Сергей АРУТЮНОВ. МЫСЛИ В ЧАЯНИИ БУДУЩЕГО ОБУСТРОЙСТВА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Заметки самочинного реформатора

 

Сергей АРУТЮНОВ

МЫСЛИ В ЧАЯНИИ БУДУЩЕГО ОБУСТРОЙСТВА РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Заметки самочинного реформатора

 

Боюсь, что у замечательного Игоря Евгеньевича Витюка (https://denliteraturi.ru/article/8015) не было достаточно времени для изложения моих тезисов на недавнем собрании в Госдуме, поскольку его тезисы были куда важнее моих, и потому, стремясь разъяснить их, ещё раз благодарю его за доброе ко мне отношение и немедленно перехожу к сути.

 

***

…Тридцать лет борьбы за право быть самим собой – достаточное основание для смятенного прожектёрства, особенно если на праве толком так и не удалось как следует настоять.

В беспросветно серые дни думаешь без всякого зазрения совести, что три десятилетия просто потрачены впустую, и движение души в сторону русской словесности было скорее изнеженной прихотью, нежели настоянием рассудка. В развалившейся (а вероятнее всего, разваленной извне и изнутри намеренно) отрасли народного хозяйства, где правят бал «добрые знакомства», чинопочитание, нескончаемая лесть одних другим и такие же бесконечные предательства, пребывать не пожелаешь и врагу. Блаженны имеющие другие профессии! Все мыслимые слабости натуры – склонность к злословию за спиной и распусканию низких слухов, опасливое, ревнивое, а зачастую и просто подлое отношение к действительно одарённым представителям породы, замалчивание и затаптывание репутаций, сбивание в агрессивные банды в словесности проступает почти точно так же целостно, как и в иных сферах искусства. Отличие собственно словесности от них состоит в том, что она больше не является единым профессиональным союзом, а подверглась дисперсии, исхода из которой даже не намечается. «Писательская вертикаль власти» при обилии частных по форме собственности писательских союзов, существующих на членские взносы и иные пожертвования, сегодня видится абсолютно немыслимой даже несмотря на интеграционные попытки.

– И вы бы желали возрождения Союза писателей СССР с его немыслимыми льготами счастливцам, в него проникших?

– Да ничего уже не хочется, милые. Никаких «единых точек входа». Жизнь прошла (за эту фразу гораздо или не гораздо более старшие товарищи норовят пнуть меня в плечо, дескать, выискался аксакал), и ничего этой жизни, прошедшей в пустой борьбе, уже ни по большому, ни по малому счёту не надо. Лечь бы и умереть, но остатки природного здоровья по инерции продолжают чего-то своего желать…

 

***

Когда преобразования Верховного Богостроителя (А.М. Горький – С.А.) были попраны (1991), и великие журналы были тихо проданы каким-то до сих пор не выявленным господам предпринимателям, а некоторые из них скоренько, на рысях слетали на поклон к Соросу, а иные упорствовали и выдохлись далеко не сразу, куда-то запропастился и СП СССР, и его всемогущий Литфонд, и всё как-то побледнело, и… стало по росту непоправимо измельчавшим натурам. За тридцать три года в русской литературе не было создано ничего равновеликого тому, о чём некогда говорили по целым дням и ночам. На месте разворованного и уничтоженного возник несуразно пёстрый базар, где птицы, кричавшие громче всех, имели все мыслимые привилегии, а об остальных птицах предпочли забыть. В приполярной стране метафора особенно выразительна. Словесность сделалась чем-то вроде безобидного, но довольно-таки дурацкого увлечения, и слово «писатель» стало синонимом в лучшем случае дурака, если не развратника, гуляки и асоциального типа. Экое падение с вершин душевного инженерства! Идя обучаться письму, я как-то не сопоставил свой приход в профильный вуз с тем, что той жизни больше нет. И даже если кто-то расписал мне будущее, разве бы я остановился?

