Ольга ГОРЕЛАЯ. ЖЕНЩИНА ПО ИМЕНИ ВОЙНА. О повести Николая Иванова «Пока играет флейточка»

 

Ольга ГОРЕЛАЯ

ЖЕНЩИНА ПО ИМЕНИ ВОЙНА

О повести Николая Иванова «Пока играет флейточка»

 

«У войны потаённая обида на родителей…» – да разве так бывает? Разве войны обижаются? И какие у них родители, в конце-то концов? У этой женщины по имени Война есть всё – пристрастия и предпочтения, странные сны и любимые игры. Она не капризна, работает… Выросла ведь уже, не маленькая… Всем своя, «всеми нелюбимая, но – родня». Вот и терпят. А в России терпеть не хотят. Воюют.

Николай Иванов в повести «Пока играет флейточка» сумел, не уходя в глубину истории, не перенося читателя в разные времена, объединить русский фольклор – с его певучими былинами и завораживающими то красотой, то ужасом сказками – и классический реализм. В повествовании явно и зримо выделяются три пласта. Первый – раскрывающий философию и психологию войны, политический. Скучно? Конечно, нет. Это ведь именно он фольклорный, в других фольклорные мотивы тоже будут, но здесь перед нами предстаёт живая сказка, знакомящая с главным героем повествования – Войной. Той самой подросшей кудрявой девчушкой, которой дали такое некрасивое, странное имя – Хохлица, но это несколько позже. Не знает она, ни где родина её, ни кто родители. Сны снятся на английском… Как так? А так. Политика – она политика и есть. Кто ж признается, что чудовище вырастил? Жила, росла на Украине, а корни-то дают о себе знать. И легко меняет Война языки, переходит с немецкого на французский, с итальянского на польский. Да и у чудесных её игрушек – мин-лепестков – изобретатели американские, так и хочется заменить на работодатели…

Это пласт, написанный саркастично, война вызывает отвращение. Только взгляните, как описываются мины-лепестки: «Без слёз не глянешь на приплюснутых резиновых жаб-уродиц, которых никто никогда по доброй воле не поведёт под венец». Но старается война – и остаются калеками, гибнут дети. Даже то, что мы видим их глазами войны, воспринимающей смерть как забаву, уже страшно: «Вон рисует мелом на асфальте школьные классики стайка мальков – деток донецких сепаратистов. Беззаботны, улыбчивы, но бестолковы от неведения, как легко «лепестки» разрывают в клочья детские пяточки. Вместе с сандалиями. Самая маленькая девчуля приноравливается запрыгнуть из первого сразу в третий класс. Напружинилась, собираясь с силой. Умничка. Отличница! Как раз там среди опавших листьев и прикинулся дурочкой «Лепесток» ПФМ…».

Но сарказм автора – только по отношению к войне. Диалог мамы с маленьким сыном естественен и трогателен, полон тёплыми словами и нежностью. Цинично слушает его Война, ведь боль и горечь в словах матери её заслуга, вот и рада она такой сказке: люди, легко становящиеся её жертвами, смешны для неё. Война издевается надо всем – верой в Бога и молитвами, надеждой на мир… Но и самой ей нет покоя – разбудили и отдохнуть не дают те, на языке которых снятся сны…

Им ведь нужны те самые земли, с которых война сметает золотящиеся колосья, им нужна власть над Россией, в которую вновь, в который уже раз, посылают родители-работодатели Войну. Нет в повести громких лозунгов, но нет-нет, да и напоминает автор и о запрете говорить на родном языке, и об уничтожении на Украине Русской Православной Церкви. От имени Войны, недоумевающей – почему же нельзя отречься от этих ценностей, в ряд с которыми поставлены и родители. Следующий пласт повествования это и объясняет.

Но минутку, говорила ведь про фольклор, сказку. И философию с психологией. Читаю «Пока играет флейточка» и понимаю, что у войны по имени Хохлица, пусть оно и прозвучит позже, только один смысл – уничтожение не просто российского государства как структуры, но уничтожение души русского мира, поэтому и мешают язык и вера… Поэтому использует автор форму сказочного повествования, рассказывая о войне, – нет ничего более русского в нашей литературе… Уже самой формой обозначено сопротивление, ведь в сказках в итоге всегда побеждает добро.

