть – всё наше!

Конечно, я бы искренне хотел, чтобы где-то Там, где в неведомом ГДЕ-ТО, проворачиваются шестерни наших судеб, сложились некие пазлы, и у нас с Любимой появилась реальная возможность жить вместе.

Но если этого нет… (Надеюсь, ПОКА нет)…

Я благодарен Судьбе за то хотя бы, что уже в возрасте, перевалившем за шестьдесят, познал истинную любовь. Я благодарен им (Судьбе и Любви) за то, что она свела нас, и я хоть изредка был с Любимой счастливым человеком.

Не БЫЛ – БЫВАЮ!

Что нас ждёт завтра?..

Могу предположить – но писать не буду. Будущему нельзя подсказывать варианты – добрые не сбываются никогда, ну а неприятности проявятся как-нибудь сами, без моих целеуказаний.

Впрочем, в каких-то иных вопросах, быть может, и допускается строительство планов на будущее.

В любви – нет. В любви нужно просто жить одним днём. Сегодняшним. Сиюминутным. Вот этим данным конкретным мгновением. Мгновением, когда твою душу обогревает лампадка любви.

Когда просто знаешь, что у тебя есть твоя вожделенная возлюбленная, твоё родное солнышко, единственный на белом свете человек, которому ты можешь безбоязненно излить душу; и который не побоится ответить тебе таким же доверием. Любимая женщина, с которой мне хорошо – всегда и везде.

Эй, вы, Высшие силы, ответственные за мою судьбу, слышите меня?

Спасибо вам за любовь и за Любимую!

На все оставшиеся мне годы, дни, часы – сколько бы вы мне их ни отмерили! Спасибо!

…Резко и противно верещит висящая на стене телефонная трубка.

Наше оплаченное время счастья истекло.

- Да-да, сейчас выходим…

Мы и в самом деле скоро выходим. В мир, в котором почему-то становится всё неуютнее жить. Но в котором, однако, мы нашли друг друга.

Мир, в котором в наших с Любимой взаимоотношениях существует единственное ограничение:

- Только не рассказывай мне страшного!

 

 

 

 

Ну и совсем уж напоследок

 

Думал, что на столь оптимистичной ноте и поставлю точку.

Ан нет. В завершение приходится смазать весь пафос сказанного.

- Я хотела бы воспитать внучку! – делится со мной Любимая.

Мы не раз говорили, что хотели бы иметь ребёночка. Уже не своего, конечно. Моя Любимая ещё вполне молода, чтобы родить, но всё же уже не рискнула бы. А вот взять под свою опеку внука или внучку, на которых мы рассчитываем, – вот этого хотелось бы. Мы бы постарались избежать тех ошибок, которые допустили когда были молодыми родителями, и воспитали бы идеального ребёнка. В этом мы уверены… Вернее, об этом мы мечтаем.

И разве мы столь оригинальны в своём намерении?..

Поверьте: мы бы стали хорошими воспитателями!..

Однако Любимая продолжает:

- Я бы внучке внушила, чтобы она никогда не влюблялась в женатого! Встречаться – её дело, но влюбляться!.. Боже её от этого сохрани!..

И я понимаю, что по сути она ведёт речь о нас самих.

Любимая иногда плачет. Потому что та жизнь, которой мы все живём, – это неправильно!

Иметь интимную связь на стороне – это одно; это пикантно и приятно, и главное тут – «не засветиться». Желать жить с человеком, с которым встречаешься, и не иметь для этого возможности – совсем иное. Отрываться от осколка счастья в съёмном номере и возвращаться в постылую квартиру к нелюбимым супругам – что можно придумать более противоестественное?!.

- У нас с тобой нет общего будущего! – жалобно говорит Любимая, прижимаясь ко мне.

Меня это тоже гложет.

Хотя одолевает и сомнение. В самом деле: ведь случись чудо, и появись у нас возможность жить вместе… Что я ей дам, что принесу?.. Да, любовь, это бесспорно. Это очень немало, согласен… Но ведь в довесок к любви – и болезни свои, и увядание, которое всё явственнее подтачивает меня, которое всё сильнее довлеет над телом, которое ещё недавно не знало усталости…

Это ж получится, что здоровье свои и силы я растрачивал на других, а надвигающуюся немощь взвалю на любимые плечики?!.

- Для меня это счастье было бы! – воркует Любимая.

Хм, не знаю… Но для меня-то – счастье ли?..

Нет-нет, ни в коем случае никогда не отрёкся бы я от неё! И соединился бы, и проблемы свои взвалил бы… Вот только не уверен, что это не стало бы свинством с моей стороны.

Но я всё же о другом.

Я о том, что сиюминутное дискретное счастье – это, бесспорно, прекрасно. Но отсутствие будущего – это горе.

- Я даже не могу поделиться с подругами тем, что на душе, – продолжает откровенничать Любимая. – Потому что знаю, что они мне ответят, если начну делиться тем, что на душе.

- И что же?..

- То же, что и я сама сказала бы другим в подобном случае… Что на нём одном свет клином не сошёлся…

Хм… «На нём» – это значит, на мне. Не сошёлся, конечно…

И осознавать это досадно. Нет-нет, не на неё – на ситуацию, которая такое положение дел породила.

…Мы лежим на широченной кровати в съёмном номере.

Двое влюблённых. Которые хотят жить вместе. Которые не имеют для этого возможности. Которым хорошо вдвоём и очень грустно врозь. Даже не грустно – очень плохо.

«Не рассказывай мне страшного!..».

Мои страшилки из прошлого, конечно, ранят её душу.

Однако куда сильнее картинок из прошлого, как выясняется, ранит отсутствие будущего.

Вот на этой минорной ноте и приходится завершать свои записки.

А как хотелось бы написать продолжение!

Где мы вдвоём, где мы счастливы… И у нас внучка – такая же красивая, как моя Любимая. Внучка, которой любимая бабушка не станет внушать предостерегающие мысли о печалях любви.

Может, ещё напишу?..

Надежда ведь никогда не оставляет!

Пока есть надежда, у человека остаётся шанс.

Так что завершаю своё повествование всё же на оптимистической ноте, но всё же более осторожной.