Описывать ад, в который попадаешь после окончания филологического вуза, не стану: приходилось. Корка в зубы, и свободен, и делай ты, что хочешь. В производстве любых материальных ценностей ты будешь последним прихлебателем и первым, соответственно, кандидатом на сокращение и увольнение. Невербальное не просчитывается. Люди, укоренившиеся в разномастных ведомственных и частных редакциях и особенно в пресс-службах, никаким Гоголем ещё не описаны, но они, верьте слову, куда злее гоголевских персонажей, поскольку их представление о тексте почерпнуто ими из произвола собственного ума, не обзаведшегося профильным образованием. Как правило, это бойкие натуры со вкусом к власти. Получая в районе средней зарплаты, можно быть совершенно уверенным: сожрут при первой возможности. И сжирают.

Вот почему кажется совершенно необходимым скорейшее предотвращение пережёвывания живых и ещё на что-то способных судеб и биографий.

И вот ещё что, помимо отрицания биологического выживания словесника в капиталистических джунглях – если нашей любимой и единственной стране ещё нужны такие, как мы, она может подать нам знак – да-да, помню вас, нужны, требуются (как на досках рядом с давнишними «Бюро трудоустройства»).

 

Статус молодого писателя

«Райтер», «рерайтер», «технический писатель», «новостник», «мониторщик», журналист, корреспондент, репортер, редактор, корректор – ау, это к вам, забросившим заветную корочку в дальний ящик родительского секретера, обращаюсь я, братья и сёстры.

Ваше трудоустройство в буржуазной действительности достаточно призрачно и туманно для того, чтобы вы, штатные единицы, на него не отреагировали.

А если бы пришёл настоящий день, и вместо того, чтобы украдкой улучать у работодателя, озабоченного эффективностью вашей службы, время для написания строфы, вы и вправду бы числились молодыми писателями, занятыми профильной деятельностью, а не сочинением аналитических статей по Бог знает каким продажам Бог знает чего, согласились бы вы на такое времяпрепровождение?

Речь не идёт о том, чтобы вы в барском халате с утра подслеповато наблюдали бы падение десятков тысяч снежинок, щурились, морщились и досадливо думали о том, что скорее бы пришёл вечер, а о том, чтобы вы каждый день знали, что вы нужны родной стране и она платит вам жалованье за вашу работу. Писатель, словесник (минимум по диплому филолога, литературного работника) – это уже кто-то, а не презираемый всеми и вся никто. Статус.

Молодой писатель, стало быть, фигура, которая может и мыслить, и страдать на письме.

– Да почему ж не сразу в профессионалы?

– А почему, милые, не сразу на почётную персональную пенсию лет с двадцати двух? Именно потому, что взрослеете вы теперь годам к тридцати, а молодёжью по закону перестаёте быть аж в тридцать пять, когда люди в Российской империи считались чуть ли не стариками.

Когда истекает у вас прописанный законом возраст молодёжи, и идите в профессиональные писатели, если уже точно видите, что не хотите для себя ничего другого.

Ставка молодого писателя вряд ли будет значительной, да и потом, в профессионалах, десяти МРОТ она точно стоить не будет, но для минимально опрятного существования при жёсткой экономии средств она будет не лишней, особенно если очередной крупный государственный заказ по вашему ротозейству снова пролетел мимо.

– Что за заказ?

– Государственный литературный заказ (ГЛЗ) будет формироваться на специальном портале, где вы будете простыми и привилегированными в зависимости от заслуг пользователями. Открывая его с утра, получая уведомления с него, вы будете совершенно точно знать, что от вас требуется.

– И сборник стихотворений? И просто стихотворение?

– Да что угодно! Будут среди вас и свои воротилы, конечно, и прохиндеи, но система будет единой.

– А зачем? Разве, как сегодня, не прикольно?

– Прикольно. А хочется, чтобы было разумно. Главное в том, что вашим работодателем станет государство.

– Не хотим служить государству!

