Антон ХРУЛЁВ. ПЯТНАДЦАТЬ. Рассказы

 

Антон ХРУЛЁВ

ПЯТНАДЦАТЬ

Рассказы

 

СПАСТИ КОТА

 

Вечерело. Начинал моросить дождь. Над деревней всё гуще выпадали минометно-артиллерийские осадки, кружили железные птицы. Волк собрал группу, чтобы вытащить с поля боя товарища. Мы не знали, убит он или только ранен. Перебежками по оврагу направились к передовой, где минут пятнадцать назад была ожесточенная схватка.

Из оврага стали подниматься на ничейную высоту – после боя мы отошли за овраг, противник откатился в противоположную сторону, за неубранную полосу подсолнечника. По склону навстречу нам сползал человек. Подобрались к нему поближе и узнали однополчанина Кота, за которым мы и шли. Он был весь в грязи и крови, обе ноги его и правая рука были посечены осколками. Вероятно, он сам, как сумел, перевязал раны.

Вкололи раненому промедол, укрепили повязки и, подсунув под него плащ-палатку, поползли обратно. Автоматы и разгрузка мешали ползти. Кот казался невероятно тяжёлым.

Неожиданно снова начали работать «Грады», вражеская артиллерия, и миномёты разного калибра.

– Пить, пить… – шептал Кот.

В попавшейся лужице намочили клочок ветоши, смочили ему губы и сами из пригоршней сделали по глотку застоялой воды. 

Добрались до окраины деревни. Наш связист Фил вызвал по рации перевозку из госпиталя. Ждали долго… Она не ехала. Фил запросил другую машину. Десятки минут ожидания нам показались вечностью. Не давали засыпать Коту, подбадривали, отвлекали разговорами, пытались шутить. Вдруг рация зашипела. Донеслись какие-то фразы...

Небо осветилось от выхода «Градов». Вой летящих мин обрывался грохотом разрывов. Мы пытались понять, куда они будут ложиться.

Вновь послышалось потрескивание рации. Раздались чётко сказанные слова: «Держитесь. Едем». Эти слова успокоили нас. Приехал «Урал». Осторожно подняли в кузов Кота. Забрались туда сами и поехали в Свитьёво, где находился полевой госпиталь. Дорога была разбита, часто приходилось объезжать воронки, оставленные от взрывов мин. Ехали около часа. Несмотря на то, что «Урал» способен ходить и по бездорожью, трясло сильно. В госпитале Кота сразу же осмотрели врачи и начали над ним колдовать – готовили к отправке на «большую землю». Профессор, который всё время крутился возле операционной, спросил у вышедшего врача, что с раненым и куда его отправят?

Пожилой хирург-бурят, снимая маску, посмотрел на него усталыми глазами и ответил:

– Жив будет и даже в футбол играть сможет.

Нам разрешили задержаться в госпитале, привести себя в порядок. Потом Волка и Смеха оставили охранять его. Приказ есть приказ! И он, как говорится, не обсуждается. Остальные под командованием Седого возвратились к своим. Все были рады, что Кот жив и скоро будет дома. Волк и Смех вернулись в расположение части через двое суток, и бойцы продолжили выполнять свой добровольческий долг.

 

ИГЛА НЕ ПРИЕДЕТ

 

Весь день Профессор слушал радиоэфир и пытался понять, что происходит на их направлении.

– Какие новости, Профессор? – заходя в хату с авоськой в руках, спросил Алтай.

– Пока ничего не известно, – вздохнув, ответил тот.

К вечеру в Чертовку начала стягиваться тяжёлая техника, которая двигалась со стороны Свитьёво. Танки, БТРы, БМП, а также бронированные машины «Тигр» кишели на улицах деревни. Не смолкая, работала артиллерия, миномёты, «Грады» – снаряды и мины летели безостановочно в сторону противника. Было светло, как днём.

Позади хаты, где квартировало отделение Профессора, возле городьбы остановился танк. Седой приказал Шёпоту и Смеху оценить обстановку на улице. Оба вышли.

Увидев, что танкисты начали вылезать из своей машины, Шёпот окликнул:

– Здорово, бойцы! Надолго встали?

– Тебе-то чо?! – дерзко отозвался один из танкистов.

– Э, ребята, полегче, – вмешался Смех и, не дожидаясь реакции, продолжил: – Вы что, с этого места работать будете?

– Конечно, а в чём проблема? – ответил, высунувшись из люка, командир машины.

– Так не пойдёт, братцы. Давайте-ка уезжайте. Мы не хотим, чтобы после того, как вы отстреляетесь, в наше расположение начала прилетать ответка. Короче, проваливайте! – нервно заявил обиженный дерзостью танкиста Шёпот.

