Николай СТАРОДЫМОВ 
Николай СТАРОДЫМОВ
ТОТ САМЫЙ РОСТОПЧИН
Неожиданный ракурс
Ростопчин…
Эта фамилия известна каждому человеку, хоть немного интересующемуся историей России. Именно граф Фёдор Ростопчин служил генерал-губернатором Москвы на момент захвата её Наполеоном.
Что мы знаем о нём?.. Впрочем, поставлю вопрос иначе: что лично я до недавнего времени знал об этом чиновнике?
Если коротко, то примерно вот что.
Что в период отступления армии к Москве он не сумел организовать эвакуацию города. Ему вменяют в вину то, что в оставленной Первопрестольной осталось очень много ценностей – как меркантильно-материальных, так и материально-культурных, а также церковных, которые в результате оказались разграбленными или же погибли в пламени. Ему вменяют в вину и то, что из города не вывезли тысячи и тысячи раненых солдат и офицеров, доставленных сюда после Бородинского сражения. Да и грандиозный пожар, который уничтожил старую Москву, приписывают ему же – Фёдору Васильевичу Ростопчину: якобы именно он отдал столь варварский приказ.
А не так давно мне в руки попала книга Софи Аскиноф «Московский французы в 1812 году». Я о ней уже писал… В этом произведении Ростопчин тоже выведен не слишком лицеприятно… Автор «Московских французов…», профессор Сорбонны, приписывает Ростопчину ещё несколько дополнительных грехов. Например, что он предпринял попытку выселения из Москвы всех французов, что он инициировал в Первопрестольной шпиономанию, что он целенаправленно вывез из столицы все средства пожаротушения, что и стало причиной распространения пламени, с которым оккупанты старались бороться…
В общем, много чего знал я об этом царедворце и любимце Александра Павловича – и всё больше негативного.
И вот предложили мне для прочтения книгу Фёдора Ростопчина с названием довольно красноречивым: «Ох, французы!»… Прочитал я её, скажу вам, друзья мои, с огромным удовольствием.
Обращали ли вы внимание на такой феномен?.. Имеется в истории некий персонаж, о котором знаешь по учебнику, и выглядит он какой-то плоской фигуркой, обведённой по абрису пером, а то и вовсе больше напоминающей карандашный набросок. А по мере знакомства с персонажем по другим источникам фигурка становится вроде как выпуклой, наливается живыми красками… И постепенно обретает черты узнаваемые, индивидуальные…
Полгода назад граф Фёдор Ростопчин в пантеоне исторических образов, нашедших приют в моей памяти, оставался той самой нечёткой абрисной зарисовкой… Сегодня он перебрался в другое помещение – здесь собрались персонажи, которые обрели индивидуальность.
Так каким же он был – генерал-губернатор Москвы 1812 года – граф Фёдор Ростопчин?..
Прежде всего, по этой книге я узнал, что он зарекомендовал себя очень неплохим литератором. У него весьма неплохой художественный слог, он очень наблюдательный путешественник, довольно язвительный человек, ловкий царедворец, умеющий потрафить государю и выгородить себя за счёт другого, способный как на милосердие, так и на беспощадность…
В книге даётся много характеристик историческим лицам того времени – политикам, военачальникам, чиновникам… Обращает на себя внимание тот факт, что характеристик негативных приводится больше, чем благожелательных. А уж себя как выхваляет!..
Короче говоря, очень жаль, что о творчестве Ростопчина-писателя настолько мало известно. Его произведения могли бы здорово обогатить наше представление о той славной и непростой эпохе.
Томик «Ох, французы!» вышел в 1992 году. В него включено несколько произведений Ростопчина. Перечислю их, хотя бы уже для того, чтобы читатель имел представление о палитре творчества Фёдора Васильевича.
«Путешествие в Пруссию» (относится к 1786 году). «Последний день жизни императрицы Екатерины II и первый день царствования императора Павла I». «Ох, французы!» – «наборная повесть из былей, по-русски писанная». Несколько небольших повестей и рассказов из жизни российского дворянина Силы Андреевича Богатырёва. Записки Ростопчина о 1812 годе, а также о годе 1815-м. Ну и «Последние страницы, написанные графом Ростопчиным», относящиеся к 1825 году, к дням, когда Москва была взбудораженной известием о кончине императора Александра – вскоре и самого Фёдора Васильевича не станет.
