Эдуард БАЙБАКОВ. ГОВОРЯЩИЙ АФОРИЗМАМИ. О романе Александра Леонидова «Апологет»

 

Эдуард БАЙБАКОВ

ГОВОРЯЩИЙ АФОРИЗМАМИ

О романе Александра Леонидова «Апологет»

 

«Нет ничего лживее фотографической точности» – говорит писатель Александр Леонидов. Имеется в виду: документальная точность фальшива растягиванием и выпуклым выпячиванием мига. Вот кто-то кривлялся, и вы его «сфоткали». Кривлялся-то он одну секунду – а на фото теперь вечно такой. Или наоборот – на секундочку принял величественную позу, а вы его навеки таким изобразили… Поэтому, когда пишешь об эпохе, о времени – «нет ничего лживее фотографической точности». Всякий раз локальные мгновения объектива можно подтасовать так, что в вечность уйдёт совершенно превратное представление о том или ином этапе.

Историзм, историософский подход требуют иного формата осмысления, выходящего за локальность фотографического отображения. Живописное полотно эпохи – это вам не бытовая фотография. Нужно поймать мгновения, не абы какие, а только те, в которых, как небо в капле воды, отражается весь дух времени.

Ни для кого уже не секрет, что образ Виталия Совенко у Леонидова – это осмысление драмы и диалектики советской эпохи в одном, оттого переполненном смыслами, персонаже. Даже имя и фамилия «говорящие», как у гоголевских персонажей!

«Витализм» – (от лат. vita – жизнь) жизненный, полный жизни, например, жизненная энергия (vitavitalis – «жизненная сила»). Это я словарь цитирую, если кто не понял. «Совенко» – помимо очевидного советского корня, ещё и намёк на птицу мудрости и ночного хищника, сову. Отчего и кличка у персонажа – «Филин».

И вот вопрос: ради чего такое нагромождение скрытых смыслов, аллюзий? Цель ясна: Леонидов хочет, опираясь на исторический материал, но весьма вольно, создать аллегорическое полотно эпохи. При этом избегая как явных подтасовок, анахронизмов – так и фальшивящей фотографической точности исторической детализации. Книга ведь не только об определённом времени, которое у Леонидова (1974 г.р., мальчик) – «болит». Как и у всего его поколения – за исключением, может быть, худших его представителей.

Размах, обусловивший импрессионистскую манеру смутных мазков – на описание самой анатомии власти, анатомии государственности, как таковой, «с древнейших и до наших», как говорится. Историк придерётся к ряду деталей, и придерётся справедливо, а литературный критик скажет, что эти детали были нужны Леонидову в его замысле. Ведь не монографию о Брежневе или Горбачёве человек строчит, а историософское размышление, густо приправленное мистикой.

Тексты Леонидова – что в «Апологете», что в продолжающем его «Иге человеческом», – нужно понимать как аллегорию. Не аллегорию в тексте, привычную нам, читателям, а сам текст – как аллегорию. Ведь кроме аллегории, в леонидовском тексте ничего и нет, если внимательно присматриваться…

Леонидов только делает вид, что изображает конкретных людей-персонажей. На самом деле их индивидуальность обманчива: каждый, даже промежуточный герой романа, – попытка изобразить архетип человеческий. И когда есть конкретные прототипы – тоже. Простите за каламбур, но что мешает персонажу, имея прототип, стать архетипом?

Основной кирпичик текста Леонидова – афоризм. Перефразируя шутку про матерщину у некоторых ди-джеев, Леонидов не употребляет афоризмы в речи – он ими говорит. Чуть ли не каждая фраза в романе – вполне законченная самостоятельная творческая величина.

Просто, методом случайного «тыка», я вырвал несколько предложений из романа:

– Много витязей пытались бороться с чудищем «перестройки» – и было у них всё в порядке с отвагой, с боевыми искусствами. Но никто не преуспел – потому что все заходили не с той стороны. Нельзя убить мертвечину! И дело тут совсем не в мече, не в том, что сталь плоха или заточена худо… Просто нельзя разрубить мечом жижу, и сечь её – всё равно, что воду в ступе толочь….