Второй пласт – реализм. Рассказывает он о мирной жизни в маленьком тувинском ауле. О жизни, на которую теперь уже напрямую влияет война. Внука бабушки Анай Маадыра мобилизуют. Тувинцы никогда от государственной службы не бегут. И такой долгожданный, так трудно доставшийся, часто болевший в детстве сын-внук приезжает попрощаться с бабушкой и односельчанами.

Из множества деталей соткан автором ковёр мирной жизни. Бегает по дому маленький козлёнок. Бабушка Анай разговаривает с ним, он разделяет её одиночество… Но надо накормить Маадыра и гостей, проводы на войну должны быть достойными. И это не жестокость – люди дороже, думать надо именно о них, им нужны силы. Одним – чтобы воевать, другим – ждать победителей с войны. Воспоминания Анай о детстве сына-внука. Вот трижды сжимает маленький мальчик бабушкину руку, показывая свою любовь к ней. И тайна их живёт много лет. Дарит лама потерявшему маму ребёнку дудочку – играть и выживать, укреплять лёгкие. Приходит в гости Коммунист Коммунистович – деревенская активистка, бабушкина подруга Чечек. Воспоминания, надежды на будущее, сегодняшние заботы наполняют повествование о мире. И мягкий юмор, ничего общего не имеющий с сарказмом описания Войны, её жизни, наполненной страхом и болью людей: «Сегодня можно», – вместо хозяйки разрешила Коммунист Коммунистович. В тувинском доме гость выше отца, но Чечек, перерезавшая при родах пуповину Маадыру, теперь на всю жизнь главнее всех в этих стенах. Как крёстная у русских. Пристукнула костылями, словно подписала дополнение в поселковый закон: «Можно! Лошади хвост не мешает, а выпивка дороге», – призвала для статусности самое священное животное, которому единственному дозволено доживать до естественного ухода.

Описание неприметной жизни тувинского села тоже пронизано мотивами фольклора – сама бабушка Анай, невероятно добрая, мудрая, да ещё и одетая в национальное платье со связанными с ним древними верованиями, уже немножко сказочная. Добавляется описание обычаев тувинского народа, особенностей быта – и мы невольно погружаемся в непривычный, но такой привлекательный мир. В нём сохранены традиции, в нём органично уживается древнее и новое, принесённое современной цивилизацией.

Именно здесь определил автор оплот противостояния войне. Думается, по нескольким причинам. Никогда не приживутся в тувинском ауле противоестественные западные новшества (или уже европейские традиции?): «Европе с её страстным желанием смешать мужчин и женщин в один средний род никогда не победить тувинцев, которые от момента рождения солнца определили для себя, что “маа” – это всегда девочка, а “оол” – только мальчик». Тувинцы – неотъемлемая часть русского народа, защитники, любящие и понимающие природу, животных, главное, понимающие целостность мира. И идёт защищать этот мир Маадыр – тувинец, человек с абсолютно мирной профессией лесного доктора. Лесопатолог. Тот, кто читал роман Николая Иванова «Суворовец Воевода. Боец Республики», обязательно вспомнит лесничего из Подмосковья, который помог Артёму. Любящие лес и людей любят и берегут, заботятся о них. А ещё – они тоже всей жизнью своей связаны со сказкой, живущей не в больших городах, а в глухих деревеньках и густых лесах…

Важно и то, что отметил в рецензии на новое произведение Николая Иванова Александр Леонидов («Флейточка Иванова против дудочки крысолова. Повесть живых голосов // https://denliteraturi.ru/article/8790: «Очень символично, что повесть “Пока играет флейточка” ставит главным вопросом межнациональные отношения в огромной и многоязычной русской семье народов. Нации разные – Россия одна. Для каждого сына державы его Родина – вся огромная Россия». Вот и встретились в повести русские, тувинец, дагестанец, молдаванин… На войне.

Третий пласт повествования ещё более реалистичен, сказочность растворяется. А на смену мягкому юмору заступает ирония. Подтрунивает автор над героями, подшучивают, иногда не очень по-доброму, они сами друг над другом: «Слышите, дятел стучит? Думаете, по сосне? Это он последний ваш мозг выклёвывает». Так, с иронией, занимается обучением завтрашних солдат, а вчерашних мирных граждан, майор Журавко. Хочет, чтобы выжили. Чтобы научились защищать себя, распознавать опасность, не лезли на неоправданный риск.