– Тише, тише, ребята! Давайте успокоимся и поговорим, – спрыгивая с танка и прикуривая сигарету, сказал механик-водитель.

Из хаты вышел Седой и, подойдя к изгороди, спросил:

– Что за митинг вы тут устроили? Смех, Шёпот, я же сказал, чтоб осмотрелись, а вы устроили сборище. Кто из вас командир? – обратился он к танкистам.

– Я, старший лейтенант Брызгало. Позывной Каток.

– Отлично. Я Седой, командир отделения тридцать третьего отдельного добровольческого отряда. И вот этих двух… – кивнул он головой в сторону Смеха и Шёпота. – Но можно без званий.

Командиры пожали друг другу руки и отошли к соседней хате. Сели на скамейку. Каток предложил Седому сигарету. Тот не отказался.

– Откуда столько техники? Планируется наступление? – спросил он.

– Нам самим ничего неизвестно. Поступил приказ, чтоб в назначенное время мы выехали в Чертовку и заняли позицию, – выдохнув дым, ответил Каток.

– Давай договоримся: ты свой танк отгонишь чуть дальше нашего расположения. Мы же не хотим, чтобы эта хата стала для нас братской могилой? – строго глядя в глаза собеседника, спросил Седой.

– Ладно, Седой, договорились. Но и ты окажешь нам услугу. Найдётся же у вас место для нас? Самое большее дня на три…

– Нет проблем. Отгоняйте машину и приходите.

Замолчали артиллерийские батареи, миномёты. Небо перестали освещать «Грады». Как тать подкралась ночь. На чёрном небе звёзды были такими большими, что, казалось, их можно достать рукой, они как спелые наливные яблоки свисали с ветвей незримых яблонь. У ограды тихо шелестели высохшие стебли кукурузы. Бледно-розовый месяц освещал разбитую дорогу и поле за ней с неубранным подсолнечником.

Профессор, Танцор, Чапай и Дед вышли на улицу. Закурили. Глянув в небо, Профессор продекламировал:

Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,

И звезда с звездою говорит.

– Ты чего это, Профессор, стихами заговорил? – осклабив белые зубы, спросил Танцор.

– А кто её знает! Вот посмотрел на звёздное небо, а оно так и затягивает в свои таинственные объятия. И сами собой вспомнились строки Лермонтова.

– Да, Профессор, тут я с тобой полностью согласен. Такого неба я в наших краях не видел, – произнёс Чапай.

Через открытую форточку было слышно, как Седой пытается вызвать  водителя отрядного «Камаза» Ветра, с которым он отправил Каспера к Кедру из разведгруппы, чтобы те передали ему разряженные рации и забрали заряженные. Но на обратную связь никто не выходил.

Чапай, Танцор, Дед и Профессор вернулись в хату. Седой упорно продолжал вызывать Ветра, но тот так и не вышел на связь.

Прошло около двух часов. Наконец, в радиоэфире раздался голос водителя «Камаза», который пытался что-то объяснить, но сильные помехи мешали разобрать, что он говорит.

Алтай предложил прогуляться до базы разведгруппы и посмотреть, не случилось ли чего по дороге с машиной.

– Значит так, идёт моя группа: Смех, Волк, Клык, Шёпот, собирайтесь! – скомандовал Профессор.

До расположения группы Кедра пешком путь занимал минут тридцать. Вышли. На полпути у разрушенного административного здания увидели, что стоят две машины и толпа людей. Подошли ближе, и стало понятно, что случилась авария: машины столкнулись. Отрядный «Камаз» уже не подлежал восстановлению, от удара смялась кабина, повреждена рама и двигатель, да и вторая машина, перевозка из санчасти, была покорёжена не меньше: у неё лопнул поддон, всё масло из двигателя вытекло.

Ветер от боли едва стоял на ногах, а Каспер сильно ударился головой о стойку в кабине, рассёк бровь и сломал ногу. Как это произошло, никто из них объяснить не мог. Медики тоже пострадали, но не так сильно.

Из штаба приехал комендантский «УАЗик», и забрал участников ДТП.

Смех и Волк отправились обратно в расположение своего отряда, а Шёпот, Клык и Профессор остались охранять разбитый автомобиль. Шёпот обратился к медикам, которые толклись у своей разбитой машины:

– Как же всё произошло? Как вы столкнулись?

