Леонид ПЕТУХОВ. ПЕЧАЛЬ И ГОРДОСТЬ НАШИХ ДУШ. К 30-летию вывода советских войск из Афганистана. Автобиографический очерк
Леонид ПЕТУХОВ 
Леонид ПЕТУХОВ
ПЕЧАЛЬ И ГОРДОСТЬ НАШИХ ДУШ
К 30-летию вывода советских войск из Афганистана
Об авторе: Леонид Павлович Петухов – генерал-майор в отставке, член Союза писателей России, начальник политотдела 201 Гатчинской дважды Краснознамённой мотострелковой дивизии в 1986-1988 годах.
----------------------------------------------------------------------------------------------
15 февраля 2019 года будет 30 лет с тех пор, когда после десятилетнего исполнения интернационального долга советские войска с честью и достоинством вышли из Афганистана.
До сих пор неоднозначна общественная оценка той войны, да и могло ли быть иначе, если один анализирует её с позиции геополитически мыслящего государственника, другой с точки зрения обывателя, а третий с кочки зрения недоброжелателя.
Для нас, воинов-интернационалистов, эта война была и остаётся частью нашей жизни, в которой мы в суровых боевых условиях выполняли приказ, отданный от имени народа и Родины, проявляя образцы мужества, доблести, любви и уважения к Отечеству.
За героизм и подвиги в Афганистане 86 военнослужащих удостоены звания Героя Советского Союза, из них 28 – посмертно, свыше 200 тысяч награждены орденами и медалями, из них 10 955 – посмертно.
Совместно с вооруженными силами Афганистана советские войска вели активные боевые действия по разгрому вооруженных формирований оппозиции, снабжаемой лучшим оружием т.н. развитых стран, и нередко обучаемых и руководимых иностранными советниками.
Следует отметить, что несмотря на то, что 70 процентов нашей стотысячной группировки постоянно находились на охране коммуникаций и сооружений, оставшаяся часть героически выполняла все боевые задачи, не проиграв ни одной боевой операции. Кроме того с участием нашей армии в Афганистане были построены и действуют по сей день сотни предприятий, школ, больниц, электростанций, дорог, линий электропередачи, объектов социального назначения.
Задачи военного покорения Афганистана 40-й армии никто не ставил, а попытки отдельных злопыхателей приписать ей какие-то поражения пусть переадресуют бездарным политикам – заказчикам такой информации.
Мы, воины-интернационалисты, твердо знаем, что ушли из Афганистана не побеждёнными, а честно выполнившими свой гражданский и конституционный долг. Лично я убеждён, что при иной политике Горбачёвской верхушки страны по обеспечению вывода и последующей поддержки просоветских сил в Афганистане мы избежали бы многих как международных, так и внутренних катаклизмов.
Состоявшиеся в Государственной Думе Российской Федерации 21 ноября 2018 года парламентские слушания, посвященные 30-летию вывода Ограниченного контингента советских войск из Афганистана, их выводы и предложения на государственном уровне признать не соответствующими принципам исторической справедливости. Моральное и политическое осуждение решения о вводе советских войск в Афганистан, выраженное съездом народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 года, на мой взгляд, не только послужат делу политической беспристрастности и исторической правды, но и уроком трагических последствий отрицания или уничижения геополитических интересов страны и законов военного строительства.
В преддверие 30-летия вывода советских войск из Афганистана, не претендуя на истину в последней инстанции, хотелось бы искренне и беспристрастно поделиться личными наблюдениями и размышлениями по поводу афганской войны и её последствий.
Как я попал в Афганистан
Закончив в 1977 году Военно-политическую академию имени В.И. Ленина с золотой медалью, я отказался от предложенного места в адъюнктуре на кафедре философии родной академии и получил назначение для прохождения дальнейшей воинской службы в Дальневосточном военном округе.
Грустно было расставаться с Москвой, академией, друзьями, её литературным объединением, в котором частыми гостями были известные писатели В.Бондарев, М.Алексеев, Б.Слуцкий, Е.Исаев, А.Сурков, Б.Васильев, В.Воронов, М.Соболь и другие. Тут мои стихи о жизни и службе вызывали интерес и мне предсказывали литературную перспективу. Вот одно из стихотворений того времени.
ПРИСЯГА
Робея пишу о России:
Любимая, милая, мать...
Не каждого могут за сына
Поля и вершины принять.
Но каждая строчка до боли
Любовью и грустью жива
К тебе, моё русское поле,
К тебе, луговая трава.
Я клятвой солдатскою клялся
На верность великой стране.
И верен той клятве остался
В дороге, доставшейся мне.
И верю в труде и застолье,
Что, прежде чем ранить её,
И лжи, и снаряда осколки
Пройдут через сердце моё.
И дай мне любовь моя силы
В свершении завтрашних дней
Поменьше кричать о России,
Но думать побольше о ней.
Но, увлечение увлечением, а служба службой, и 13 августа этого года, рейсом №13 на 13 месте в самолёте я, а вместе со мной и моя семья, вылетели из Москвы в Комсомольск-на-Амуре, где в 413 мотострелковом полку началась моя почти десятилетняя суровая, но интересная дальневосточная эпопея.
Благодарен военной судьбе за то, что она свела меня в прекрасном русском краю с замечательными людьми, с которыми все тяготы и лишения военной службы преодолевались без нытья, с глубоким пониманием необходимости и важности нашей участи. Служил я, как и большинство офицеров-сослуживцев, не жалея сил и времени, на совесть, для укрепления воинской дисциплины и совершенствования боевой готовности вверенных частей и подразделений. Легендарный Комсомольск-на-Амуре запомнился своей разбросанностью без единого архитектурного замысла, суровыми морозами, пустыми полками в магазинах, километровыми очередями за спиртным и довольно сильным литературным объединением. Служба была непростой, с постоянными выездами: на полигон, в запасный район, в служебные командировки, а кроме того, подразделения и часть в целом постоянно приводились в состояние полной боевой готовности. Скучать не приходилось. Сравнивая условия службы в элитных частях, особенно заграничных, и частях, находящихся в экстремальных условиях, должен отметить, что там, где сложнее, там крепче коллективы и человеческая дружба.
Мотострелковый полк, а потом 3-й укреплённый район и две мотострелковых дивизии, где я служил начальником политических отделов – заместителем командиров по политической части, – дали мне солидный опыт в работе с военнослужащими всех категорий в различных обстановках и ситуациях, научили поддерживать деловые контакты с местными партийными, советскими правоохранительными и другими государственными структурами. Здесь я приобрёл добрых и надёжных друзей, с которыми поддерживаю контакты и по сей день.
Навсегда запомнится служба в 3-м укреплённом районе, прикрывавшем около ста километров советско-китайской границы в Еврейской автономной области и имевшем 45 пусть небольших, но самостоятельных во всех отношениях гарнизонов, имеющих специфическую организацию и вооружение. Ряд его подразделений находились на постоянном боевом дежурстве впереди пограничников.
Каждый из этих гарнизонов необходимо было обеспечить всеми видами довольствия, организовать и проконтролировать боевую и политическую подготовку, боевое дежурство и службу войск.