А ещё тут есть крохотная, на три странички, зарисовка «Я сам без прикрас», в которой автор создаёт автопортрет – с юмором, самоиронией, лёгким кокетством, и даже эпитафией. Очень хотелось бы процитировать едва ли не половину её, но ограничусь только одной усечённой фразой: «…жизнь была плохой мелодрамой… где я играл героев, тиранов, влюблённых, благородных отцов, но никогда лакеев».
Итак, слегка пройдёмся по страницам книги.
Искренний патриот
Прежде всего, обращает на себя внимание, что Фёдор Ростопчин – истинный патриот своего Отечества. Быть может даже чуточку квасной.
Вот оцените!
«Уж ли Бог Русь на то создал, чтобы она кормила, поила и богатила всякую дрянь заморскую, а ей, кормилице, и спасибо никто не скажет. Её же бранят все не на живот, а на смерть»… Разве для дня нынешнего цитата из конца XVIII столетия не актуальна?..
Все сравнения, которые он приводит в книге, свидетельствуют в пользу русского человека – вне зависимости от сословия, к какому он относится. Мужик или дворянин, солдат или работник почтового ведомства, извозчик или гувернантка – все русские у него лучше иностранных. Даже над прусским королём поёрничал всласть – правда, с царём проводить параллели поостерёгся.
Даже в описании реакции Двора на смерть государей – прусского короля Фридриха Великого, российской императрицы Екатерины Великой, а также царя Александра I – у автора сквозит превосходство патриота. Тоже, знаете ли, показательные картины!..
И при этом об иностранцах пишет автор всегда с язвительной иронией.
Вот только несколько примеров ироничного языка Ростопчина.
Во время путешествия по Пруссии, на одном из постоялых дворов местный почтмейстер высказал приязнь русскому гостю, объяснив это следующим фактом: во время очередной войны у него в доме размещались калмыки, состоявшие в пришедшей сюда русской армии, – и они тут никого не обидели. И далее: «Принесшая бутылку пива почтмейстерова дочь лицом своим уверила меня, что калмыки стояли у матери на дворе и что она ими была довольна».
Автор на всякий манер высмеивает медлительность прусских извозчиков и почтальонов. И вот реплика: «Древние, для изображения скуки, представляли время с обрезанными крыльями: лучше бы его одеть прусским почтальоном».
О прусских солдатах: «Они меня не удивили. Я игрывал ими маленький; оловянные… деревянные… глиняные… и живые, коих я видел, – все одинаковы».
Ну и о короле Фридрихе Вильгельме, который, страдая подагрой, написал несколько картин… Ростопчин по этому поводу высказывается вновь с сарказмом: «Надпись доказывает, что король желал извиниться за свою работу, а живопись – сколь жестока была болезнь его».
Граф Ростопчин показывает себя разнообразно образованным человеком. Например, он хорошо знает иностранные языки, что в те времена не такая уж и редкость, и историю, как отечественную, так и всемирную, что характерно не для всех его современников. Он немало приводит к месту и Платона, и Герострата, и Робеспьера, и Диогена… И это – не считая своих современников, начиная с короля Фридриха, эрцгерцога, Наполеона, Миттерниха, Россини и многих других.
Ну а как начнёт российских достойных людей перечислять – так на целую страницу! Вот лишь некоторые названные Ростопчиным имена (все перечислять – слишком много займёт места): воины Шуйский (очевидно, Борис Петрович), Румянцев, Суворов; спасители Отечества Минин и Пожарский; главы духовенства Филарет, Гермоген, Платон; писатели Ломоносов, Державин, Карамзин… И этот список можно продолжать и продолжать!.. Эрудит Фёдор Васильевич, подлинный эрудит!
Интересны его рассуждения о Франции, о Наполеоне, о революции… А также о том влиянии, которое оказывает заморское вольнодумство на умы российской молодёжи. По сути, Фёдор Васильевич предупреждает Россию об опасности грядущего нарастания в стране революционных настроений. Напомню, что восстание декабристов случилось ещё при жизни Ростопчина, так что он мог бы с чистой совестью попенять власть предержащим: я ж вас предупреждал!..
Зарисовки из жизни обывателя
Очень интересен раздел книги, в которой автор пробует себя как беллетрист.