– Да всё просто! – ответил один из них, прикуривая сигарету. – Мы ехали за колонной. Переморгнулись фарами с вашими. Первая наша машина прошла, вторая… А потом ваш «Камаз» повело и он врезался в наш «Урал». Хорошо, что обошлось без жертв. Но это единственная машина в нашей санчасти, которая вывозила убитых и раненых с поля боя. Как мы будем теперь – неизвестно.

– Твою ж дивизию!.. Как же так-то?! – возмутился Профессор.

– И что нам теперь делать? Нам же завтра выдвигаться на передовую, – с дрожью в голосе выговорил Клык.

 – Профессор, свяжись с Седым и спроси: долго ли нам стоять здесь на охране этого корыта? Нужно что-то решать, – предложил Шёпот.

– Я бы с радостью, Шёпот, да батарейка села, – ответил тот товарищу.

Часов через шесть к разбитому «Камазу» подкатили на «Буханке» Кедр и Злой.

Вылезая из машины, Злой начал материть, на чём свет стоит, дежуривших около разбитой техники бойцов. За что и почему, никто не понял. Скорее всего, потому, что в штабе ему крепко досталось от начальства.

Первые лучи солнца коснулись куполов полуразрушенной церкви и, отразившись от них, начали перебегать с крыши на крышу. Заголосили петухи. Издалека донёсся перебрёх собак – и вскоре на деревню начали сыпаться вражеские снаряды. Все побежали в подвал разрушенной администрации. Шёпот оглянулся и увидел, как неподалёку от разбитой машины шлёпнулись три польских мины. Над деревней кружили несколько дронов. От разрушенного снарядом, упавшим недалеко от укрытия, куда успели забежать бойцы, сарая раздался крик о помощи. Кричала женщина. Шёпот по-пластунски пополз на голос. За ним двинулись Профессор и Кедр.

Втроём они вытащили старушку, придавленную упавшей створкой ворот. Вероятно, у неё был закрытый перелом правой ноги. Ногу зафиксировали валявшейся поблизости дранкой.

– Кедр, рация нужна, рация! – кричал Шёпот.

– Не могу я никого вызвать, она разбита, – ответил Кедр.

– Кедр, мы её не донесём. Надо как-то добраться до наших, чтобы перевозку для гражданской вызвали. И взять у них рабочую рацию. Рискнёшь? Мы тебя здесь ждать будем, – сказал Профессор.

Так же ползком Кедр двинулся к обросшей сухой травой тропке, которая шла позади огородов. До ближайшей хаты ему нужно было проползти метров триста, потом перебежками вдоль огородов до хаты, где располагался отряд Седого. Кому-то покажется, что это немного, но тогда ценой этих сотен метров могла стать жизнь.

Кедр вернулся без рации и без перевозки.

– Игла не приедет. Нужно идти самим.

– Как так-то? Кто это сказал?! – возмутился Профессор.

– Ты что, забыл? Посмотри налево, и память вернётся. Разбили перевозку.

– Всё. Приехали! – прокричал Шёпот.

– Су-у-у-ка… Вете-е-е-р… – промычал Кедр.

– Злой, Клык, ползите сюда, быстрее! Нужна ваша помощь, – позвал Профессор.

Те высунули испуганные лица в подвальное окно, и Профессор понял, что от них помощи ждать не придётся. А действовать надо было незамедлительно – силы у пожилой женщины на исходе.

Шёпот выволок из-под обломков рухнувшей стены небольшую лесенку. Она, видимо, служила хозяйке, чтобы собирать куриные яйца из гнёзд, накинул на неё свою куртку, и втроём они подсунули самодельные носилки под старушку. Она несколько раз вскрикнула от боли. Волоком потащили пострадавшую по той же тропе. Шёпот тянул впереди, а Профессор с Кедром толкали сзади. Каждый метр давался с трудом, но они продолжали ползти. Понимали, что если их засечёт вражеский дрон, то гибель неминуема.

Метры казались километрами. Профессор молча молился. В этот день Господь был с ними. Добрались до своей хаты. Вскоре обстрел поутих и прибежал врач, осмотрел старушку. На тех же носилках Профессор и Шёпот отнесли её в санчасть. Там было что-то наподобие реанимационной. Бойцы поставили носилки на сколоченный из досок стол и вышли. Закурили. Через полчаса к ним вышел врач и сказал, что с бабушкой всё хорошо, жить будет. Надо только дождаться машины из соседнего полка, чтобы отправить её в госпиталь. С ним уже связались.

– Вот тебе и передовая, – устало улыбнулся Профессор. – Нам со  своей машиной нужно что-то решать.

– Ну, это уже забота наших отцов-командиров, – равнодушно откликнулся Шёпот. – А пока пойдём-ка отдыхать. Всему своё время.