В 1979 году в одном из таких гарнизонов на почве неуставных взаимоотношений был расстрелян караул и меня вместо намечавшегося выдвижения в Приморье, направили в 3-й укреплённый район. Четыре года жизни я отдал совершенствованию этой части. Уже через год дела с воинской дисциплиной совместными усилиями офицерского коллектива были налажены. Правда, при этом ряд офицеров вольно или невольно поддерживающих дедовщину, расстались с должностями и партийными билетами, а особо убеждённые носители этой заразы из казарм переместились в места не столь отдалённые. В 1980 году я получил свой первый орден. Признание нужности работы всегда окрыляет, и я продолжал делать своё дело на совесть.
Молодость помогала успевать во всём: службе, спорте, творчестве, охоте, а в редкие выходные дни совместно с семьями отдохнуть на реке Амур. Тут я постоянно печатал свои стихи в районной газете и периодически в краевой. Несколько угнетало то, что старшие начальники, обещавшие при назначении в укрепрайон не забыть о моём выдвижении при наведении порядка, стали страдать забывчивостью. Да это и понятно, так спокойней; не забывали выдвигать или наследственных «полководцев», или умеющих часто напоминать о себе. Грузят на ту лошадь, которая везёт, а фотографируют чаще умеющую импозантно позировать на фоне воза.
С 1981 года кадровые органы неоднократно интересовались моим отношением к командировке в Афганистан и я, как и большинство офицеров на начальном периоде ввода наших войск, горел искренним желанием получить боевой опыт. Военный без войны – относительно военный. Но на тот период службы что-то не сложилось.
Сокращённая мотострелковая дивизия в Биробиджане, в которую я был назначен в 1983 году по инициативе командующего Дальневосточным округом И.М. Третьяка, после укреплённого района казалась местом отдыха, хотя и тут были свои проблемы, особенно тылового порядка; их, по поручению командира корпуса, мне пришлось решать из-за организационной слабости работников тыла дивизии. Много служебного времени уходило на выполнение дополнительной нагрузки, связанной с исполнением обязанностей нештатного секретаря партийной комиссии армейского корпуса. Этот период службы дал богатую практику восстановления и зимнего содержания систем отопления военного городка, его благоустройства, строительства стоянок боевой техники и вооружения. Естественно, что при этом не забывалось и главное – воспитательная работа с людьми. В этом соединении я был не обижен ни поощрениями, ни наградами.
Последующее, через год, моё назначение на равноценную должность, но с большим объёмом, в Амурскую область я воспринял как должное. Тем более что в беседах с руководством округа такое выдвижение "по горизонтали" было обосновано надеждой на моё положительное влияние в одном из самых больших и сложных соединений округа, которое в 1984 году итоговым приказом Министра обороны СССР было причислено к неблагополучным по состоянию воинской дисциплины. Как всегда в таких случаях были заверения о поддержке и дальнейшем перемещении по служебной лестнице уже по вертикали. Грело душу и то, что в годы Великой Отечественной войны в прославленном соединении воевал и мой отец.
Ну что ж, крестьянину пахать – не привыкать, лишь бы подножки не подставляли, а так получалось не всегда. Первую подножку я получил уже через неделю после нового назначения на военном совете округа, где сменивший И.М. Третьяка новый командующий округом, анализируя состояние дисциплины, публично сделал меня козлом отпущения в делах дивизии, в которой мне предстояло служить.
Видно забыл, что месяц назад на этом же месте награждал меня по итогам прошедшего года в Биробиджанском соединении.
Ну да ладно, в армии командиров не выбирают, а многое, и особенно моральный климат, в армейских коллективах зависит от личности воинских начальников. Одни из них, как правило, наиболее сильные и умные, работали методом обучения и поддержки, а другие методом давления, а иногда и унижения.
По прибытии к новому месту службы я с головой окунулся в уже привычную работу. Тем более что за весь период службы на Дальнем Востоке условия быта для семьи были нормальные: не приходилось думать о продуктах, чистой воде, тепле, о месте учёбы детей и работы жены, то, что называлось на Дальнем Востоке офицерским многоборьем.
Офицерский коллектив дивизии, которая прикрывала свыше 300 километров границы и располагалась тремя гарнизонами в городах Благовещенске, Свободном и Шимановске, был хороший; дивизия была укомплектована и обеспечена всем, имела необходимую учебно-полевую базу. Сложность была в разбросанности и суровых климатических условиях, особенно зимой. Некоторые командиры больше внимания уделяли организации обустройства и быта в ущерб боевой и политической подготовке. В таких условиях в казармах появляются "особы приближенные к прапорщику", увиливающие от службы, имеющие время и возможности для саморазложения и паразитирования на слабых, особенно молодых солдатах, откуда и берётся мерзость неуставщины и других нарушений солдатской жизни.
Но всё преодолевается, если тщательно продумать и чётко организовать каждодневную жизнедеятельность личного состава, доходя до каждого солдата, жестко контролировать ход и охват боевой и политической подготовки всех категорий военнослужащих, организацию службы войск, грамотно использовать неоценимых помощников в этом деле – партийные и комсомольские организации.
У меня сложились доверительные деловые отношения с командиром дивизии, его заместителями, командирами частей.
Наша дружная и настойчивая работа давала свои результаты, но тут и прилетела очередная, неожиданная и самая высокая подножка. Во время весеннего призыва 1985 года среди молодого пополнения в танковый полк дивизии, дислоцирующийся в городе Свободном, каким-то образом оказался сынок секретаря по идеологии одного из обкомов партии. Судя по всему, он был отправлен в армию на перевоспитание. В первый же день своей службы вновь прибывший защитник родины оскорбил сержанта – командира танка – и был наказан. Не обученный и не желающий трудиться молодой солдат отказался выполнять хозяйственные работы, самовольно оставил воинскую часть и сразу позвонил маме, а та в свою очередь другу по комсомольской юности М.С. Горбачёву.
Через несколько дней в дивизии работала московская комиссия из представителей Главного политического управления СА и ВМФ, Генерального штаба ВС СССР, Военной прокуратуры и Службы войск с высочайшей установкой – найти, судить, снимать, разжаловать… Несостоявшийся защитник отечества был возвращён под мамину юбку. А нам пришлось в буквальном смысле отбиваться от несправедливых выводов и обвинений в свой адрес. Приходилось воевать за каждую необъективную фразу в докладе комиссии. Делом и словом доказывая и показывая каждодневную целенаправленную работу офицеров частей и подразделений. Признателен руководству Амурской области того периода, её правоохранительным структурам, военной прокуратуре и командованию Белогорского объединения, которые всячески поддерживали нас в той ситуации.
В результате мы не позволили осудить сержанта, наказав его в дисциплинарном порядке, а также снять с должности командира полка, который впоследствии стал большим военачальником и получил высокое звание генерал-полковника, а нам с командиром дивизии было объявлено по строгому взысканию, к чему было не привыкать.
До сих пор удивляюсь, как удалось выстоять тогда, тем более, что перед самым приездом комиссии я попал в серьёзную автомобильную аварию и еле передвигался.