Через несколько его разножанровых произведений проходят череда образов дворян, какими Фёдор Васильевич хотел бы их видеть в идеале: честных служак, верноподданных патриотов, добропорядочных семьянинов, рачительных хозяйственников… Собственно, что образы, что сюжеты довольно прямолинейны и не сказать, что очень уж занимательны… Однако сколько в них бытовых подробностей, через которые постигаешь эпоху!.. Читаешь, и видишь взаимоотношения между людьми одного круга, между барами и слугами… Видишь, что было принято в отношениях между родственниками, между друзьями, между недоброжелателями, между мужчинами и женщинами…
Описывая верность одного из своих героев присяге в период Пугачёвского бунта, автор пишет слова, суть которых проходит через все его заметки: «Геройству, верности государю и отечеству, великодушию и бескорыстию русских нет конца!».
А ещё здесь встречаются поговорки, которые исчезли из нашего современного языка. Например: «Коль нет ремешка, так и лычку обрадуешься!». А что, не так разве?..
Граф Ростопчин, царедворец и вельможа, учившийся за границей, на протяжении всей книги показывает, насколько хорошо он знал родной язык. И ратовал за то, чтобы и молодое поколение его знало! Он чистейшей воды государственник, превыше всего ставящий интересы Отечества. Он – здоровый консерватор, который последовательно выступает за сохранение привычного уклада жизни, и против проникновения в повседневный быт иноземного влияния.
Начать же он предлагал с того, чтобы рассказывать младенцам сказки русские, а не заморские. Он весьма остроумно противопоставляет – народные сказания отечественные и иноземные. Противопоставляет, разумеется, в нашу пользу!
А как он отстаивает русскую кухню, противопоставляя её заморским кушаньям! Например, приводит он рецепт приготовления блюда, которое называется «няня». Ещё и посмеивается: мол, знать нужно, что это именно кушанье, и не думайте, что ребёнок, его поглощающий, людоед. Что же касается собственно названия, то автор подначивает: а чем название блюда «няня» смешнее «котлетов»?..
«Я не философ, а русский, живу по-русски, думаю по-русски, а если б не родился русским, то сокрушался бы, что не русский».
Даже удивительно, насколько данный пассаж автора совпадает с тем, о чём думают многие из нас. Хотя каждый по определению обязан гордиться своей принадлежностью к своему народу! В этом я убеждён.
Ну и ещё по поводу кухни… Критикуемые автором котлеты слишком прочно вошли в нашу жизнь, чтобы от них отказываться. Сейчас у нашей эпатирующей части населения иная фишка – всякие суши и роллы, да непременно чтобы палочками!.. Лично я эту заморскую снедь не ем, но признаю за каждым право на собственный вкус. Хочу сказать только одно: нынешние гурманы умеют пользоваться экзотическими палочками, зато не умеют орудовать ножом и вилкой. Вот это меня лично расстраивает куда больше.
И вообще Фёдор Васильевич о правильном питании рассуждает очень актуально, прямо по-современному.
Как водится, Ростопчин – барин! – подтрунивал над человеком из простонародья: «Он думать не умел и сроду не размышлял, а сидел и смотрел. И гусь, и крот, и сова, и свинья не думают, а живут; и Феклистыч так же жил, и многие люди так живут»… А что, сегодня таких мало?..
Как водится, Ростопчин – царедворец! – негодует в адрес сплетников. «Проклятые злодейки, чёртовы посланники, адские почтальоны, звери ехидные! Достойно бы вам родиться слепыми, глухими и немыми. … вы настоящие душегубцы. О, как жаль, что на вас не привязывают почтовых колокольчиков …[чтобы извещать] людей о приближении сей ядовитой пресмыкающей». Разве мы сами не испытываем подчас подобных же чувств?..
Знаете, друзья мои, я далеко не во всём согласен со взглядами, которые декларирует Фёдор Ростопчин. Но в целом, когда я прочитал книгу, он стал мне понятен. Несмотря на пролегшие между нами два столетия и поистине пропасть в социальном отношении!
Гроза 12-го года
Подчеркну: я с интересом читал все произведения Фёдора Ростопчина, объединённые в книге. Только пьесу не осилил – просмотрел по диагонали, не зацепила она меня.
И всё же с нетерпением ждал описания автором событий, относящихся к 1812 году. Думаю, этот интерес вполне понятен.
Из учебников истории, из художественных книг, из воспоминаний современников у меня имелось представление о том, как действовал генерал Ростопчин в период наполеоновского нашествия. А именно: вместо того, чтобы заниматься реальным делом, он писал какие-то глупые афишки, не сумел своевременно организовать планомерную эвакуацию города, а потом сбежал, бросив его на произвол судьбы…
Как-то ты оправдаешься перед мной? – думал я, приступая к чтению мемуаров двухсотлетней давности.