 

ПО МИЛОСТИ БОЖЬЕЙ

 

С раннего утра в радиоэфире звучало: «Страна, страна, над нами птичка». Это означало, что враг начал вести за нами видеонаблюдение. После этих слов незамедлительно надо было уходить в укрытие.

Когда опасность миновала, к хате, где кантовалось отделение  Профессора, подошёл Злой. Он шёл из штаба, где каждое утро собирались командиры у Чародея – на совещание. Ещё в дверях он широко заулыбался:

– Здорово были! Можно к вам?

– Конечно, – отозвался Сэнсэй, – заходи. Чего угодно, чаю или кофию?

Злой отрицательно помотал головой:

– Чуть свет кофе напился. Я к Профессору зашёл, хочу с ним о Боге потолковать.

– Что ж ко мне-то? Шёл бы к отцу Савве.

– Ну, Профессор, сейчас мы узнаем, в церкви ли он. Я за тобой зашёл, потому что дело есть. Айда со мной.

Путь к хате, где жил Злой, пролегал мимо церквушки. Шли молча. Над Чертовкой время от времени поднималась дорожная пыль – рыча, проезжали к передовой танки, БТРы, другие боевые машины. Словно тени, шмыгали вдоль палисадников оставшиеся жители деревни.

Бойцы подошли к храмовой калитке, перекрестились и поднялись на невысокое деревянное крылечко. Под берцами скрипнула доска. Дверь в храм была приоткрыта. Там кто-то возился, доносилось бормотание. Неожиданно на них вышел батюшка – в пыли, чумазый, но радостный, словно дитя. Профессор, не растерявшись, попросил:

– Батюшка, благословите на добрые дела?

– Как тебя зовут, сын мой?

– Алексей.

– Господи, благослови раба твоего Алексия, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь… – произнёс священник, перекрестив Профессора.

В деревне, недалеко от храма, разорвалось несколько снарядов.

– А почто мы в дверях-то стоим?! Проходите внутрь. Храм немного пострадал от обстрелов, но ничего, с Божьей помощью восстановим. Главное, чтобы вы скорее отогнали врага подальше, а то совсем жития не даёт, – говорил отец Савва, идя впереди бойцов и по пути поправляя или гася поникшие свечи. Заутреня в церкви Рождества Пресвятой Богородицы закончилась недавно, и немногие прихожане разошлись по домам.

– Обязательно отгоним, отче, и погоним их до самого главного логова, – сказал Профессор, а Злой, молча, как бы подтверждая его слова, кивнул головой.

– Батюшка, скажите, пожалуйста, а когда будет возможность исповедаться и причаститься Святых Христовых таинств? Есть много желающих из нашего отряда? – вновь задал вопрос Профессор.

– Когда, когда… Да в это воскресенье. Я только рад буду, – ответил иеромонах, с детской улыбкой устремляя взгляд на иконы.

Их разговор был недолгим. Злой нервно смотрел на часы, так как ему нужно было подготовить ряд важных документов для Чародея – для этого он и зашёл за Профессором. Он так и не решился задать волнующие его вопросы отцу Савве, потому что все его мысли были не о Боге, а о земном.

«И зачем он тогда рвался к батюшке, неизвестно?» – подумал Профессор.

С бумагами провозились до сумерек. Потом Злой понёс их в штаб, а Профессор, уже затемно вернувшись в свою хату, рассказывал Сэнсэю и другим товарищам:

– Право, парни, когда он меня благословил, было чувство, что с плеч упал тяжёлый груз. Радость воцарилась в душе, спокойствие. Глаза у отца Саввы светло-голубые, добрые, он говорит с тобой, а кажется, словно по-отцовски обнимает и дарит уверенность, что всё будет хорошо. А улыбка у него, как у дитя. Сказал, что мы можем на исповедь и причастие прийти в воскресенье.

Но этому не суждено было сбыться.

Воскресным утром в хату без стука вбежал Злой и, едва отдышавшись, проорал:

– Профессор, Алтай! Срочно две группы на выход. Приказ Чародея. Сро-о-о-чно!

Ребята всегда были готовы, и поэтому крик Злого никого не удивил. Вышли. Построились. Злой сообщил приказ: нужно занять высоту на окраине деревни и не давать диверсионно-разведывательным группам пройти через этот квадрат. Выдвинулись. За окраинными огородами не успели даже начать окапываться, как по ним начали работать вражеские миномёты. Одна из мин разорвалась рядом с бойцами. Алтай увидел, как бездыханное тело Спрута сползает вдоль ствола одиноко стоящей яблони, возле которой тот окапывался. Раздался крик Шёпота: «У нас трехсотый!». На дне недокопанной траншеи корчился от боли Архип. Шёпот с Папусом бросились к нему. Осколок попал Архипу в бедро. Порванная штанина быстро набухала кровью. Чтобы остановить кровь, наложили жгут. Пока шла перевязка, Архип скрипел зубами и матерился. После обезболивающего он затих.