Работа комиссии не прошла даром, мы, учитывая указанные ею слабые места в боевой и политической подготовке, воспитании личного состава, продолжали совершенствовать качество проведения всего комплекса занятий и учений, особенно с боевой стрельбой, обеспечивали должный уровень организованности и порядка, укрепления воинской дисциплины. 1985 учебный год дивизия закончила с хорошим результатом.
В начале очередного года в дивизию прибыла и работала комиссия ЦК КПСС во главе с Иваном Порфирьевичем Потаповым, она изучала и анализировала работу коммунистов, коими тогда были почти все офицеры, а также партийных и комсомольских организаций по совершенствованию всех составляющих боевой готовности, в связи с выходом дивизии в передовые. Одним из вопросов изучения был вопрос наличия укрывательства происшествий и преступлений. Комиссии такого уровня в округах бывают редко, а выводы делают самые глубинные.
Солидный, грамотный и доверительный стиль работы членов комиссии располагал к открытому разговору по всем вопросам армейской жизни. Командование дивизии и её частей открыто делилось существующими в своей работе проблемами, а также высказывалось о некоторых системных недостатках службы в армии, о необходимости реформирования ряда составляющих боеготовности войск, об отношении к защитнику Отечества со стороны общества и прессы. Итоги комиссии подводились в узком кругу: командующий и член Военного совета округа, первый секретарь Амурского обкома КПСС, заведующий адмотделом обкома партии и мы с командиром дивизии. Так как до подведения итогов с нами результатами проверки никто не делился, то для всех стало несколько неожиданным, но приятным одобрение работы большого коллектива дивизии. После отъезда комиссии ЦК мы выслушали много лестных слов и обещаний от командования округа.
Вскоре командир дивизии ушёл на вышестоящую должность, а я, в срок получив очередное звание – полковник, продолжал служить, ожидая обещанного. И оно пришло как всегда не оттуда, откуда ждал, подтверждая незыблемость пословицы: "Мужик предполагает, а Бог располагает!".
В сентябре 1986 года я получил команду прибыть в ЦК КПСС на беседу по поводу назначения на должность начальника политического отдела дивизии, воюющей в Афганистане. Все обещания о служебной вертикали пришлось забыть и ехать на разговор о назначении уже на третью дивизию.
К тому времени новое руководство страны, заигрывающее с главным противником СССР в Афганистане – Америкой, всё делало для компрометации решения своих предшественников о вводе ограниченного контингента советских войск в Афганистан. Средства массовой информации и их вдохновители были увлечены говорильней о невозможности решения проблем Афганистана военным путём. О бесцельных потерях и тратах средств в войне. Открыто подталкивали к выводу наших войск из Афганистана по варианту вывода армии США из Вьетнама.
Это сегодня мы знаем, что всё это сознательно делалось по команде верхушки советской власти, попавшей на поводок наших извечных стратегических противников, а тогда действия партийных вождей, вызывающие обеспокоенность за судьбу страны и её армии, казались каким-то ошибочным недомыслием. Среди других и эти вопросы стали предметом откровенного разговора в административном отделе ЦК КПСС с В.С. Навозновым и И.П. Потаповым. Следует отметить, что в отделе ЦК разделяли обеспокоенность раскручиванием в стране так называемой прогрессивной общественностью безудержного пацифизма и враждебного отношения к войскам, ведущим боевые действия в тяжёлых условиях Афганистана, и к армии в целом. Виктор Семёнович недавно вернувшийся из Афганистана, поделился опытом особенности работы в боевых условиях. На вопрос, как я отношусь к назначению начальником политотдела 201 дивизии 40 армии, я ответил, что моё социальное происхождение выбирать место службы не позволяет, коль надо – значит надо.
Заехав в родную деревню попрощаться с родителями, я вылетел в Благовещенск и почти сразу – 30 сентября – получил телеграмму с указанием 1 октября быть в Ташкенте в политуправлении Туркестанского военного округа. Так как ранее об этих сроках меня не ориентировали, то пришлось просить три дня для сдачи должности, решения бытовых и иных вопросов. Ни в Белогорске, ни в Хабаровске этот пустяковый вопрос не решили, пришлось обращаться в ставку войск к генерал-полковнику Кизюну Н.Т., который согласовал моё прибытие в Ташкент 4 октября. Благодарен этому настоящему политработнику, позволившему мне по-человечески проститься с семьёй и сослуживцами и убыть к новому месту службы, а до того неоднократно поддерживавшему меня при непростых служебных ситуациях.
Прибыв 4 октября в политуправление Туркестанского военного округа, я был принят начальником политуправления округа генерал-полковником Стефановским Г.А., который детально проинформировал меня о боевой и внутриполитической обстановке в Афганистане, состоянии дел в дивизии.
Его искренняя заинтересованность положением дел, доступность и доброжелательное отношение к людям позволяли мне позже неоднократно обращаться к нему за советом, а иногда и помощью. Жалко, что перестройка, поломавшая судьбы десяткам миллионов советских людей, оставила невостребованным и сломила и этого прекрасного и талантливого человека.
Афганистан
Утром шестого октября я прибыл в штаб 40-й армии, расположенный во дворце Амина в Кабуле. В течение дня получив всевозможные инструктажи и наставления, особенно по укреплению воинской дисциплины в дивизии, так как она в этом вопросе считалась отстающей, я вылетел в Кундуз. Началась моя служба в дважды Краснознамённом Гатчинском соединении, разбросанном по фронту на 2 тысячи километров вдоль советско-афганской границы – от Файзобада до Маймане, и до 300 километров в глубину Афганистана – от Пянджа до Пули Хумри.
Первичное знакомство с командованием дивизии и частей, офицерами политотдела и штаба соединения подтвердило мнение руководства округа и армии о высоком профессионализме и самоотверженной работе подавляющего большинства офицерского состава 201 мсд. Командир дивизии Шеховцов Владимир Николаевич, его заместитель Боровой Валерий Павлович, начальники штаба Волобуев Олег Николаевич и Егоров Борис Викторович, заместитель командира по вооружению Алеев Виталий Шамсутдинович, заместитель начальника политотдела Артёменко Михаил Михайлович, начальник агитотряда Станкевич Игорь Станиславович, командир 149 мсп Скородумов Александр Иванович, с которыми я сразу познакомился, а впоследствии прибывшие для службы в дивизии начальник связи Тетерин Иван Михайлович, мой заместитель Липский Павел Иосифович, прокурор дивизии Свиридов Владимир Васильевич, его заместитель Третецкий Александр Владимирович и многие другие стали настоящими надёжными боевыми товарищами в войне на чужой земле. Каждый из перечисленных был и остаётся талантливым, высокоответственным патриотом своей страны и, вместе с тем, душевным и добрым человеком. Мы вместе несли тяжёлый крест войны. Вместе идём по жизни и сейчас, несмотря на высокие звания и должности бывших сослуживцев, ибо нет святее и крепче братства, чем боевое.
Служба в Афганистане конечно имела свою специфику, так как помимо всех её составляющих на родине добавлялись постоянные боевые действия совместно с афганскими войсками по уничтожению бандформирований, охрана и защита маршрутов, промышленных и иных важных объектов, работа с местным населением. Кроме того проводилась большая работа по подготовке и планомерному выводу ряда наших частей из Афганистана.