– Тогда вам в другую страну.

 

***

Без портала словесников (база пользователей, база проектов, раздел размещения заказов, раздел экспертизы выполненных работ и контроля качества, платежей…) структурировать работу сегодня вряд ли получится. Будут на первых порах и сбои, и скандалы-интриги-расследования, но пронесётся год, пройдёт и другой с третьим, и «войдёт в практику».

– А без профильного образования что, нельзя?

– Можно, но право быть молодым писателем надо доказать на примерах своих работ. Изданных, вызвавших интерес независимых критиков. Правда, просто?

Не думайте, что вас будет много. Нам только кажется, что Русь обильна. Давным-давно нет, и в словесности друг о друге кто-то что-то наверняка слышал и сегодня.

 

Государственный литературный заказ

Важнее всего понимать, каков механизм формирования ГЛЗ, кто его формирует, а также кому и как поручает исполнить.

Государственное литературное агентство (ГЛА) вполне было бы способно заняться тематическим планом ГЛЗ.

В общих чертах ГЛЗ – это:

– не менее десяти романов о современности,

– не менее тридцати исторических романов,

– не менее пятидесяти великолепных технически и ментально сборников стихотворений,

– не менее десяти пьес о современности,

– не менее ста коллективных и тематических сборников стихотворений и прозы,

– сотни рецензий на классическую и современную словесность,

– а также поистине огромное количество переводов

– и многое другое…

Если идти путём «тендерным», то заказ вероятнее всего получит аффилированное с руководством лицо, и потому процедуру анонимизации заявки следует разработать с ещё большей тонкостью, чем при разработке процедуры распределения государственного заказа в других секторах экономики.

Из «плюсов»: в боях за «надлежащее исполнение ГЛЗ» выработается класс работников, способных служить своей стране, а не отвлечённым идеям.

При оценке художественной словесности следует помнить одно: критическое осмысление событий в стране – это вовсе не платное злопыхательство на её счёт.

 

Статус профессионального писателя

Напрасно говорят, что государство – монстр, и якобы безлично к частным людям. Все эти «руки брадобрея» – плод неформальных и уходящих за грань закона контактов.

За всё, что у нас происходит, ответственны совершенно конкретные люди, и разработать чёткий конкретный функционал для чиновничества в сфере литературы не представляет никакой сложности. Другой вопрос, что блюсти регламент человеку бессовестному и поверхностному относительно просто, а вот почувствовать, халтура или действительно великий труд перед ним, уже сложнее, если нет ни вкуса, ни совести, одни «левые» доходы на уме. Государственное управление культурой в России сегодня опирается во многом на те самые личные связи, «наработанные контакты», а оценку текста машине ещё не доверишь, и потому только самые неистощимые в страсти к словесности должны допускаться в святая святых – государственную приёмку и цензуру. Здесь мало не ругаться матом и не описывать соитий или не призывать убивать царей – каждая строка профессионала обязана быть исполненной с полным осознанием того, что именно ею прирастает язык времени и, следовательно, вечности. О критериях слова художественного, а не реферативного как-нибудь позже… отдельной статьёй.

Представьте, что к своим тридцати пяти вы уже опытные исполнители – вот момент, в который вы подаёте документы на статус профессионального писателя. Жест означает, что ничем другим вы в своей жизни заниматься не намерены. Два-три МРОТ, и вперёд, в реестр профессиональных писателей.

Комиссия по согласованию и присвоению статуса профессионального писателя рассматривает ваши труды и выдаёт экспертное заключение, которое вы в случае неудачи оспариваете при помощи независимой экспертизы.

Неудачам также, по-моему, огорчаться не стоит: выигрываете в обоих случаях – то вы в системе, то гонимый ею «за правду». Всё биография.

 

***

Министерство культуры Российской Федерации, куда писательство рано или поздно передадут, будет вашим шефом, что бы ни случилось. Департамент словесности создан так или иначе будет, и портал словесников создадут на его балансе, и заказ будет выставлен там во всей своей полноте без малейших утаек.