Выдвинувшийся вперёд снайпер Трос передал по рации, что снял двух вражеских корректировщиков. Обстрел закончился. Окопались.

На окопы подразделения выкатился вражеский танк. Хан схватил ручной противотанковый гранатомёт, прицелился и – первый выстрел.

– Попал! – закричал Хан. – Дайте еще стрелу.

Второй выстрел.

– Подбил! – это было последнее слово Хана.

Ответным огнём выбравшегося из горящей машины танкиста он был убит. Алтай резанул по нему очередью из автомата. Наповал.

– Какого… наша артиллерия молчит?! – возмутился Алтай. – Без огневой поддержки мы ничего не сможем сделать.

На лугу неподалёку от окопов стояла подбитая БМП, над ней, словно коршун, кружил дрон. Отделение хоть и успело окопаться, но не заметить бойцов сверху было невозможно. Вскоре польская мина взорвалась метрах в десяти от бруствера, за которым укрылся Профессор. Вторая – шлепнулась метрах в трех. Она не взорвалась. «Слава Богу!» – Профессор перекрестился.

Особенностью польских мин было то, что они летят беззвучно, лишь за мгновение до взрыва издают свист.

Начался массированный обстрел позиций. Профессору пришло в голову, что нужно срочно укрыться в ближней балки, на дне которой была густая поросль ивняка. Он поделился этой мыслью с Алтаем.

– Дело говоришь, уходим.

Несколько метров по лугу пробежали под огнем противника. Скатились в кусты.

Дрон перестал кружиться над опустевшими окопами и ушел за высотку. Обстрел моментально прекратился.

Тут обнаружилось, что Папуса зацепил осколок.

По общей волне Профессор связался с санчастью.

– Игла! Игла! Это четырнадцатый. У нас один двухсотый и два трехсотых.

– Двигайтесь к крайнему дому. Пришлем перевозку.

По очереди, перебежками несли Спрута. Архип, повиснув на плечах Шёпота и Профессора, старался прыгать на одной ноге. Папус дошел сам.

На окраине деревни перевели дух. Шёпот пытался закурить, но ничего не получалось, так как била нервная дрожь, руки не слушались. Профессор не отводил взгляда с неба. Его губы непроизвольно шептали: «Слава Тебе, Господи, Слава Тебе».

Подошла перевозка. Погрузили Спрута и Архипа, Папус запрыгнул сам. Остальные гуськом потянулись вдоль домов в расположение своей части.

Утром следующего дня Профессор с Сэнсэем отправились к отцу Савве, чтобы помолиться о погибшем товарище и о здравии тех, кто был ранен и остался жив.

Отца Савву они встретили в трудах.

– Батюшка, благословите, – попросил Профессор.

– Бог благословит, – произнёс тот. – Здравствуй, Алексей, здравствуй, дорогой! Можешь ничего не рассказывать. Я всё знаю. Пошли-ка в храм, там поговорим.

Отец Савва совершил заупокойную литию, помолились о здравии уцелевших. Поговорили о жизни, о том, что происходит, о войне. Оставалось дивиться, как отец Савва находил ответы на все вопросы, мучившие солдат. «Всё происходит по милости и воле Божьей. И даётся нам по грехам нашим, – несколько раз повторил он. – Вот и мне Господь уготовил такой путь, чтобы я помогал русскому воинству в его правом деле. Даже на войне, можно обретать Божью благодать через Святые Таинства Церкви. И кто знает, что нас ждёт впереди… – закончил он речь и, перекрестив уже поднявшихся, чтобы уходить, собеседников, сказал им вослед: – На всё воля и милость Божья».

 

ПЯТНАДЦАТЬ

 

Моросил осенний дождь. С самого утра на Чертовку опустился густой туман. Было относительно спокойно. В радиоэфире была мёртвая тишина, но с окраины деревни доносился треск автоматов.

Профессор и Волк стояли возле хаты и о чём-то разговаривали. Вдруг в тумане возник силуэт. Бойцы отошли за угол и начали всматриваться.

Шёл человек невысокого роста. Правая рука его была перебинтована и висела на повязке. С левого плеча постоянно спадал вещмешок. Когда человек подошёл ближе, Профессор узнал в нём Папуса из своей группы, который неделю назад был отправлен в госпиталь с осколочным ранением. Но всё-таки, чтобы убедиться, спросил:

– Папус, ты что ль?