Служба была суровой, напряженной, нередко связанной с опасностью для жизни и потому интересной и всепоглощающей. Я уже имел опыт работы в соединении, разбросанном на сотни километров вдоль советско-китайской границы, но боевая и иная специфика политработы в Афганистане заставляли учиться отдельным её составляющим, и я не стеснялся делать сие, в том числе учась и у подчинённых.
Понимая, что тяжелый груз успешно нести можно только дружными согласованными действиями всего коллектива, по инициативе политотдела, командиры и политработники всех уровней больше внимания стали уделять сплочению армейских коллективов, начиная с коллектива управления дивизии. Ни для кого не секрет, что если командир сваливает ответственность за состояние дел на заместителей и начальников служб, то они в свою очередь все грехи, в том числе и собственные, списывают на командира, и тогда энергия всех уходит не на дело, а на сведение счётов, взаимные упрёки, а иногда и подножки. Удалось убедить отдельных офицеров управления дивизии, что командиров не выбирают, а авторитет любой части во многом зависит от авторитета её командира, поэтому на него должны работать все. В свою очередь с командиром пришлось неоднократно по-товарищески вести разговор, что он обязан не только требовать с подчинённых, но учить и поддерживать их, а если надо и защитить. Эта работа давала положительные результаты, сплачивала коллективы на успешное решение любых задач. Следует сказать, что все советские армейские структуры объединяли и укрепляли партийные и комсомольские организации, которые при их умелом руководстве являлись незаменимым инструментом воспитания личного состава, сплочения и мобилизации частей и подразделений. Что скрывать, иногда эти структуры были единственным местом, где на равных можно было вести принципиальный разговор не только с недобросовестными членами организаций, но и с зарвавшимися начальниками. Не случайно политотдел в своей работе по обеспечению выполнения боевых задач уделял особое внимание кадровому и организационному укреплению партийных и комсомольских организаций.
Лучшие подразделения частей дивизии насчитывали в своём составе свыше 20 процентов коммунистов. Коммунисты находились на всех важных для решения боевых задач участках. Сложившаяся в годы Великой Отечественной Войны фронтовая традиция опоры на коммунистов эффективно работала и в Афганистане. Партийные организации жестко спрашивали за упущения в организации и проведении боевых действий, в работе по укреплению воинской дисциплины. Надо отметить, что никто не был освобождён от такого спроса за дела, связанные с потерями личного состава, а также влияющие на морально-политическое состояние. Вот где была истинная демократия.
Продуманная работа, направленная на поддержание боеспособности и объективного мнения о коллективе дивизии, сопровождалась не только боевыми и иными успехами, но и разоблачением попыток её умышленной дискредитации. Так, прибывший в конце 1986 года новый военный прокурор гарнизона для самоутверждения и имитации кипучей деятельности систематически, не вылезая из кабинета, отправлял наверх полученный от своих информаторов, часто не проверенный и не подтверждающийся компромат о положении дел в дивизии, возбуждал уголовные дела на солдат из-за любого проступка. Спровоцировал на грубый проступок одного из уважаемых боевых старших офицеров и, не согласовывая ни с кем свои действия, арестовал его. Пришлось нам с командиром дивизии обратиться к командующему 40-й армией Громову Б.В. с просьбой об объективной проверке такого "компромата" и действий прокурора. Борис Всеволодович не отмахнулся от нашей просьбы, и в ходе такой проверки офицерами армии было принципиально опровергнуто большинство из сфабрикованных происшествий. Военный совет армии по результатам этой проверки выразил служебное недоверие кабинетному чиновнику, а партийная организация строго наказала его в партийном порядке.
Вновь назначенный прокурор гарнизона Свиридов В.В. и его заместитель Третецкий А.В., наряду с принципиальным расследованием происшествий и преступлений, не боялись живой работы с людьми, даже в окопах проводили много профилактических мероприятий, не позволяли укусов для острастки и поддержки собственного статуса.
Летом 1987 года таким же образом мы расстались с партийным советником северной зоны провинций Афганистана. Уровень подачи информации, полученной не выходя из кабинета от местных функционеров, связанных с душманами, этот партийный князек, ранее работавший вторым секретарём одной из автономных республик, избрал самый высокий – ЦК КПСС. Мы и не догадывались, каким образом он зарабатывает себе авторитет наверху и у афганцев за нашей спиной, пока обращения о якобы бесчинствах по отношению к местному населению, обстрелах кишлаков и караванов со стороны дивизии не стали предметом проверки ЦК.
Партийный советник сделал всё, чтобы прибывшая из Москвы в Кундуз группа партийных функционеров во главе с секретарём Ленинградского обкома партии Николаем Тимофеевичем Коняевым, пообщавшись с советниками и инициаторами жалоб, а также побывав в отдельных кишлаках, не встретилась ни с кем из руководства дивизии. Однако есть высший судия. Нелётная погода вынудила Николая Тимофеевича ждать самолёт в порту Кундуза. Случайная встреча с ним в порту и состоявшийся разговор были продолжены в штабе дивизии, где показанная ему система управления артиллерийским огнём и контроля за каждым артиллерийским выстрелом убедили в невозможности несанкционированных артиллерийских ударов. Встречи, проведённые с офицерами штаба, разведчиками и контрразведчиками дивизии и ГРУ, дали полную ясность – кто, когда и где воевал в соседних кишлаках без участия наших войск, тем более, что такие стычки были постоянно. Оказалось, что на таких междоусобных драчках бандформирований, от которых, естественно, страдало местное население, и основывалась информация партийного советника. Следует отметить, что по рекомендациям американских советников, переодетые в советскую форму душманы часто в мирных кишлаках организовывали вооруженные бесчинства, которые являлись источниками для всяческих зарубежных телепередач о "зверствах шурави". Кроме того офицеры проинформировали представителя ЦК о личных повадках нечистого на руку партийного чиновника. Какой волей восторжествовала истина, приходилось только догадываться.
Вырытая партийным князьком яма была использована по справедливому предназначению, а на смену ему в Кундуз прибыл высокообразованный, многоопытный партийный работник – секретарь Ярославского обкома КПСС Чупрунов Владимир Иванович. Владимир Иванович умел работать с людьми, подкупая их своей доброжелательностью и энциклопедическими знаниями. Он не боялся сам и заставлял советников и афганских гражданских и военных чиновников участвовать в работе по обеспечению боевых действий, проводимых дивизией совместно с афганскими воинскими формированиями, а также в мероприятиях, проводимых с местным населением. Находил возможность пообщаться с офицерами и солдатами, вникать в их нужды, помогать в их разрешении. Владимир Иванович помог открыть пункт пограничного контроля в Пяндже и организовал через него поставку свежих овощей и фруктов для раненых. В любой ситуации, перед любым начальником он отстаивал авторитет дивизии и её командования. Действительно, не место красит человека, а человек место.