– Магия, как царство лжи и приспособленчества, паразитирует на вере, как царстве искренности и служения. Так чага растёт на берёзе, питаясь её соками…

– План по возобновлению строительства дворца семьи Сухановых был сложным, и как большинство сложных планов – неэффективным…

– Алина Пескарёва, а после Очеплова, – что называется, «лимита» из тусклого испитого великими стройками нечерноземного городка Гологды. Путеводитель по которому, как уверяла эта гологодская оторва, состоял бы из двух слов: «Ничего нет».

– Она долго не могла определиться, звать молодого мужа Димой или Митей; вскоре он превратился в занудно-казённое, по-женски разочарованное определение «Очеплов»… Так имя мужа и растворилось совсем в кислоте женского разочарования.

– Всю кажущуюся сложность культур понять в общих чертах немудрено! И колонизатор в пробковом шлеме, и бай в тюбетейке – все как один хотят хапнуть кусок Вселенной, послаще да пожирнее. А хапнув – сохранить, старательно обучая обворованных идеям ненасилия. Хозяева жизни учатся делать строгие мордашки, рассуждая – как же это плохо и некрасиво посягать на чужие жизнь и собственность…

– Мир богат, и чего в нём только нет; но для бедняка в нём ничего нет.

И так далее, и тому подобное…

Это я не специально выбирал – это я пальцем случайно по тексту водил. Там весь текст такой. Как Леонидов умудряется составить связный сюжет из сплошных пословиц и поговорок, изредка разбавляемых идиоматическими выражениями, – знает только он один (ну, еще Господь Бог). И это не только достоинство, но и недостаток автора: при таком обилии афоризмов читатель теряется, грубо говоря – «обалдевает». Это нужно читать так: страничку прочитал, отложил, подумал, переварил. Но кто сейчас будет в таком режиме читать? А если читать «запоем» – то смыслы налезают на смыслы, афоризмы вытесняют афоризмы, путаются в памяти…

У Леонидова, надеюсь, всё впереди. И может быть он, как огородник, научится прореживать грядку с морковками афоризмов. Пока же они у него растут так густо, что мешают друг другу…

А тут ещё и жутковатое для патриота (а либералы Леонидова читать не станут, даже не притронутся) – обвинение в порнографии (разноголосый хор в обсуждении Леонидова на https://colonelcassad.livejournal.com/5497643.html, https://colonelcassad.livejournal.com/5481204.html и др.). Это не шутки, конечно, автор порой попросту заигрывается во фривольности, в ряде сцен его метафоризм оборачивается натурализмом… За такие «сценки» его бы в старые годы припекли, да и нынче в той среде, к которой обращён дар Леонидова, не одобрят.

Но здесь, может быть, нужно иметь широту и снисходительность читательского взгляда: Леонидов – певец полнокровной и бурной, героико-эпической жизни, отчего в «белых одеждах» он остаться просто не может: его персонажи таковы и из такой среды, что изобразить их иначе было бы фальшиво.

Где Александру хватает такта вовремя скомкать необычайно живое изображение и опустить завесу скромности, а где его «перехлёстывает» – судить не берусь. «Мы – дети 80-х, но сыновья 90-х», говорит он сам про себя и своё поколение. А если всю жизнь был заперт в кабаке, то пропитаешься парами сивухи…

Языковая стихия Леонидова, которую в «Дне Литературы» справедливо назвали «неотёсанной» (https://denliteraturi.ru/article/4018), как и его образы – из 90-х. Это действительно разнузданный, хотя и связный поток речи – и шокирующей и подкупающей «бруталом». И тут другой вопрос: если рассматривать сюжеты Леонидова, природу и происхождение его персонажей, – могут ли они иначе говорить, думать, действовать?

Вспоминаю девственную невинность викингов в советском фильме «И на камнях растут деревья», фильме неплохом, но очень уж, по моде тех времён, наивном. Викинги показаны как современные хулиганы, а не как жестокие, обдолбанные мухоморами убийцы-психопаты. Конечно, детям лучше таких «советских» викингов показывать до восемнадцати лет, а вот взрослым… Взрослого человека, знающего историю, «кастрация» образов несколько огорчает, мягко говоря.

Отсюда правило, которое считаю верным: если взялся писать о викингах – покажи их, именно викингов. Если о 90-х – покажи 90-е. Если об инфернальной анатомии власти – то покажи всю инфернальность этой анатомии. Злодеи не бывают «немножко злыми», как не бывают гимназистки «немножко беременными».