– Я-я-я, – протянул тот.

– Ты же в госпитале должен быть?

– Да сбежал я оттель. Скучно там. Каждый день одно и то же. У вас тут веселее будет, – с улыбкой ответил Папус.

– Пошли-ка в хату. Чаю выпьем, заодно и расскажешь обо всём, – по-братски обнимая товарища, произнёс Волк.

Едва они скрылись за дверью, к ним в огород прилетела мина. Вместе с землей во двор посыпались осколки.

– Вовремя зашли, – придерживая правую руку, произнёс Папус.

– Всё нормально, не переживай, ты просто многое пропустил, пока был в госпитале, – выходя из комнаты, оповестил Крым.

Атмосфера в хате была совсем мирная. На печке отчаянно пыхтел чайник. По горнице, мурлыкая, бродил кот. Сели за стол.

– Помолимся братья! – предложил Профессор.

В отделении были ребята из разных регионов России: и православные, и мусульмане, и буддисты… Каждый молился по-своему, но все думали об одном, даже атеисты, – скорей бы закончились бои и чтобы остаться в живых.

– Слава Богу за всё, – вслух произнёс Профессор, закончив своё краткое мысленное моление.

Сэнсэй поставил на стол всё ещё буркающий и исходящий паром жестяный чайник. Папус начал рассказывать, как его зацепил осколок, как парни вытащили его, и как лечили в санчасти. Потом он замолчал, напряженно глядя в пол.

– Папус, что с тобой? Ты чего замолчал? Всё нормально? – легонько толкнул его в бок Смех.

– Да, да, всё хорошо! А вы слышали про Варваровку? – задал Папус встречный вопрос.

– Нет, не слышали, а что с этим селом не так-то? – спросил Алтай.

Подлив себе кипяточку, оглядев по очереди сидящих за столом, Папус произнёс:

– Там ад. Со мной в палате лежал солдат из 123-го мотострелкового полка, он рассказывал, как их там накрыли, и что у них не было ни связи, ни артиллерийской поддержки. «Над окопами, – говорит, – дроны кружат, как коршуны, гранатами засыпают. Выживешь – хорошо, а нет, так и нет. Может, и найти нечего будет». Вот так-то, братцы. Хотите – верьте, а хотите – нет.

– А как же тогда он сумел выйти оттуда? Он об этом что-нибудь говорил, Папус? – нахмурившись, спросил Чапай.

– Сорок раз говорил. Присыпало его в окопе, а когда обстрел закончился, он из-под земли выбрался, стал своих ребят искать. Трое их осталось, раненых, да одного не зацепило совсем. Ладно, пойду, отдохну с дороги, – произнёс Папус и отправился в боковую комнату.

Профессор, Волк, Смех, Алтай, Чапай, Крым, Сэнсэй, Клык и Шёпот молча переглядывались. Зависшую тишину нарушил миномёт, который находился неподалеку от их расположения.

– Что, задумались, хлопцы? – спросил Крым.

– Поживём, как говорится, и увидим, что будет, а пока пошли-ка заготавливать дрова, – похлопав по плечу Крыма, ответил Волк.

День провели в работе. Вечернее уже небо начали озарять яркие вспышки.

– Заработали наши «Грады»! – восхищённо произнёс Смех.

На такое зрелище хотелось смотреть долго и представлять, как снаряды попадают точно в цель, враг отступает, и что скоро мы все с победой вернёмся домой.

Пила да топор сделали своё дело: уставшие от работы – какой либо не знали, либо от неё отвыкли – бойцы заснули этой ночью как убитые. Но соседский кочет начал голосить с четырёх часов утра. Профессор проснулся и вышел во двор. Утро было погожее. С неба уже исчезли звёзды, и только бледный месяц пытался спрятаться за углом обветшалого сарая, который едва стоял, облокотившись на кусты шиповника.

В калитку, покачиваясь, зашёл ещё сонный Злой – посыльный из штаба.

– Волк и Клык здесь?

– А где им быть? – ответил вопросом на вопрос Профессор.

– Значит, так, приказ Чародея! – входя в хату, проорал Злой. – Клык и Волк, слушайте приказ. Минут через двадцать сюда подъедет «Камаз». Пылите на правый фланг, где стоит наше отделение. Быстро забирайте бойцов с вещами и везите их в Варваровку. После чего возвращайтесь обратно. Ах да, чуть не забыл, скажите им сразу, что ни связи, ни огневой поддержки не будет. И не спрашивайте, почему. Я сам не знаю. Пусть они найдут там Лесника. Продержаться им надо будет до подхода основных сил – дня три.