К сожалению зимой 1988 года по распоряжению В.И. Варенникова Владимир Иванович был переведён на более ответственный и опасный участок работы в Кандагар. Буквально случайно мы с командиром сняли его с самолёта, вылетающего в Кандагар, для того, чтобы попрощаться по-русски, чем спасли ему жизнь, так как этот самолёт сбили душманы, а он улетел в Кандагар следующим бортом. Судьба снова свела нас уже в аппарате ЦК КПСС, где после Афганистана он возглавлял сектор орготдела. Я многому научился у этого красивого и сильного душой и делами человека, мы были дружны до последних дней его жизни.
В Афганистане, как и в других местах службы, я не любил кабинетный стиль работы. Всегда старался быть среди людей, выполняющих наиболее сложные задачи, стоящие перед дивизией, бывать лично на местах и разбираться в причинах боевых потерь, происшествий и преступлений, анализировать причины негативных явлений, выносить свои размышления и выводы на суд общественности, и совместно находить наиболее эффективные пути выполнения боевых задач, недопущения просчётов, ведущих к потере личного состава. Внутренняя убеждённость в том, что чему быть – того не миновать, и ответственность за дела позволяли в течении всей службы в Афганистане преодолевать чувства опасности и страха, почти ежедневно работая в частях и подразделениях, используя авиацию и бронетранспортёры для своего перемещения. Надо сказать, что в этом у нас были примеры для подражания. Постоянно работали в частях и соединениях офицеры политотдела и штаба армии, командующие армией Дубынин В.П. и Громов Б.В. их заместители Кондратьев Г.Г., Захаров А.И., Маев С.А., Кот В.С и другие, помогая вести работу по подготовке и проведению боевых операций. Особенно мне нравился стиль работы генерала армии Варенникова Валентина Ивановича. Участник Великой Отечественной войны, участник Парада Победы, являясь представителем Генерального штаба в Афганистане, координирующим всю боевую работу, он мог бы вести её из Кабула, а то и из Москвы, однако большинство своего служебного времени он проводил в войсках. Прилетая в дивизию, он всегда брал меня в состав групп для работы с представителями местной власти и командованием афганских частей на заставах и в гарнизонах дивизии. Абсолютное спокойствие и бесстрашие в любой ситуации, боевой опыт, мудрость и оптимизм буквально излучались от этого человека. Он заряжал всех уверенностью в правоте, необходимости и успехе наших действий. Большой, сильный и красивый человек он уважительно относился и к солдату и к офицеру, и никогда не грубил и не хамил с подчинёнными. Я неоднократно обращался к нему, когда считал необоснованными отдельные факты отношения к командиру дивизии и его заместителям с о стороны многочисленных проверяющих из округа, и он всегда справедливо их разрешал. После афганской войны мне довелось встречаться с ним на военных советах Сухопутных войск, в округах войск, горячих точках, в Государственной Думе России, в домашних условиях, и всегда этот великий человек поражал своей мудростью, надёжностью и обязательностью. Восхищался, когда Валентин Иванович, единственный из ГКЧПистов, защищал себя без всяких адвокатов в суде по делу ГКЧП. Он не только отстоял свою правоту, но и доказал, кто на самом деле государственный преступник, разваливший великую державу. Этот человек заслужил вечную память народа, такие должны быть примером в выполнении воинского и гражданского долга.
ДЕД
Светлой памяти В.И. Варенникова
Мы были и сами не молоды
На тропах афганской войны.
Хлебнули и жара, и холода
По воле великой страны.
А он перекраивал карты
Ещё во второй мировой,
Бросая чужие штандарты
Под звёзды Кремля над Москвой.
Как будто над смертью в насмешку –
Седой генерал и герой –
Он мог в обстановке кромешной
Владеть без бравады собой.
Он мог бы сидеть в кабинетах
И слать директивы в войска,
А он помогал нам советом
В окопах, горах и песках.
Не дрогнув в любых передрягах,
«Солдата беречь» нас учил
И славу советского флага
Хранить, будто светоч в ночи.
Был вместе в победах и бедах,
Недаром его по чести
С любовью и гордостью «Дедом»
«Солдатский совет» окрестил.
И мы по-мужицки, как надо,
Солдатскую честь берегли
В суровых горах Ханабада,
В окопах Кундузской земли.
Былинный воистину воин
В общении мудр, не спесив.
Он был по-отцовски спокоен.
Он был по-гусарски красив.
Не прячась, за спины и ранги,
Не кичась вершиной годов…
И если я чту дедовщину,
То только таких вот «Дедов»!
За други своя
Каждый день службы в Афганистане памятен. Каждый из боевых эпизодов незабываем. С особым чувством гордости за нашего солдата вспоминаю, как осенью 1987 года ко мне прибыла делегация солдат 149 мсп, подлежащих увольнению и практически ожидавших очередной рейс самолёта на родину. Все они имели большой опыт участия в боевых действиях и суть их обращения состояла в просьбе направить их для участия в боевой операции "Магистраль", вместо только что прибывших на пополнение молодых солдат. "Их же как цыплят перестреляют", – был главный аргумент дембелей. Посоветовавшись с командиром мы вышли с такой просьбой на командарма и получили добро. Четверо из старослужащих, добровольно пошедших на операцию, вернулись с неё домой в цинковых гробах. Слёзы наворачиваются при воспоминании об этих событиях. В какой армии, у какого народа найдутся такие примеры героизма и самопожертвования "за други своя"? Особое уважение из тех незабываемых дней вынес я к нашему солдату. В сложнейших боевых ситуациях восхищался смекалкой, инициативой, мужеством, терпеливостью и самоотверженностью вчерашних школьников. Тем более, что на завершающем этапе боевых действий им приходилось воевать не только с духами, но и пренебрежительным отношением к долгу защитника Отечества со стороны т.н. творческой интеллигенции, не имеющей патриотического стержня. Генетически заложенных в молодых душах сил патриотизма хватало и на внешних врагов и на внутренних недоброжелателей.
ВОЮЮЩИМ ЗА РУБЕЖОМ
Опасность возвышает чувства
Уже наверно потому,
Что нет возвышенней искусства,
Чем быть готовым ко всему.
И обостряет их опасность,
И несомненно оттого,
Мы не случайно, не напрасно
Рискуем часто головой.
Встаёт восход над горным краем,
Где ныне горе всей земли.
Мы знаем, что мы защищаем,
От нашей Родины вдали.
Мы волей страхи укрощаем
И каждый верою силён,
Что не бывать над милым краем
Знамёнам чуждых нам племён.
Ни осуждения, ни лести
Не ждём на избранном пути
От тех, кто с мужеством и честью
Не смог в одном строю идти.
Опасность проверяет чувства,
Но нас не надо проверять.
Уж коли я от Бога – русский,
Служу как пахарь и солдат.
Следует отметить, что дух патриотизма и воинской доблести в войсках поддерживался выступлениями перед солдатами, – как и в годы Великой Отечественной войны, – артистов, литераторов, общественных деятелей из всех республик Советского Союза. Концертные бригады из Москвы, Львова, Душанбе, Ташкента, а также выдающиеся артисты: Л.Зыкина, И.Кобзон, Э.Пьеха, А.Розенбаум и другие; писатели и журналисты М.Лещинский, А.Проханов, М.Кожухов, А.Боровик, Э.Сафонов, В.Верстаков выступали перед нами нередко в полевых условиях. Спасибо им и всем, кто не боялся смертельной опасности ради поддержания морального и боевого духа советского солдата.