И в результате моё представление о Фёдоре Ростопчине и его деятельности перевернулось кардинально!
Нет-нет, я понимаю, что мемуары для того и предназначены, чтобы себя, любимого и неповторимого, выставлять в лучшем, чем ты есть в реальности, свете, чтобы оправдывать свои промахи и превозносить заслуги. Сам такой!..
Скажу и иное. Некоторые поступки генерала, которые он представляет как похвальные, вызывают у меня, по меньшей мере, недоумение.
Однако увидел я и то главное, чего не ощущал до прочтения: деятельность генерал-губернатора, быть может, не всегда выглядела последовательной, не всегда достаточно продуманной, однако оказывалась неизменно отвечающей требованиям момента. Из книги я убедился, что в тот период на его месте вряд ли кто-то смог сделать для Москвы и для России больше, чем Ростопчин.
Показательный факт! Принимая назначение на пост генерал-губернатора Москвы, Ростопчин заранее оговорил очень характеризующее его условие. Он просил государя ничем и никак не награждать его в период службы в этой должности. Тем самым он оградился и от завистников, и от злопыхателей.
Главная цель, которую я ставлю перед собой при работе над этими записками: оправдать Фёдора Васильевича в глазах нас – моих собственных и моих современников. Или хотя бы объяснить его поступки.
Начнём с афишек.
Фёдор Васильевич не указывает, откуда у него появилась эта идея – время от времени обращаться к московскому люду с прокламациями. Быть может, сам придумал, или подсказал кто, а то позаимствовал идею у того же Наполеона с его бюллетенями… А то и – самое вероятное – сама идея рождения средств именно массовой информации витала в воздухе…
Но только его афишки стали мощным средством идеологической работы с населением. Они выполняли роль сводок Совинформбюро, только образца начала XIX столетия. В них Ростопчин доносил до народа ту версию событий на фронте, которая представлялась более целесообразной; информировал о ситуации в Москве и окрестностях; а также сообщал о мерах, принимаемых властями. Ну и – что тоже очень немаловажно – афишки стали мощным средством борьбы со слухами, паническими настроениями, вражеской пропагандой.
Обращает на себя внимание следующий факт. В первых выпусках афишек французы показаны как «карлики и щегольки», которые не перенесут условий русской природы; сравнивал Наполеона с Карлом XII, причём сравнение оказывалось в пользу шведского короля. Однако постепенно тональность обращений меняется, они становятся жёстче, суровее. Некоторые их положения в далёком будущем как будто перекочуют в знаменитый сталинский приказ «Ни шагу назад!», хотя бы в той части, которая относится к тыловому обеспечению. Да и призывы к развёртыванию партизанского движения в тылу врага у Ростопчина содержатся вполне недвусмысленные – эта его идея также найдёт своё развитие в годы Великой Отечественной.
Таким образом, есть основания полагать, что те самые афишки, над которыми посмеивались некоторые историки, сослужили свою службу в поддержании морального духа москвичей, да и вообще россиян.
Равно как, немного забегая вперёд, отмечу, что завершающие афишки относятся уже к периоду после освобождения Москвы от наполеоновских войск. В них мы видим целеустремлённого чиновника, который озабочен тем, чтобы возродить город и накормить возвращающихся к родным пепелищам горожан, который борется с мародёрством, занимается проблемой предотвращения болезней, которые вполне могли вспыхнуть в столице по весне…
Итак: пресловутые ростопчинские «афишки» – это вполне оправданное средство идеологического воздействия на народ.
Ну а теперь – собственно записки о нашествии Наполеона.
Я уже отмечал, что деятельность Ростопчина в его мемуарах выглядит вполне последовательной.
Фёдор Васильевич показывает, как менялся характер принимаемых им решений в зависимости от того, насколько война приближается к Москве. Давая характеристики полководцам российского воинства, генерал-губернатор подчёркивает, что едва ни до последнего дня не знал, будет ли сдана Москва неприятелю. Сам он, отслуживший в молодости в гвардии, в какой-то момент понял, что Первопрестольную придётся оставить. Однако Кутузов продолжал заверять всех окружающих, что ещё не всё потеряно, и что на ближних подступах к городу состоится ещё одно, решающее сражение. В частности, Ростопчин встречался с Кутузовым уже после Бородина, на Поклонной горе, где фельдмаршал, по его словам, предполагал дать сражение, во всяком случае, заверял окружающих в этом намерении.