Подтверждённый статус будет выдаваться на три года или пять лет вперёд. Захотите уйти в смежные или совершенно перпендикулярные сферы – никто не держит. Свобода.

За длительную работу на государство – до 65 лет по закону – вам начислят и нормальные пенсионные баллы, и предоставят какие-то вычеты из налогов, и другие какие-нибудь не слишком наглые льготы, а главное – обеспечат работой, которую можно любить или не любить, но жить, благодаря ей. На вашем месте я бы взял два или три заказа, а если бы не справлялся (охладевал к идее), то передавал бы его через портал другому братскому исполнителю.

Как минимум то, что вы в случае разработки моей «реформы» не будете валяться под забором и гибнуть со стихотворными строками или чёрной руганью на устах, мне, может быть, зачтётся там, откуда не возвращаются.

Ответственное за свою литературу государство возьмёт на себя отчасти и ваши медицинские хлопоты, и даже, представьте себе, похоронные, и изредка будет награждать вас особенными значками за доблестный труд именно в словесности. «Всё, как у людей».

Раз в три года или пять лет вы всего-то:

– выпускаете книгу малой прозы или две книги стихотворений – да хоть роман-эпопею,

– пишете дюжину статей, посвящённых различным гуманитарным вопросам, но лучше всего – связанных непосредственно со словесностью и не новостного или реферативного (компилятивно-перечислительного) характера, а содержащих собственные аналитические размышления и выводы,

– организуете полдюжины крупных мероприятий (литературных чтений, фестивалей),

– ездите по стране с просветительскими лекциями и представлениями лучших изданий,

– консультируете непрофессиональных писателей с глубокой проработкой предоставленных рукописей,

– редактируете, корректируете рукописи, присланные персонально вам порталом, да и вообще творите то, что называется «литературной работой».

 

Абсолютный профессионал

И вот вам – непредставимо, невероятно! – прозвонило в большой соборный колокол 65 лет. Вы отработали на государство всю свою сознательную жизнь. Можно ли прийти в писательство позже? Ну конечно же, да. И в сорок, и в пятьдесят вполне возможно вторгнуться в него, оставив другие сферы… русские князья уходили из жизни монахами. И точно так же в пятьдесят (наверное, не позже) можно пятнадцать лет подряд подавать отчёты о сделанном, чтобы в 65 лет иметь общегражданскую, но всё-таки пенсию словесника согласно свидетельству.

Она мало чем будет отличаться от средней, «и всё же, всё же» – на душе будет немного светлей.

 

Огосударствление одинокого труда

Вас, вольных, надменных, презирающих подёнщину, может несказанно злить и государство, и цензура, и произвол, и «усмотрение», без которого наверняка не обойдётся, и весь вал нестроений, который непременно обрушится на вашу будущую судьбу, но я же никого не гоню в концлагерь и тем более в адские печи крематориев, а всего-навсего пытаюсь дать людям своего типа кусок нормального хлеба и не вижу иных путей, кроме как описанный мной.

Виниться не собираюсь, головы не клоню: перед вами – график жизни, которую можно просчитать, принять или отвергнуть, но целая сфера со своими несправедливостями и благами, позволяющая не предаваться отчаянию круглые сутки, как делал некогда и я, и многие из нас, и некоторые не выдержали. Их мне жаль точно так же, как жертв доисторического периода русской словесности, который мы ещё ни в себе, ни в управлении сферой не только не изжили, но даже не мыслим себе иной жизни. А она есть.

Цивилизованное состояние словесности подразумевает не только централизацию, но и вообще легализацию писательского труда как сферы, в которой работник оперирует не лопатой, молотом или мотыгой, а только словом, и словом художественным, пылким, воздействующим на сознание, чувства и память.

У журналистов своя свадьба, согласитесь, и у всех она своя, и отчего бы не сделать на своей улице праздника, не понимаю.