Я слышал дыхание смерти
Никогда не забуду ещё один эпизод, связанный с личным участием в разрешении неожиданной боевой ситуации, связанной с принуждением душманов к выдаче тела убитого солдата. Почему-то сразу параллельно всплывает в памяти маразматическое заявление с трибуны съезда народных депутатов известного физика, бессовестно втянутого в политику пятой колонной, о том, что 40-я армия бросает на поле боя погибших. Кощунственней ничего придумать было нельзя. Да, были пленённые, как правило, не в боевых ситуациях; да, были и перебежчики, в основном наркоманы, но чтобы предать погибших в бою – это злонамеренная выдумка для компрометации советского солдата со стороны тех, кто вольно или невольно служил нашему извечному противнику.
Истины ради хочу описать события, связанные с вызволением от душманов тела погибшего в бою разведчика – сержанта Баденчука.
Утром 18 февраля 1988 года от командарма лично я получил задачу выехать в Багланы, разобраться и доложить о причинах дезертирства с оружием рядового Хадимуродова. Срочно сформировав группу из офицеров управления дивизии, прокуратуры и особого отдела я отправился в Багланы, где боевую службу нёс 2-й батальон 149 мсп.
Встретив в штабе батальона его командира, недавно прибывшего из Союза и ещё не имеющего боевого опыта, я получил от него первичную неутешительную информацию о происшествии. Мало того, что действительно солдат-наркоман сбежал с оружием, но и в результате безграмотно организованных комбатом его поисков в зелёнке, где были укрепления духов, построенные и обороняемые при содействии американских и английских советников, была брошена застрявшая в арыке БМП и рядом с ней убитый снайпером сержант. Два раненых прапорщика отправлены в госпиталь. Доложив полученную информацию командарму и командиру дивизии, я попросил необходимого боевого усиления т.к. подразделения батальона находились на заставах, охраняющих дорогу на Кабул, и других объектах, и почти не имели артиллерии. Я лично знал погибшего сержанта по его боевой работе и по толковым предложениям при анализе итогов боевых действий. Буквально несколько дней назад сержант Баденчук, как и другие лучшие воины, был принят в ряды КПСС.
Командир дивизии полковник Рузляев В.В. оперативно отправил к месту событий разведывательную роту и батарею самоходной артиллерии 149 мсп.
Пока выдвигались артиллеристы и разведчики, мы, организовав огневое взаимодействие рядом находящихся застав, попытались имеющимися танками эвакуировать застрявшее БМП. Однако несмотря на мужество танкистов, сумевших под шквальным огнём зацепить и начать буксировать БМП, одному из танков душманы разбили гусеницу из гранатомёта, а второй зарылся в землю и сел на днище. И хотя танкисты огнём из орудий и пулемётов не подпускали к себе противника, было страшно за них, так как ночью эта опасность усилится кратно. Не помогло и содействие седовласых местных старейшин, а также поддержка наших действий отрядом ХАД. Душманы вместо переговоров со старейшинами обстреляли их, а наступающих хадовцев встретили огнём на поражение, убив командира отряда и ранив несколько бойцов.
За время службы в Афганистане я неоднократно вместе с другими военнослужащими и журналистами переживал минуты обстрелов, взрыва мин, подрыва техники на фугасах, видел трассы ДШК, тянущиеся как щупальцы смертельно опасного зверя к нашему вертолёту; но всё это воспринималось как будто не со мной, как в кино. Тут же, – пробираясь вместе с хадовцами к месту гибели сержанта, – я испытал настоящий страх, когда одна из пуль снайпера пролетела, едва не касаясь головы и воздушным потоком задевая лицо, а вторая вошла в поднятую над арыком, где я оказался в мгновение ока, фуражку. Слава Богу, пронесло. Тогда я – официальный атеист, впервые перекрестился.
А обстановка драматизировалась с каждым часом.
Пройдя сложнейшим горным маршрутом от Северного Кундуза до Баглан, только к вечеру подошли разведчики. Узнав о том, что убит их коллега, известный всем в дивизии своей храбростью и героизмом, сурово пообещали отомстить и вернуть его тело в любом случае. По-разведчески толково и скрытно – в основном ползком – они выдвинулись к танкам и заняли круговую оборону. А когда ночью духи попытались взять подбитую технику, организовали им неожиданную встречу. Всю ночь шла интенсивная перестрелка, переживания этой ночи за человеческие жизни наших прекрасных ребят стоили мне седых волос. Утром над ямой, в которой мы с офицерами управления и заместителем командира 149 полка, прибывшим с разведчиками, организовали пункт управления боем, весь кустарник был буквально подстрижен душманскими пулями, а что творилось в центре боя – тяжело было представить. За ночь к месту боя подтянулась артиллерия и эвакуационная группа, мощная звуковая установка для переговоров с духами. Утром наши переговорщики на языках противника объявили, что если духи не отдадут убитого и не позволят вывести боевую технику, то познакомятся с огневой мощью нашей артиллерии. Каково было наше удивление, когда также через громкоговорящее устройство мы получили на чистом русском языке ответ: "Шурави, а вы придите и получите". И мы «пошли» при такой поддержке САУ и реактивных установок, что духи прекратили всякое сопротивление. Видимо не рассчитывали, что мы сможем за ночь подтянуть такие силы. За несколько часов была эвакуирована боевая техника и, слава Богу, вышли все разведчики, они были живы и только единицы имели лёгкие ранения. Со слезами на глазах я обнимал каждого из них и дал команду всех представить к наградам. После этого мы объявили духам, что делаем огневое затишье на 3 часа, а если за это время они не выдадут тело разведчика, то будем бить по всему укреплённому району, его командным пунктам и тылам, а потом придём в гости. В ответ – тишина, и тогда духам пришлось убедиться, что мы не блефуем. Имеющиеся разведданные позволили вести огонь так, что вскоре загорелись духовские казармы, начали взрываться склады с имуществом и боеприпасами. Периодические обстрелы велись всю ночь, а утром тот же голос из афганского громкоговорителя запросил перемирия и духи с белыми тряпками вынесли тело воина, не забыв снять с него сапоги.
Сбежавший из части с оружием наркоман через два года с почётом вернулся на родину. Чествовали его как героя не только представители власти и средств массовой информации Таджикистана, но и зараженные горбачёвской бациллой поддержки негодяйства газета "Известия" и ряд каналов центрального ТВ.