– Вот тебе и приказ. Это ж верная погибель для наших парней, – прошептал на ухо Смеху Алтай.

– Вам всё ясно? – глянув на обоих, бросил Злой вопрос в сторону уже облачавшихся Волка и Клыка.

– Так точно! – подпрыгнув, нарочито выкрикнул Клык.

– Клык, а чего это ты так подпрыгнул? – подначивая, спросил Крым.

– Боевой дух поднимаю, – так же ёрничая, прогнусавил Клык.

– Можно узнать, какого… мы их там оставим без связи, без огневой поддержки? Без продовольствия, наконец? А если они не найдут этого Лесника, что тогда? – сурово глядя на Злого спросил Волк.

– Поговори тут! Не твоего ума дело! – ответил тот с недовольным выражением лица.

– Да как же так… Что за… Это же верная смерть! – не сдержавшись, выкрикнул Дед.

– Отставить разговоры! – гаркнул, входя в хату, Чародей. – Приказ слышали?

– Так точно! – отрапортовали все хором.

– Ну, вот и хорошо! Выполнять! – приказал Чародей и так же неожиданно, как появился, вышел из хаты.

– Братцы, что ж это получается? Как так-то? Ну, ответьте хоть кто-нибудь? – нервно вопросил Сэнсэй.

Но в ответ лишь раздался шум мотора подъехавшей к хате машины и два коротких сигнала. Волк и Клык посмотрели друг на друга и, закинув автоматы за плечи, побежали к дороге. Злой заспешил за ними.

– Вы только… – не успел он договорить, как водитель «Камаза» рванул с места, окатив его грязью.

– Твою ж дивизию… – выругался Злой и, вернувшись в хату, попросил у Профессора сухой ветоши, чтобы вытереть лицо и очки.

Когда он ушёл, в горнице воцарилась мёртвая тишина. Каждый думал о чём-то своём. Шёпот и Смех чадили одну сигарету за другой. Алтай пытался впихнуть в печку полено, но она и без того была набита до отказа. Все всё понимали. Наступили долгие часы ожидания. Профессор встал перед иконой Казанской Божьей Матери и начал молиться о здравии и спасении воинов, которых в скором времени повезут в Варваровку.

В нервном ожидании провели весь день и вечер. Ближе к ночи Алтай предложил поутру отправиться на поиск товарищей. Согласились все.

– А на чём мы туда доберёмся? – спросил Сэнсэй.

– Попробую достать транспорт, – ответил Профессор.

По рации он связался с Кедром из разведгруппы и спросил, не сможет ли тот прокатить их «за ягодами». Тот не отказался. Оставалось дождаться утра.

В эту ночь никто не мог уснуть. Профессор пил кофе – одну чашку за другой. Смех нервно ходил по горнице из угла в угол и то и дело смотрел на часы. Шёпот успокаивал себя тем, что готовил лучины для розжига. Сэнсэй начищал свой автомат, который и без того блестел. Алтай что-то писал в блокнот и тут же зачеркивал, вырывал листки, комкал и бросал в мусорное ведро.

Когда закукарекал соседский петух, все оживилась. Начали готовиться к выходу. Брали только необходимое: гранаты, магазины, заряженные бронебойными патронами, перебирали аптечки, добавляя в них побольше обезболивающего.

Вдруг под окнами раздался визг тормозов. Шёпот нервно передёрнул затвор автомата. Тишина стояла такая, что можно было услышать сердцебиение каждого, кто находился в комнате. Дверь в хату открылась, и внутрь ввалились Волк, за ним Клык и незнакомый водитель. Тут же следом за ними явились Кедр и Злой.

– Где вас черти носили? Что случилось? – посыпались вопросы.

Волк оглядел присутствующих в комнате и вдруг, крепко заматерясь,  бросился на Злого с кулаками. Его оттащил Смех, держал, что было силы. На помощь ему подоспел Алтай. Но Волк, пытаясь вырваться из рук товарищей, продолжал кричать:

– Мужики, пустите! Эти суки выдали нам билет в один конец. Чародей и Злой знали, всё, суки, знали. И то, что там нет никакого Лесника, и что мы бы там и дня не простояли. А «Камаз» наш сожгли к чёртовой матери после того, как вот этот гад, – показывая на Клыка, кричал он, – велел оставить его на дороге и выгружаться. Едва мы успели отойти от машины метров на пятьдесят, чтобы осмотреться, как в него прямой наводкой прилетел снаряд. Всё сгорело.

– А где Седой со своими, где?! – прокричал Алтай Волку.

– Не знаю. Мы сразу же рассредоточились. Со мной были только эти двое. Мы отошли вправо, а ребята, по-моему, в левую сторону. Но знаю одно, что в машине никого не было. А эта гнида Злой знал, что оттуда нам не выйти.

Злой, как ни в чём не бывало, пересел со скамейки на табуретку к столу и начал заполнять какие-то бумаги. Смех и Алтай вывели Волка на улицу, чтобы спокойно с ним поговорить и разузнать, что там происходило вчера.

– Кедр, ну что, едем? Нужно всё-таки отыскать оставшихся там. Их пятнадцать человек, – сказал Профессор.

– Конечно! Только у меня всего два места. Кто ещё поедет с нами?

Вызвались Чапай и Крым.

Немного успокоившись и отдышавшись, в хату зашёл Волк, Смех и Алтай – следом за ним.

– Чапай и Крым едут с Кедром в Варваровку, – сказал им Профессор.

– Может, лучше мы с Алтаем поедем. Мы люди бывалые. Знаем, что и как, – предложил Смех.

– Ладно, езжайте вы, – Профессор снял разгрузку и отдал её Смеху. –  Чтоб лично в руки отдал мне. Я не хочу за ней ехать и искать вас у чёрта на куличках.

– Не переживай, Профессор, конечно, вернусь, меня дома ещё тёща ждёт, жена, пятеро детей и ипотека. У меня выбора нет.

Все заулыбались. Обстановка немного разрядилась.

Вышли во двор. Смех и Алтай забрались в чуть живой «УАЗик», приписанный к их отряду. Но по Чертовке он бегал исправно.

– Доедет? – спросил Шёпот у Кедра, постучав по капоту машины.

– А то! Знал бы ты, из каких передряг мы на нём выбирались, – ответил Кедр.

– Всё, мужики, езжайте с Богом! – перекрестив машину, произнёс Профессор.

«Уазик» затарахтел и завилял по разъезженной колее.

Часа через два за окнами раздался дикий крик Алтая:

– Живые! Они живые, братцы!

Все высыпали из хаты.

По дороге двигались пятнадцать пеших бойцов. Впереди, прихрамывая на левую ногу, шёл их командир отделения – Седой. Им навстречу побежали Сэнсэй, Волк, Крым, Шёпот и Чапай. Дед и Профессор обнимались и от радости, что товарищи остались живы, никто не стеснялся слёз.

Седой, подойдя к Злому, сказал:

– Сука ты редкостная. Вот скажи: зачем вы нас туда отправили, если знали, что там настоящий ад? И что выбраться оттуда практически невозможно?

– А я-то что… Приказ… – промычал Злой. Его трясло. Глаза от страха, что могут избить, были на выкате. 

Злого спасло то, что к хате подъехал бронированный автомобиль, из которого вылез невысокого роста человек, а за ним – два рослых крепких бойца. Приехавший явно был каким-то важным лицом на фронте. Он что-то сказал вполголоса одному из своих бойцов, тот подбежал к Злому и передал сказанное. Злой немедленно удалился.

– Ну, бойцы, ай да воины, молодцы, братцы! – говорил приехавший мужичок, пожимая руки вернувшимся из Варваровки.

Профессор подошёл к одному солдату из сопровождения и поинтересовался, кто это?

Тот с удивлением ответил:

– Что, вы не знаете, кто это?! Ну вы, блин… Это ж Батя! Командующий этого направления.

– Вот это да, – присвистнул Профессор и пошёл к своим. По цепочке передали, кто перед ними.

И тут Батя неожиданно спросил:

– Чаем-то хоть напоите, мужики?

– Конечно, напоим, пойдёмте в хату, – пригласил Сэнсэй.

Усевшись за стол, Батя осмотрел всех:

– 200-е, 300-е при выходе из Варваровки были?

– Никак нет, товарищ командующий! – встав, отрапортовал Седой.

– Да садись ты.

Батя общался с бойцами, как с родными сыновьями. Он им честно ответил, что как только узнал о том, что Чародей снял с фланга солдат и отправил их в Варваровку, он тотчас же выехал в Чертовку.

– Но сами понимаете… Связь у нас здесь никакая. Ну, хлопцы, отдыхайте, мойтесь, стирайтесь, приводите себя в порядок, – напоследок сказал Батя.

На следующий день бойцы узнали, что Чародей снят с должности командира отряда.

Профессор сходил в церковь, поблагодарил Бога за спасённые жизни товарищей. И подразделение продолжило выполнять поставленные уже новым командованием боевые задачи.