Снова появляется дудочка – флейта-пикколо, профессиональный инструмент с прилагающимся к нему музыкантом. Цветок, Незабудка – придумают же позывные… Ну и что, что фамилия? Вряд ли кто об этом подумает. Но флейтисту подходит. Занимавшиеся садом наверняка знают, какие живучие эти крошечные растения, только с виду нежные и хрупкие. Крупная роза не переживет первые же заморозки, а незабудки весной высунут свои личики навстречу пригревающему солнышку как ни в чем не бывало.

А сержант – как раз наш старый знакомый Маадыр. Видать, не привыкать ему брать на себя ответственность. Компания подобралась непростая. Тут тебе и бизнесмен Купец, и учитель-историк из Дагестана, и пьяница, теперь уже бывший, наверное, с позывным Синяк, и молодожён Москвич, постоянно болтающий со своим Ленушком, и молдаванин, к которому прицепился позывной Цыган, и сибиряк Ермак. И удивительный Ничей, пришедший добровольцем, чтобы заработать денег на ремонт родного детского дома. Кстати, учитель ведь тоже доброволец. Как не идти на фронт, когда ученики воюют. Профессионалов всего двое – майор Журавко и лейтенант Брусникин. Им сложнее всех, потому что отвечают за жизни подчиненных и обязаны, несмотря ни на что, выполнить задание. С тем на войну и приехали после недолгого обучения в рязанских лесах…

Сменяются картины войны и мира, перекрывают пласты друг друга, все больше пропитываясь войной: все мысли бабушки Анай, все надежды рядом с сыном-внуком; добровольцы и мобилизованные едут на фронт. Да и сама Война всё больше не развлекается за счёт мирных, а работает. И подслушивает уже совсем другие разговоры, мечтая об отдыхе… «Маадыр, добрая душа, пропустил впереди себя в подземное тепло ожидавших под дверью кота и войну. Последняя, не привлекая внимания, сразу юркнула на лежак. Порадовалась, что ни одной мыши не вышмыгнуло из-под брошенного на доски бушлата». Чем сильнее и увереннее становятся новобранцы, уже воины, тем больше похожа на попрошайку вчера ещё такая самоуверенная Война. Но не стоит обманываться, легко проникает она повсюду, стоит лишь на мгновение расслабиться, ударит, не задумываясь и не медля.

Постепенно пришли мы к самому важному, к тому, о чём сказано ещё в названии. Совсем скоро заиграет флейточка, под звуки которой будут две команды эвакуировать своих погибших. Так договорились воюющие стороны, точнее, два друга-афганца, оказавшиеся в борющихся друг с другом армиях. Но нельзя забыть людям то, как воевали вместе. Пусть крошечная надежда на возможность договориться, но остаётся…

Знаете, что удивляет в повести? Невероятная естественность в ней сказочно-былинных мотивов. В сказках, в былине про Садко не раз спасала героев музыка, мастерская игра на музыкальных инструментах. И в книге – не стреляют, пока играет флейта. В детстве защищала дудочка Маадыра, спасала здоровье, взрослых (и самого беззащитного из них – убитого) охраняет музыка. Символично. Красиво. И правдиво, потому что веками проверено и былинной историей подтверждено.

И любовь. Как без неё? Полнится повесть семейными историями, у кого-то только начавшимися, у кого-то прожитыми. Вспоминает Журавко земляничную поляну и свою одноклассницу Оксану, в которую был влюблён ещё школьником. Да ведь не просто так вспоминает. Воевать ему сейчас приходится как раз там, где прошли детство и юность. И как избежать необходимости стрелять в своих? В бывших соседей, близких людей? Страшная дилемма. Пока удаётся. Надолго ли? Но ведь именно живучая человечность со всеми её – с точки зрения войны – слабостями даёт надежду на мир.

Задание отряд получает понятное и очень непростое. В кои-то веки согласилась противная сторона обменяться убитыми. Уж очень нужное тело застряло в серой зоне. Границы крошечного перемирия обозначены, но кто сказал, что их точно будут соблюдать? Работают снайперы. Заминирован, скорее всего, наш погибший гранатомётчик. Но идти-то всё равно надо. Идут. А Брусникин, Москвич и Историк остаются ждать и прикрывать позиции.

Николай Иванов пишет так, что постоянно открывается читателю неожиданное – то шутка, то необыкновенная, подмеченная автором красота природы там, где и быть её не должно, и замечать не принято. А то и всё вместе: «Журавко наметил зигзаг до ближайшего зеркальца, раздавил ему стеклянную гладь – хрясь! Раскрошившиеся под ногами льдинки добавили к флейте новые звуки: хрум-хрум. Следом подоспели подпевки – чвак-чвяк, чвяк-чвак…». Но чем ближе к кульминации, тем меньше шуток, тем не только герои собраннее, но и повествование строже.