К сожалению, в истории нашей страны бывали времена прославления на государственном уровне подлецов и преступников; по этому признаку и ряду других действий политического руководства страны всё более чувствовалось приближение очередного смутного времени. Война как ничто объективно показывает силу или слабость политического и военного руководства страны. Игнорирование стратегических интересов страны, законов военного строительства под маской "нового политического мышления" было видно не только офицерам, но и солдатам, воюющим в Афганистане. Люди, каждый день рискующие жизнью, острее чувствовали правду и не стеснялись высказывать её. Озабоченность рядом решений, а точнее бездействия Москвы по вопросам межнациональных отношений и борьбы с религиозным экстремизмом на окраинах, высказывали и партийные советские работники Таджикистана и Узбекистана, с которыми мне приходилось тогда общаться. И до Афганистана докатывались волны столичных дискуссий и митинговщины. Ещё будучи в Афганистане в конце 1987 года начальник особого отдела дивизии принёс мне на нескольких страницах машинописного текста выступление Б.Н. Ельцина на октябрьском 1987 года пленуме ЦК КПСС. Читая этот текст мы пришли к выводу, что в руководстве партии есть человек, объективно видящий недостатки нашей системы и пути их разрешения. Чего греха таить, в это время мы все на кухонном уровне обсуждали недостатки в деятельности Горбачёва и других политиков и "выдающихся экономистов". Считали недомыслием ряд положений нового политического мышления, особенно в сфере военного строительства и государственной безопасности. Каково же было моё удивление, когда уже в ЦК КПСС я прочитал стенограмму истинного выступления Ельцина на пленуме, – ничего из того, что было в записке самиздата, не было и в помине, лишь обеспокоенность личной судьбой и просьба помиловать не посмертно, как это у нас принято. Для меня было ясно, что готовится "всенародно любимый вождь". Кем и для чего – я догадывался, а время подтвердило эти догадки. Уже потом стало известно, как ЦРУ классически сыграло на якобы противоборстве двух советских политиков, на самом деле, услужливо находящихся на поводках в руке дяди Сэма, вся разница в длине поводков. Один – на длинном – бездарно мотался в поиске многочисленных иностранных наград и званий за счёт стратегических государственных уступок Советского Союза, а другой, как таран, пьяным лбом рушил всё, что создавалось народом десятилетиями. Гордыня и шкурные интересы вели одного и другого по жизни и служебной лестнице, и ни капли ответственности за судьбу страны и русского народа. Это сейчас почти каждый – даже бывшие ельцинские гвардейцы – знает об участии и руководящей роли старой ЦРУшницы Е.Боннэр и партийного оборотня Бурбулиса в ельцинских поездках на трамвае, посещении очередей в магазине, панибратских беседах с толпой, сдачи партбилета и перебранок с Горби, а также хорошо организованного и проведённого политического спектакля в Беловежской Пуще, с последующим развалом СССР и приходом к власти людей, предавших не только декларируемые ранее идеалы, но и нанёсших всем сферам жизнедеятельности страны сокрушительный удар, несравнимый даже с поражением в войне. А тогда народ, жаждущий перемен, бездумно поддержал грубую ЦРУшную подделку: "Борис, ты прав!".
Не зря Джордж Буш по результатам этой грандиозной афёры откровенно заявил, что победа Ельцина в России, это наша победа – победа ЦРУ.
Удивляет и приводит в недоумение суетливая деятельность некоторых современных либеральных политиков по увековечиванию памяти этой мрачной личности в истории Родины. Зря стараетесь, господа. Ни Бога, ни исторической правды не удавалось провести никому.
ПАМЯТНИК ПОЗОРУ
На открытие Ельцин-центра в России
Мы знали разные раздоры,
Прожив лихие времена,
И всё же большего позора
Не ощущала вся страна.
Когда под ширмой перестройки
По злобным нотам ЦРУ,
Вёл всенародный царь попойки
Страну в помойную дыру.
Когда держава стала «рашей»,
Пьяна, раздета, но «крута».
С обидой масс за славу нашу,
В стыде за главного шута.
Когда пришли братки и воры
И прочий сброд людского дна.
Когда всеобщего разора
Вкусила вольная страна.
Крушились сёла и заводы.
Подачки слал в Россию мир.
А беспардонная порода
Вершила сатанинский пир.
Когда открыты были шлюзы
Для всякой нечести земной.
И после братского Союза
На Русь вся мразь пошла стеной.
Какую надо было силу,
Чтоб одолеть разруху ту.
Ведь так глумиться над Россией
Не мог ни Гитлер, ни Бату.
Но выстоял народ могучий
И в этой смуте роковой.
Развеяны позора тучи,
Державы стяг над головой.
Но лишь оплакали потери
И погасили смуты мор.
Как открывают Центра двери,
Чтоб возвеличить тот позор.
Тут пуп земли предъявлен миру.
На нём одном сошёлся клин.
Нет ни героев, ни кумиров
И вождь и царь Борис – один.
И рядом с ним "святые" лица,
Уже не ждущие суда.
Или хранит их заграница,
Иль в них ни страха, ни стыда?
Опять игра дурного рода,
Опять стремление успеть
За деньги нищего народа
Его губителей воспеть.
Но Божью память не обманешь
И люди помнят, что к чему.
Пока что с кукишем в кармане
Встречая чуждую чуму.
Сейчас о предательской сути прорабов перестройки знает каждый школьник, а тогда мы не могли предполагать о сознательном игнорировании интересов народа его лидерами, повлекшем столь катастрофические последствия.
В начале марта 1988 года я получил приказ Министра бороны СССР о зачислении меня кандидатом для учёбы в академии Генерального штаба и принял эту весть с благодарностью; осталось выжить до мая, а там отпуск, а там академия. Но истина, что мужик предполагает, а Бог располагает, была и остаётся незыблемой. В конце марта этого года я был приглашён в Москву, где получил предложение на работу в Административном отделе ЦК КПСС. Вот тут я чуть ли не оказался в роли буриданова осла, и туда хочется – и туда. Многие сослуживцы советовали выбрать академию. Я откровенно сказал о своих сомнениях на беседе в ЦК, где уважительно дали мне возможность для размышлений. Мудрый В.И. Варенников, узнав о моих сомнениях, сказал, что лучшей академии управления, чем аппарат ЦК КПСС, нет, да и отказываться от предложений руководства партии – глупо, что он осознал это на собственном опыте, не сказав каком.
Николай Иванович Шляга, с которым я беседовал в ЦК КПСС, поддержал моё положительное решение и, вернувшись в Афганистан, я продолжил службу в прежнем режиме, часто выезжая и вылетая в гарнизоны, участвуя в боевых действиях. Заканчивалась моя командировка, которая познакомила меня с замечательными людьми в сложной обстановке, позволила сделать личные выводы о происходящем и в Афганистане, и в стране.
15 апреля я получил команду прибыть в Москву; сдав должность своему заместителю и попрощавшись с боевыми друзьями, 16 апреля я навсегда покинул Афганистан.
ПРОЩАНИЕ С АФГАНИСТАНОМ
Кундуз. Жара. Аэропорт.
Вот-вот вертушка приземлится.
Давно на зной уставши злиться
Лежит дворняжка у ворот.
Ещё чуть-чуть и всё. Прощай,
Печаль непонятой пустыни!
Но долго в сердце не остынет
Суровой памяти свеча.
Ещё чуть-чуть. Уже винты
Горячий воздух гонят кругом.
Прижмусь щекой к щетине друга –
И всё. Взираю с высоты
На пыль, где маки отцвели,
На строй разрушенных дувалов,
Арыки, где воды не стало –
Война, она не для земли.
Война, она – всегда беда.
Мне мой отлёт простите, братцы.
Вам суждено ещё остаться.