Леонидов «ураганит» в литературе так же, как его сверстники «поураганили» в бизнесе. И это закономерно: ведь он эхо, зеркало, отражение своих лет и своего жизненного опыта. Так что претензии моралистов, думаю, излишне чопорны. «На зеркало неча пенять…» – ну и так далее.

Довольно избитой стала в нашей критике фраза о «срывании всех и всяческих масок»; обычно при таком срывании обнаруживается только внутренняя маска. Леонидов же, обнажая всю гулкую глубину звериного нутра в человеке, существенно меняет, усложняет и переставляет читательские представления о добре и зле, истине и лжи, прекрасном и безобразном.

Красота человека отыскивается порой на самом дне колодца пороков, а пафос позёрских вершин, наоборот, раскрывается во всём своём лицемерном лицедействе:

Чтоб войти не во всем открытый,

Протестантский, прибранный рай,

А туда, где разбойник, мытарь

И блудница крикнут: вставай!

 

Эта цитата из Гумилёва как ничто иное раскрывает внутренние пружины леонидовской прозы. Основа историософской концепции Александра Леонидова – оборотни. Оборотни делают все слова бессмысленными. Они пробираются под масками в руководство церковью или компартией, они разлагают и захватывают их изнутри, занимаясь приятной уху простака демагогией…

Но есть и другие оборотни – внутри сатанинских орденов, – сделавшие свой выбор наоборот. Эти, другие, зная всё, разлагают изнутри уже саму стихию разложения. Всё это – раскрытие евангельской теории о «волках в овечьих шкурах» и пастырстве.

В этой мистерии духа времени персонаж по имени Виталий Совенко – центральный образ-аллегория. Великое и ужасное советской эпохи, в целом ХХ века, определяемого советским лидерством в мире идей, у Совенко сплавлены на молекулярном уровне.

Леонидов, пожалуй, первым догадался до идеи, которая после прочтения его романов кажется совершенно очевидной (но почему-то ранее никем не озвучивалась): совместить пафос коммунизма с «незримой бранью» монахов-отшельников, той невидимой битвой, которую они ведут с бесами.

В самом деле, если предположить, что бесы существуют – то на чьей стороне они будут в угнетательском обществе? Кому и как станут помогать? Разве не очевидно?

Понятно, что и человеку, каким бы негодяем он ни был, – без подкупа бес без надобности. На кой чёрт нужен чёрт – если ничего не предлагает из вещественного, материального, если не продвигает карьеру и не помогает финансово?

И вот Леонидов предположил совершенно логично: бес предлагает человеку земной успех в обмен на душу. Ну, это как бы всегда и подразумевалось… Но тогда – как соотносится это предложение бесовское с судьбами социализма? С распадом СССР?

По самой структуре своей инфернальные силы – антисоветские, хоть, может быть, что-то им и нравилось в СССР (например, казённый атеизм). Ну то, что им нравилось, – они, не волнуйтесь, намерены сохранять; Чубайс и Невзоров, Познер – яркие тому примеры.

В основном же пафос коммунизма и «незримая брань» подвижника с бесами совпадают: изгнание зла как подавления другого человека, смирение и равенство.

Оттого в метафоре Леонидова смыкаются времена, эпохи; исторические параллели просто бьют в глаза. Древность и современность оборачиваются единым контуром, Карфаген и США раскрываются в их органическом и типологическом единстве.

Поколения людей меняются. Но сами люди – нет, – говорит нам Леонидов. И с новой техникой лишь усложняются вечные проблемы строения человека, те неизменные в своей основе вопросы, которые снова и снова встают перед каждым поколением.

Эпоха Брежнева предстаёт как сновидение, которое снится одновременно и человеку далёкого «гужевого» прошлого, и человеку далеко ушедшего, моторного будущего. Она многое помогает объяснить в области вечных проблем, но Вечность помогает ещё больше объяснить в ней.

Посему – Леонидова надо читать.

Скорее всего, не соглашаясь со многим в его романах.

Но и в самом несогласии становясь выше себя, прежнего.

Говорящий афоризмами Леонидов имеет такую особенность – поднимать собеседника…