Мог ли Ростопчин в этих условиях отдать приказ об оставлении города его жителями?.. Задним числом, зная, что произошло дальше, мы можем ответить утвердительно. Но когда будущее туманно?.. Генерал-губернатор колебался и оттягивал окончательное решение. Наверное, слишком долго. Но право, лично у меня душа противится его в этом попрекнуть.
Следует подчеркнуть, что собственную семью Ростопчин отправил в эвакуацию уже буквально в последний момент, когда в том, что город падёт, ни у кого не оставалось ни малейшего сомнения.
Дальше. Москва до последнего продолжала поставлять в действующую армию ополчение, вооружение и боеприпасы, продовольствие, шанцевый инструмент. Все эти грузы отправлялись в войска гужевым транспортом (а каким же ещё?). И назад лошади возвращались очень редко – войска их попросту реквизировали. Диву даёшься, когда читаешь, сколько тысяч и тысяч и тысяч повозок и лошадей отправила Москва в помощь воюющей армии!
Те состоятельные москвичи, которые имели для того возможность, покидали Первопрестольную самостоятельно: в некоторые дни из города выезжало до 1320 экипажей различной вместимости. У кого таковой возможности не имелось, могли уповать только на… Ну на что человек уповает в подобной ситуации?.. На милость небес!..
Вынужден признать, что раньше я просто не задумывался над этой стороной вопроса. Эвакуация – это только слово. Чтобы реализовать её, требуется транспорт. Лозунга «Всё – для фронта!» в 1812 году ещё не придумали; однако принцип этот в определённой степени действовал и тогда – транспорт действовал в первую очередь в интересах действующей армии.
Война выявила эту громадную проблему! В боевых действиях участвовало всё больше народа, а службы, которая занималась бы эвакуацией в тыл увечных воинов, не существовало. Этот упрёк следует в больше степени адресовать военному ведомству, медицинскому, государству в целом, но никак не конкретно генерал-губернатору Ростопчину, на которого обрушилось столько самых разноплановых дел.
Конечно, спасать раненых следовало непременно! Но когда Кутузов едва не в последний день перед оставлением Первопрестольной запросил сколько-то телег шанцевого инструмента для строительства оборонительных укреплений – мог ли Ростопчин проигнорировать этот приказ?..
За недопоставку припасов для армии, за игнорирование запроса главнокомандующего с него мог спросить государь-император. А за невывоз раненых?.. Только совесть – человека и христианина!
И вместе с тем Ростопчин не оставлял без внимания эту свою функцию милосердия! Не имея возможности отправлять раненых телегами, генерал-губернатор организовал отправку их баржами в Коломну по Москве-реке.
За душу берёт фрагмент его записок, где к Ростопчину обращались за помощью раненые, вынужденные выбираться из Москвы в тыл самостоятельно! Кому-то он помог деньгами – и это едва ли не всё, что он мог для них сделать.
В том, что огне и дыму оставленной Москвы погибли тысячи солдат и офицеров, получивших ранения на Бородинском поле, Ростопчин, бесспорно повинен, однако лишь в какой-то степени – для спасения увечных он всё же сделал очень немало.
Сам автор приводит такие данные. Из города было эвакуировано 25 тысяч раненых и больных; в городе осталось около трёх тысяч. Поскольку проверить данные из нашего века невозможно, будем считать, что они примерно соответствуют действительности.
…Ставят в вину генерал-губернатору и тот факт, что перед тем, как покинуть город, он выпустил на свободу сколько-то заключённых – они-де и устраивали поджоги. Ростопчин пишет и об этом. Ну а что он должен был сделать в этих условиях?.. Всех казнить без суда?.. Эвакуировать и тюрьмы?.. То есть ещё и на это задействовать столь необходимый для других целей транспорт?.. Оставить их запертыми в камерах, сняв охрану и сняв, соответственно с довольствия?.. Лично на мой взгляд, правильно он поступил!.. Во всяком случае, в решении генерал-губернатора логика прослеживается. Не так?..
По его приказу перед самым оставлением города казнён только один человек – некто Верещагин, чья вина в распространении слухов в пользу нашествия Наполеона считалась доказанной; Ростопчин назвал его «единственным русским, изменившим своему отечеству». И сколько-то уголовников просто отпустили – не тащить же их с собой!
Дальше.
В какой-то момент, после оставления Смоленска, командование русской действующей армии приняло решение удалить из войск людей, в первую очередь иностранных офицеров, которые подозревались в контактах с оккупантами. В общем-то, решение понятное – несмотря на презумпцию невиновности. Таких офицеров отправляли в Москву с сопроводительным письмом, в котором просили Ростопчина отослать подозреваемого куда подальше вглубь страны.