Да и кому до шуток, когда надо сберечь людей и выполнить задание. Журавко должен разминировать тело гранатомётчика, полковник-афганец (да, он и отправил всех в серую зону) – не допустить стрельбы и вернуть всех в окоп. Домой. Повседневные подвиги на войне… Не всегда им придаётся значение. Но подхватывает упавшую флейточку Маадыр (не зря Незабудка тренировал его в игре), а ранен Маадыр – снова флейточка у Цветка Жени. Да и правильно сказано ефрейтором морских пехотинцев, наставлявшим новичков: «У хохла что ещё сегодня осталось нормального, так это наше храброе русское сердце». Не только не заминировал кто-то тело погибшего русского воина, но и записку оставил, прощения попросил. И это очень мужественный поступок. Не повезло тут украинскому снайперу, верному другу Хохлицы, пришлось самому изворачиваться – взрыва не произошло. Пересказывать художественное произведение – дело неблагодарное, каждый прочитает сам и найдёт свои примеры. Отмечу лишь ещё несколько черт произведения.

Все пласты повествования связаны, поэтому картина не разбивается зеркальными осколками, как ледяная лужица под солдатскими сапогами, а отражает мир и процессы в нём, происходящие цельно. Задав изначально былинно-сказочный тон, пропустив фольклорные мотивы через все пласты повести, автор сумел дать политические оценки ненавязчиво, разговаривая с читателем доверительно и оттого очень убедительно. Да и философский контекст легко воспринимается, именно благодаря тону.

Не забыты переживания мирных людей, которые ждут своих родных, на земле которых идёт война. Вторые показаны опосредованно, через Журавко, но важность проблемы подчёркнута тем, что автор возвращается к ней несколько раз. И читатель снова и снова вынужден задумываться о том, что воюем мы на своей земле.

Очень чётко дано противопоставление, зачем идут две стороны на такой риск. За украинское тело обещана награда, иначе и забирать не стоило бы. За нашего погибшего награды не будет, никто и не ждёт, но раз появился шанс вернуть родным близкого человека, дать похоронить и оплакать своего героя – надо идти, даже рискуя своей головой. Оказывается, в маленьком отряде и свой поисковик, а это ниточка к Великой Отечественной. Такие ниточки протянуты во всех произведениях Николая Иванова, посвящённых войне на Донбассе. И это очень значимо. Не параллели или сравнения, которые не под силу даже Историку: «Сопоставить Великую Отечественную с войной нынешней оказалось сложновато даже учителю истории», а именно ниточки, которые и делают полотно нашей жизни единым, лишая историю права побыть нарядным лоскутным одеялом.

Не обошлась новая книга и без закольцованности сюжета, которую так любит автор. Если узнали мы о никому не нужных злобных жабах-невестах-минах в начале повести, то не могла хотя бы одна из них не взорваться и не найти себе жениха в конце. Наступил-таки на неё Москвич. И ведь что интересно, единственный из героев, кто похож чем-то на ребёнка. Именно его и оберегали, пытаясь не дать погибнуть практически сразу после свадьбы с Ленушком – постоянно беспокоящейся о нём, немножко, видимо, ревнующей молодой женщиной, оставшейся так далеко…

Многие пишут про кинематографичность произведений Николая Иванова. Всегда интересный сюжет, все книги читаются в ускоренном темпе, в напряжённом ожидании развязки. Но меня заинтересовало в данном случае другое. В романе «Реки помнят свои берега» развал Советского Союза в Беловежской пуще мы видим глазами главного героя – Егора Буерашина. И видим практически чёрно-белое документальное кино. Убраны цвета, убрано всё, что может отвлечь от происходящей трагедии. В повести «Пока играет флейточка» очень интересная концовка, как раз о приёме из романа напомнившая. Она будто из фильма-сказки советского времени. Помните, открывается в конце фильма окошко в домике и рассказывает повествователь о том, что будет дальше. «И стали они жить-поживать…». Иногда в несказочных фильмах пользуются таким приёмом. Он ярок, потому что опять же убрано всё избыточное, перед нами действие в чистом виде. Логичное завершение повествования, начавшегося сказкой…