На сколько? Может навсегда.
17 апреля я был уже в Москве, а 18 апреля представился руководителю отдела административных органов ЦК КПСС Лукьянову Анатолию Ивановичу. Анатолий Иванович в ходе беседы интересовался условиями, в которых выполняют боевые задачи части ограниченного контингента ВС СССР в Афганистане, настроениями личного состава, возможными перспективами развития событий. В меру компетентности и собственных наблюдений и размышлений я старался объективно доложить ситуацию, в том числе, соображения о целесообразности предстоящего вывода войск. Я также проинформировал начальника отдела ЦК КПСС о дружественном отношении к нашим войскам и гражданским советским специалистам основной массы афганцев, и об их опасениях за свои жизни и перспективу развития страны.
Признаться, у меня не было сомнений, что если не поддержать правительственные силы во главе с Наджибуллой, то после вывода наших войск к власти в Афганистане придут антисоветские, проамериканские силы. А люди, имевшие дело с нами, будут репрессированы или уничтожены.
До сих пор с позиций геополитического и государственного интереса страны и стратегической целесообразности наших действий в регионе я считаю, что горбачёвские безвольные уступки нашему главному противнику, поспешный вывод войск из Афганистана не только предали его руководство и людей верных Советскому Союзу, но и повергли эту многострадальную страну в кровавую пучину, которая не прекратилась и по сей день.
Фраза президента Афганистана Наджибуллы:"Ваш Горбачёв нас предаст. Да и вас самих тоже. Но запомните – тогда больше союзного вам Афганистана уже никогда не будет. Потому что афганцы не забывают предательства" – оказалась не только пророческой, но и укором всем нам, безропотно терпящим вместо вождей беспринципных карьеристов, политических приспособленцев и просто предателей. Надо признать, что в стране было немало поддерживающих его лукавых говорунов. А значит, общество ещё ранее опустилось до уровня существующей власти. Прости, Господи, за это определение, но оно не является осуждением, а лишь констатацией.
Мне, как и многим, до сих пор стыдно за аморальные и требующие правовой оценки действия Горбачёва, Яковлева, Шеварнадзе, Ельцина и других, инициативно и сознательно рушивших многовековую империю.
Истинный суд истории ещё ждёт всех приложивших руку к развалу Советского Союза.
НА ВОЙНЕ
О той оболганной войне
В чужой загадочной стране,
Что часто видится во сне,
До дней последних – помнить мне.
За три засчитывались сроки
На той непризнанной войне,
Втройне быстрей её уроки
Пришлось усвоить с болью мне.
Почуял я на той войне,
Что власть страны воюет – с ней.
И вдохновленная извне
Торопит к пропасти коней.
Тогда впервые я прозрел:
От лживых фраз до подлых дел
Партийных и иных иуд,
Что для своих страстей живут.
Что эта, как и все, война,
Для новой смуты – им нужна.
Что после с ней беда придет
В страну, которая живет
Не здравым смыслом и добром
Для русских укрепляя дом,
А бредом вычурных идей,
Продажно-меченных вождей.
Продолжившие горбачевскую международную политику Ельцин и его министр иностранных дел Козырев встали на путь прямой поддержки американских инициатив в Афганистане, прекратили всякую экономическую и политическую поддержку просоветских сил. В свою очередь ЦРУ усилило всяческую поддержку талибов и всестороннее давление на их противников. Но даже в этих условиях власть Наджиба продержалась три года.
Уверен, что если бы не наше предательство, то пророссийская власть в Афганистане была бы и по сей день. А в таком варианте миру не пришлась бы пережить трагичные и кровавые события в Ираке, Ливии, Египте, Сирии и др. странах, а также цепь проамериканских цветных псевдореволюций. Американские войска, пришедшие после нас в Афганистан, будут постоянной угрозой России в её южном подбрюшье.
Вывод Советских войск из Афганистана, вопреки стремлению его инициаторов Горбачёва, Яковлева и Шеварнадзе к американскому варианту панического бегства из Вьетнама, прошёл организованно и практически без потерь. С выводом войск и его последствиями мне, как и всему народу, придется столкнуться уже в ближайшее время, а пока я с головой окунулся в напряженный рабочий ритм коллектива адмотдела ЦК КПСС, где, помимо курирования вопросов военного строительства и кадровой политики в ряде округов и групп войск западного направления, мне была поручена работа с участниками боевых действий. Затем проблемы воинов-интернационалистов я вёл в аппаратах президента и правительства, так что Афганистан не отпускал и не отпускает меня.
В заключение хочу высказать несколько фраз о различных общественно-политических организациях воинов интернационалистов. Изначально их создание и функционирование было пущено на самотёк, без доброго и нужного влияния государственных структур. А предоставление различных льгот таким организациям реализовало чью-то задумку "Разделяй и властвуй". Каких только организаций не появилось тогда в погоне за льготами. В некоторых регионах их насчитывалось по нескольку десятков, нередко непримиримо враждующих меж собой. Естественно, что пострадавшие в войне и особенно инвалиды должной помощи от таких организаций не получали, да и народ не ощутил силы своих защитников, когда уничтожалось его государство СССР. Ряд организаций существовало и существует для политического обслуживания своих лидеров, отдельные действительно защищают интересы участников боевых действий. Основная же масса бывших "афганцев" добросовестно служа и работая исполняла и исполняет свой долг перед родиной, семьёй и друзьями, недоверчиво относясь к политическим тусовкам и их организаторам. Среди этой массы не знаю никого, кто приветствовал бы развал Советского Союза и предательство Афганистана, но знаю многих, кто героически отстаивал наше государственное единство в спровоцированных многочисленных межнациональных конфликтах.
Недавно президент США Трамп заявил, что война в Афганистане развалила Советский Союз. Наверно он прав в том плане, что либералы во главе с Горбачёвым максимально использовали эту войну как инструмент для развала страны.
С другой стороны, я уверен, что если бы во время сдачи Советского Союза без боя его верховным главнокомандующим в стране нашёлся политик или полководец, призвавший "афгацев" на защиту Отечества, мы не познали бы самого крупного и позорного поражения страны за всю её историю.
=======================================
Приглашаем Вас на творческий вечер
«ВО ИМЯ ЧЕГО МЫ ЖИВЁМ»
Леонида ПЕТУХОВА –
самобытного русского поэта, боевого генерала,
лауреата литературных премий К.Симонова и А.Кашко.
Вечер состоится 5 марта в 18.30
в конференц-зале Российской государственной библиотеки по адресу:
ул. Воздвиженка 3/5, 3-й подъезд.
В творческом вечере примут участие:
народный артист России Василий Овсянников (Брянск),
заслуженный деятель искусств России Н.Е. Писаренко (Смоленск),
лауреаты международных и всероссийских конкурсов певцы:
Иван Якушин и Наталья Смирнова (Москва);
певцы и композиторы: Владимир Нелюбин и Александр Борода (Москва), Олег Горбачёв и Алексей Колбасов (Брянск),
чтецы: Ольга Муратова, Елена Метакса, Максим Исаев и Владимир Панченко (Видное), Александр Бушуев (Брянск).
Вход свободный.