Ростопчин так и поступал: получив такое предписание, он отправлял указанного офицера с пустяшным поручением куда-нибудь в тыл, например, в Оренбург. Но вот что меня в связи с этим поразило! Если офицер выказывал недоумение, протестовал против такого поручения, Ростопчин показывал ему письмо, на основании которого он так поступает. Например, от того же Барклая-де-Толли. Признаться, я с трудом представляю, как это вяжется с представлениями о корпоративной, или о социальной солидарности. Да и с воинской субординацией тоже…
Узнав о таком недоверии, один офицер попытался застрелиться, однако всё тот же Ростопчин сумел его от этого шага удержать.
На мой взгляд, то, что Ростопчин показывал письма командующих армиями подпавшим под подозрение офицерам, самый некрасивый поступок автора книги. Впрочем, он сам его таковым не считает. Судя по всему, у нас с ним разные представления о том, как должно поступать в подобных случаях.
Упоминает Ростопчин и о том, как он боролся с шпионством, с распространителями пронаполеоновской пропаганды, как занимался высылкой из города иностранцев, в первую очередь французов. Я об этом уже писал, и возвращаться к теме не вижу необходимости.
Только одно замечание. В упоминавшейся уже книге Софи Аскиноф «Московский французы в 1812 году» рассказывается о том, как сорок французов по приказу Ростопчина посадили на баржу и отправили в Нижний Новгород. Любопытно, что сам Ростопчин ставит себе в заслугу то обстоятельство, что если бы он так не поступил, они бы, эти сорок приверженцев Бонапарта, ушли с отступающей «Великой армией» и непременно погибли бы. А так – они спаслись! И хотя я не люблю оперировать в тексте допущениями, в данном случае приходится признать, что резон в суждениях автора имеется.
А вот что считаю нужным подчеркнуть особо, так это отношение Ростопчина к Кутузову.
Вообще-то замахиваться на общепринятые авторитеты – что-то из серии уподобиться Моське, которая изображает храбрость, зная, что ей за то ничего не будет. В самом деле: Кутузов – общепризнанный спаситель Отечества. И трогать его не моги!..
Только что ж поделать, если деятельность его на военном поприще вызывает некоторые вопросы. И в исторической литературе нет-нет да встречаются нелицеприятные его характеристики.
Вот и Ростопчин не жалует светлейшего главнокомандующего. «Этот человек был большой краснобай, постоянный дамский угодник, дерзкий лгун и низкопоклонник», – пишет он. Насчёт «дамского угодника» – ладно, не самый большой грех. Но остальное!.. Как-то и в самом деле не вяжется с образом «спасителя Отечества».
Вот ведь факт! Отечество и в самом деле в конце концов оказалось спасённым. Однако же Наполеон покинул Москву исключительно потому, что испугался приближающейся зимы, да ещё оказавшись в блокированном сгоревшем городе. Удивительно, но тут мысль Ростопчина перекликается с идеями Льва Толстого, которые он выскажет через полвека: что Наполеона победил народ, потом уже армия, в то время как для роли Кутузова они оба отводили места не так уж много.
К слову, о патриотических порывах народа!.. Вот факты, которые приводит Ростопчин. Несколько состоятельных знатных людей снарядили за свой счёт дружины и отправились во главе их в действующую армию. Одна дама выразила намерение сформировать роту амазонок, которые бы приняли участие в войне. То же намерение выразила группа московских театральных актёров… И тем и другим было отказано. Сам Ростопчин отобрал группу сотрудников полицейского ведомства, которые остались в Москве на период оккупации и ежедневно доносили русскому командованию о положении дел в столице…
Короче, когда говорят о том, что патриотический подъём был всенародным, это правда: записки Ростопчина это подтверждают.
Не акцентируя особо внимания на негативных фактах, о которых пишет автор, всё же отмечу следующее. Ростопчин указывает, что даже в те трудные времена, когда от общества требовалось единение, имело место, в частности, воровство. И схема проста. По заранее продуманному маршруту отправлялся транспорт с неким грузом. Этот транспорт попадал в руки неприятелю. А соответствующий начальник списывал под этот факт огромные суммы.
* * *
Я ещё много могу писать об этой книге. Но хватит уж!..
Прекрасная книга!
И очень здорово, что она попала мне в руки!
===========================
Сайт автора: